Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арина же сидела в прохладной полутьме морга и смотрела на Глазунова. Пухлые губы, черные брови вразлет, вьющиеся темные волосы… Совсем еще мальчишка, по большому-то счету. Ее ровесники в этом возрасте еще гоняли в футбол, бегали на танцульки, строили планы на настоящую взрослую жизнь…
Арина ощупала шрам на боку у Глазунова. Синюшный, кривой… Не до красоты тогда было. Она провела скальпелем по рубцу. Все зажило. Могло начать снова гноиться, могло пойти заражение, но нет, повезло. Хорошая работа.
— Ты опять поешь про пыль? — голос Шорина за спиной заставил ее подпрыгнуть.
— Не врывайся сюда внезапно, пожалуйста. Я привыкла, что контингент здесь тихий, молчаливый. Лишние звуки пугают.
— Ты мне зубы не заговаривай. Если ты пела про пыль — значит, что-то плохо. С тобой или с малышом?
— Да все хорошо, просто задумалась.
— О чем?
— Вот видишь здесь? Все чистенько, гладенько, красота…
Давыд поморщился — у него явно были другие представления о прекрасном.
— Предположим.
— В общем, тогда там был вот такой ком из гниющего мяса. Еще немного — перитонит. Или заражение крови. И одно другого совсем не исключает. В общем, повезло мне. Вовремя попался.
— Ну и хорошо, что ж грустить? Ты молодец, и вообще кучу народу спасла. Мне твой Зиновьич знаешь, сколько про тебя напел?
— Да не в том дело. Просто получается, что вот эта вся работа — а мы часа три возились, не меньше — зря. На четыре года… Да портной не будет костюм шить, если ему сказать, что через четыре года его изделие на помойку выкинут…
— Ага, а если сказать пекарю, во что его булка превратится после того, как ее съешь, он вообще с ума сойдет.
— Да ну тебя, дурака.
— Арин, это был взрослый мужчина. Ты сделала свою работу — правильно, хорошо, на совесть. Как он ей распорядился — уже не твоя печаль.
— Да если б на совесть… Говорю — повезло. Понимаешь, полевая медицина — это и не медицина вовсе. Задача врача — чтобы человеку, которому сейчас плохо, стало назад хорошо. А задача военного врача — вернуть боевую единицу на позиции… И что там будет, когда война закончится, — не наше дело. Вот мог тот же Глазунов прийти домой — да и превратиться за год-другой из человека в развалину.
— Ну, слушай, это война. Я там тоже не цветочки нюхал.
— Ну, ты хоть своих не калечил…
— Калечил и убивал. Знаешь Изюм?
— Есть такой городок. Недалеко от столицы. Все, что я о нем знаю…
— В общем, было дело — ударила мне вожжа под хвост, что там можно прорваться… Себя убедил, еще троих драконов… И каких — я при каждом из них Вторым за честь почел бы служить… Шурик Ланин — умничка, ленинградский интеллигент, все книжки пересказывал… Алият Асвацатурова. Женщина-огонь. Я в нее чуть не влюбился… и Боря Батыршин — человек серьезный, немолодой уже. Каждого убедил. Даже Моню вот почти убедил. Кое на кого из высшего командования матом наорал, когда меня выдернули за шкирку и спросили, куда я, дурак, лезу…
В общем, пробили мы там щит. Вчетвером-то. И день держим дырку, мол, проходите, ребята. Нормально, продвигаются наши… А ночью мы чуть дальше нос сунули — а туда уже десяток немецких драконов свезли. Мне бы сказать, мол, извините, обосрался, отступаем, пока целы. Но все уже в азарте… В общем, из десяти ихних и четверых наших выжил один. Я. И то — спасибо Моне. И вот из этих троих дети были только у Борьки… Так что я, считай, одним махом две ветви драконьи зарубил… Янеку, как вырастет, воевать тяжелее будет…
— Янеку?
— Ну, нашему сыну.
— В смысле, Павлику?
— А Павлику-то зачем? Вот представь, серьезный человек, дракон, на коне… И Павлик. Ну не бывает таких Павликов.
— А Янеки бывают?
— У него дедушка был Ян.
— А другой — Павел.
— Но Ян звучит лучше. Гордо, мощно… Мужское имя.
— А Павел — благородно.
— Я сказал — Ян.
— А я сказала — Павел!
— Ян!
— Павел!
Они еще какое-то время так переругивались в прачечной, потом — на улице, пока Арина курила очередную папиросу, потом, продолжая препираться, ввалились в приемную.
Посетитель, сидевший в приемной, круглолицый мужчина лет пятидесяти, поднял на них глаза — и вдруг затрясся.
— Дракон! Ты еще не сдох! — произнес он с ненавистью в голосе. Шорин мило улыбнулся:
— Сдох. Я его сын. Евгений Львович, если не ошибаюсь?
— Да, вы правы… Как вас там… Янович, — посетитель явно был смущен.
— Давыд. Через Ы.
— Не буду говорить «очень приятно», чтоб не врать.
— Взаимно.
Арина переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что происходит.
— Познакомься, Арин! Легендарная личность. Простой прапорщик, ординарный, чуть не убивший настоящего дракона в восемнадцатом году под Екатеринодаром! И только разорвавшийся рядом снаряд не дал ему закончить начатое. А дальше — сюжет. Кто-то что-то перепутал, ты же понимаешь, Гражданская, сложно понять, кто есть кто, — и оказались они в госпитале на соседних койках. Так и познакомились. Ну, имена друг друга узнали. Насколько я знаю, Евгений Львович получил на память о тех славных временах трясущиеся руки и параноидальную ненависть к драконам.
— Правду ли говорят, — он вежливо склонился в сторону посетителя, — что вы даже книгу написали про рыцаря, убивающего в одиночку сразу троих драконов?
— Одного, но трехголового.
— Мило. Надеюсь, сюда вы пришли не по мою голову? Прошу прощения, у меня последняя.
— К сожалению, все куда банальнее. У меня украли чемодан.
— У-у-у-у… Ну, это не ко мне.
— Ну да, приносить пользу — это так не по-драконьи… Арина решила вмешаться в этот обмен любезностями.
— Напишите, пожалуйста, заявление о пропаже. Подробно: где украли, что украли, при каких обстоятельствах. Если в чемодане были вещи, которые вы сможете опознать — опишите их подробно.
Она скосила глаза на его пляшущие руки.
— Если вам тяжело писать, давайте я запишу под вашу диктовку.
Евгений Львович отмахнулся и принялся что-то карябать карандашом на придвинутом Ариной листе.
Когда Давыд и Арина вышли на крыльцо, Шорин вздохнул:
— А знаешь, я к этому старому пню чуть обниматься не полез.
