Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До дома они бежали, взявшись за руки и хохоча, как два школьника, удравшие с уроков. А дома — целовались без конца, как после долгой разлуки.
— Братцы! Не задерживайте церемонию, вас все уже ждут, — они не заметили даже, как в комнату вошел Моня.
— Ох! — зашедшая за ним Белка всплеснула руками. — Ирочка, да что ж ты с непокрытой головой? Нехорошо это, не по-человечески.
Она принялась рыться в шкафу. Где-то в самой глубине скрипучего рассохшегося ящика раскопала нужное — и торжествующе вытянула на свет стопку белых кружев.
— Моя фата. В ней за Яна замуж выходила, — она накинула фату на Арину, — а хорошо, тебе идет.
Тяжелые кружева легли вокруг лица, как рама портрета, придавая Арине сходство с дамами прошлых эпох.
Она подала Давыду руку — и парой спустились вниз.
Арина выскочила из темной парадной — и зажмурилась. Солнце светило невозможно ярко.
Накрытые скатертями всех мастей столы, выстроенные друг за другом, змеились по всему двору. Скамейки из стульев с перекинутыми между ними досками повторяли траекторию столов. Между деревьями были протянуты веревки с цветными флажками и бумажными цветами.
Женщины бесконечной вереницей несли с летней кухни на столы все новые и новые блюда, кастрюли, тазы и супницы. Мужчины деловито расставляли бутылки. В углу под навесом сыгрывались Аркадьичи — помимо самого Муштая, присутствовали аккордеонистка Алла Аркадьевна, гитарист Лев Аркадьевич и барабанщик Кузьма Аркадьевич, брандмейстер в отставке.
Звуки отражались от стен дома, множились и улетали вверх, в кроны деревьев, а оттуда — к солнцу.
У Арины закружилась голова от этой яркой, шумной, нереальной картины. Она закрыла глаза.
— Качинская! — раздался резкий голос Александра Зиновьевича.
Ну вот и все. Сказка кончилась. Пора просыпаться — и на смену. На войне сны всегда такие и были — яркие, длинные, про счастливую мирную жизнь, про любовь…
Арина помотала головой и открыла глаза. Левантийский двор со столами, нелепыми флажками и веселыми лицами друзей и коллег никуда не делся. А Александр Зиновьевич, несколько располневший и полысевший, стоял рядом и протягивал Арине букет.
— Прекрасно выглядишь, Качинская. Можно тебя на пять минут для приватной беседы?
Арина вопросительно посмотрела на Давыда, тот поморщился и кивнул.
— Ты понимаешь, во что ты вляпалась? — спросил Александр Зиновьевич, когда они отошли в сторону и достали папиросы. — Ты хоть знаешь, чем этот проходимец зарабатывает на жизнь?
— Мы коллеги.
— То есть ты тоже этим промышляешь? Никогда бы не поверил.
— Промышляю чем? Александр Зиновьевич! Раньше у вас не было привычки говорить загадками.
— Этот твой жених явился ко мне где-то в апреле, мол, посмотрите, что там со мной, а то друзья волнуются.
— Я его к вам направила.
— Не сбивай меня, я сам собьюсь. И так между делом спрашивает: «А вот если я женщину прокляну на бесплодие, ну, чтоб детей не было, — ей от этого что будет, кроме отсутствия всяких волнений и неприятностей?» Каков вопросик! Я, конечно, его порасспрашивал — и сдается мне, что он затеял нехорошее дело. Предлагает дамам проклятье в качестве средства от детей. Ну, я ему вкратце обрисовал все, чем чревато такое «народное средство», он аж побледнел и срочно попрощался. Так что ты смотри, как бы благодарные клиентки вас обоих не растерзали.
Арина рассмеялась от облегчения.
— Александр Зиновьевич! Вы опять все не так поняли. Я вижу Давыда на работе каждый день — на такой промысел у него не хватило бы ни сил, ни времени.
— Дай-то бог, — вздохнул Александр Захарович, — дай-то бог…
Тут на них накинулась Белка, погнала Арину за стол, а Александра Зиновьевича вовлекла в поток воспоминаний о совместной учебе.
— Так ты все это сделал из-за того, что Зиновьич тебе наговорил? — шепнула Арина Давыду, когда они сели во главу стола.
— Что «это»? А… понял. Ну да. Страшно за тебя стало.
— Ну ты б хоть предупредил.
— Надеялся дождаться момента, когда ты сама заметишь. Но не выдержал. Что поделать, если угораздило влюбиться в чертовски привлекательную дамочку.
Арина вздохнула и погладила его по плечу. Без спросу решить ее судьбу для ее же блага — в этом был весь Давыд.
Свадьба шла своим чередом. Пили, пели, кричали «Горько!», гомонили на все лады.
Постоянно кто-то приходил, кто-то уходил, каждому вновь пришедшему доставалась тарелка наваристого борща («Мама говорит — они три ведра сварили», — шепнул Шорин). С каждым надо было поздороваться-попрощаться, выслушать поздравления, перекинуться парой слов. Это напоминало сон, где чередой проходят перед глазами знакомые, полузнакомые и вовсе незнакомые лица.
— Позвольте вас ангажировать! — Ангел в сияющей парадной форме встал у Арининого плеча. Арина оглянулась — музыканты играли что-то явно не танцевальное. Возле Шорина в такой же приглашающей позе стоял Моня. Арина нашла глазами Якова Захаровича. Тот развел руками: мол, он предупреждал.
Во дворе уже стоял катафалк — и Белка быстро, но интенсивно пихала Вазику пироги, рыбу и борщ в стеклянной банке.
— В общем, труп у нас. Лежал на чердаке. Зимой там белье сушат, а летом почти никто не ходит. Мальчишки обнаружили. Мужчина, больше ничего не знаю.
— Ну, уже что-то, — улыбнулась Арина.
Попав в прохладную полутьму катафалка, она наконец-то смогла сосредоточиться.
— А ты теперь мой муж, — удивленно произнесла она, глядя на Давыда, как в первый раз.
— А ты — моя жена, — так же удивленно ответил он.
— Муж.
— Жена.
Оба засмеялись.
— Приятно видеть, что вы разобрались, кто из вас кто, — усмехнулся Моня.
Может, люди тот чердак почти не использовали, а вот голуби облюбовали давно и прочно. Пол казался белым от обилия свидетельств их присутствия. Арина сначала пыталась идти аккуратнее, чтоб не запачкать прекрасное платье, но потом поняла, что бесполезно. Шорин все-таки заправил свои пижонские штаны в сапоги. Моня поглядывал на него с некоторой завистью, с его лакированными туфлями такой фокус бы не прошел.
Труп лежал у самого окна, так что был освещен солнцем, как актер на сцене. Арина глянула ему в лицо — и почувствовала, как по коже пробежал холодок.
— Пиши, Ангел! Мужчина, родился 16 марта 1922 года. Особый, воздух, пятерка. На правом боку шрам длиной восемнадцать сантиметров…
— Вы это прямо под пиджаком видите? — Ангел округлил глаза.
— Я сама ему этот шрам