Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моня отвел ее в сторону.
— Тут еще немного деньгами…
— Что вы, Мануэль Соломонович! Не надо! Детки сыты — с остальным справимся! Она снова плакала, но уже от радости.
Из детского дома выбежала Жанночка.
— Уже вернулся? — спросила она у Шорина строго. — А почему без собаки?
— Извини, не успел за ней заехать.
— Это неправильно, — отчитала она его, — я тебя уже с собакой нарисовала. Вот.
Она протянула Давыду мятый листок. На нем красивый милиционер держал на поводке большую собаку. Милиционер почему-то был обут в оранжевые тапочки.
— Это я? А что это я в тапочках?
— Ничего ты не понимаешь! Это сапоги. А оранжевый — просто самый красивый цвет. Вот я тебе им сапоги и нарисовала! — она поцеловала Давыда и убежала.
— Умеешь ты, Цыбин, подарки делать, — вздохнул Давыд, когда они возвращались в каретный сарай. — Скажи, Арин, лучший же подарок на свадьбу.
Арина закивала головой.
Вечером Давыд и Моня зашли по старой памяти к Арине выпить по бутылочке пива после работы. Сидеть пришлось на двух чурбаках, притащенных из дровяного сарая. В дверь тихо постучали.
— Войдите, — серьезным голосом произнесла Арина.
— Значит, свадьба отменяется? — спросил Васько, проскальзывая в дверь. Моня развел руками.
— Вот самое обидное. Бражка стоит, аппарат есть, так что в случае чего — напоить могу всю Левантию. А вот накормить — увы.
— Мне тут тетка полсвиньи прислала… Ну это… — Васько всосал в себя, кажется, весь воздух, что был в комнате, — вы возьмите, в благодарность. Это ж вы нас с Дашей познакомили… И дело вы хорошее сделали.
И это было только начало. Каждый день к Моне, Арине и Давыду подходили сотрудники УГРО и стыдливо предлагали какие-то продукты на свадьбу. Кто-то принес фруктов из своего сада, кто-то — картошки и буряков из запасов…
Рябчики просто позвали Моню на ночную рыбалку с уговором — весь улов пойдет на свадьбу.
И очень жалели, что ни толком засолить, ни завялить рыбу не успеют.
Тут уж Моня взял на себя командование — и показал, как коптить рыбу в железной бочке.
Моня рассказывал подробности ночных приключений всем, кто интересовался, почему все рябчики УГРО так упоительно пахнут копченой барабулькой.
А в пятницу всех троих вызвал Яков Захарович.
— Скажите, ребята, вы не могли бы свадьбу вашу перенести? — начал он без предисловий.
— На сколько примерно? — ответил Моня неохотно.
— Лучше бы на год-другой. Но если совсем невозможно — хоть на неделю.
— Исключено. Люди из других городов приедут, отменять приглашения поздно, неделю их тут мариновать — вообще не дело…
— Моня, ты из меня зверя-то не делай. Я ж только рад за эту парочку, — Яков Захарович кивнул на Давыда и Арину, как будто бы они были где-то далеко, — но сам пойми. Шорин у нас один такой. Лику мы с тобой договорились беречь, до работы особо не допускать, а значит, в воскресенье у вас с Давыдом так и так рабочий день.
Моня кивнул.
— Теперь Арина.
— У меня в воскресенье выходной, — робко заметила Арина, умоляюще глядя на Якова Захаровича.
— Помню, но нет. Не выходит. Потому что ваш научный отдел хуже Особого. Ни одного ответственного человека. Ваш драгоценный Евгений Петрович записался на какую-то конференцию судмедэкспертов в Москве. Вот, телеграмму прислал. Мол, отбыл на конференцию в соответствии с январскими договоренностями. А я, значит, помни, отпускал я его в январе, или он сам придумал.
— А Таборовские?
— А у Таборовских сегодня ночью дочь родилась. Так что, боюсь, они не выйдут.
— Не выйдут, — эхом ответила Арина.
— Получается — вы оба в воскресенье работаете. И Моня ваш — с вами за компанию.
— Яков Захарович! — лениво протянул Моня. — Ну сами подумайте. Вам точно надо, чтоб мы весь день тут сидели? Или вам важно, чтобы в случае чего мы выехали оперативно?
— Скорее, второе.
— Так свадьба будет в десяти минутах отсюда медленным шагом. Посадим дежурного на телефон, если что — мы мигом.
Яков Захарович хотел что-то возразить, но только рукой махнул.
— В общем, сидите, где хотите, но предупреждаю, криминальный элемент по воскресеньям не отдыхает. Так что горько там или не горько — поедете в свадебное путешествие на место преступления.
— Так точно, — молодцевато козырнул Шорин, пытаясь погасить улыбку от уха до уха.
Свидетели и потерпевшие
— Ты сукин сын, бесчувственный к красоте! — Моня вещал, как со сцены.
К вернувшейся из ванной Арине бросилось на руки нечто, оказавшееся перепуганным Варькой.
К его ошейнику была косо пришпилена бутоньерка.
— Пытался этому охламону красоту навести, так он сопротивляется. Даже вон цапнул, — Моня показал поцарапанный палец.
— А зачем ты ему бутоньерку нацепил?
— Так он это… Член семьи, лучший друг жениха. Куча народу придет, оркестр будет — а тут Варька как шпана бегает в одном ошейнике, даже без цветов.
Шпана Варька, сидя на руках у Арины, вилял хвостом и пытался лизнуть ее в лицо.
— Оркестр? Монь, ты палку-то не перегнул? И так денег нет, а ты оркестры заказываешь…
— Ну тоже мне оркестр. Ни разу не джаз Энтелиса. Так, Аркадьичей пригласил за бутылку-другую сыграть.
Аркадьичи еще в Аринином детстве считались левантийским курьезом. Руководитель ансамбля, статный седовласый Илья Аркадьевич Муштай, кроме того, что был великолепным кларнетистом, имел еще две отличительные особенности: во-первых, он со всеми был на «вы». Даже приходя вечером пьяненьким и ругаясь с женой, он хоть и матерился, как портовый докер, но исключительно на «вы».
Второй же странностью Ильи Аркадьевича была его святая вера в тайну имени. Он был убежден, что имя, а особенно отчество определяет судьбу человека. Поэтому в свой ансамбль брал людей исключительно с отчеством Аркадьевич (в крайнем случае — Аркадьевна). На музыкальные способности он смотрел во вторую, а то и в третью очередь, так что ансамбль был дружным, приятным в общении, но по части музыки — на большого ценителя.
Чаще всего искусством Аркадьичей можно было наслаждаться на похоронах, иногда — на свадьбах. Арина относилась к ним с той же нежностью городского уроженца, как к нелепому городскому фонтану в виде
