Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

– Подземные залы?..

– Так они это называли, – кивнул Эберляйн. – Они очень удивлялись, что, в какой бы точке ни открывался вход, они всегда попадали в одну и ту же гигантскую галерею… да, можно сказать, подземных залов. Но к тому времени они уже поняли, что у них нет ни экономических, ни научных возможностей, чтобы извлечь из этой истории хоть какую-то пользу. Они нашли адвокатов и предложили своего рода обмен на очень странных, как я уже сказал, условиях. По контракту они сохраняли за собой крест и звезду и выполняли функции… что-то вроде хранителей входа. Фонд, в свою очередь, обязался послать научных экспертов и превратить все находки и открытия в обоюдную прибыль.

– Так что же там было? – спросил Дон.

Эберляйн загадочно улыбнулся. Ветер за крепостными стенами, судя по истерическому дребезжанию стекол, стал еще сильней. Краем глаза Дон заметил, что Эва тоже внимательно прислушивается к разговору.

– Начнем с того, что сделанные находки вряд ли могли быть истолкованы в начале двадцатого века… Уровень развития науки, вы понимаете… Прошло не меньше десяти лет, прежде чем Фонду удалось разработать метод получения… освоения… как бы это сказать… оставленных нам знаний. Метод достаточно примитивный, по сегодняшним понятиям. Оставленные знания… может быть, я выбрал неправильное слово, вряд ли это можно назвать знаниями, это скорее трудно толкуемые нашептывания, раскрывающие основы мироздания. Своего рода ментальный чертеж устройства мира.

– Этого я никогда не понимал, – вставил Дон. – Даже простой чертеж, а тут еще ментальный…

– Но ведь для того, что получить ответ, надо правильно поставить вопрос, не так ли? – спросил Эберляйн. – По крайней мере, надо иметь хотя бы приблизительное представление, о чем ты спрашиваешь. Работа Фонда началась вместе с двадцатым веком… и на соответствующем времени уровне… В то время такое понятие, как частица Хиггса[51], если бы и существовало, было бы отметено, как ненужный мусор. Пройдет еще тридцать лет, прежде чем Джеймс Джойс изобретет термин «кварк». Нейтрино, мезоны, астрономические тайны квазаров… подумайте, мы говорим о мире, который еще не принял дарвиновскую эволюционную теорию. Паровоз считался грандиозным техническим достижением, а маузер с бездымным порохом – вершиной огнестрельного оружия. Стальная спираль была известна, но уж никак не спираль ДНК. И самое печальное – если бы даже кто-то и увидел двойную спираль во сне и зарисовал, все равно никто бы ничего не понял. Все эти попытки, которые, правда, становились все менее примитивными, закончились в 1917 году, когда крест и звезда внезапно исчезли.

– В 1917 году? – повторил Дон.

– Именно тогда звезда была спрятана в могиле Мальро, – пробормотала Эва. Это были ее первые слова за все время разговора.

Эберляйн выдержал паузу. Его освещенная фарфоровыми светильниками фигура была совершенно неподвижна.

– Последнюю экспедицию снарядили поздней осенью 1916 года. Погода в Арктике была отвратительной, во всяком случае, для тех технических средств, которыми тогда располагал Фонд. В июне норвежцы сообщили, что крест и звезда бесследно исчезли, поэтому договор с ними автоматически утратил силу. Все контакты были прерваны. Насколько мне известно, судовладелец Янсен умер в нищете несколько лет спустя – и это несмотря на то, что, сохраняя монополию на крест и звезду, заработал за эти годы огромные деньги. Не помню, упоминал ли я, что учредители и главные лица Фонда занимали крупные посты в оборонной промышленности. Так что даже то, что удалось узнать в «подземных залах», немало способствовало появлению многих новых видов вооружений.

У Дона появилось неожиданное déjà vu – он отчетливо ощутил запах аудитории в Лунде, где буйным цветом цвели всевозможные теории заговоров. Он сделал над собой усилие и продолжал слушать Эберляйна.

– Вход в Подземный мир закрылся, но осталось множество записей странных видений, посещавших исследователей в «подземных залах». В двадцатые и тридцатые годы ученым хватало работы – пытались понять, что же, собственно, содержат эти послания из иного мира. Поскольку интересы их ограничивались главным образом военными технологиями, основное внимание было сосредоточено на устройстве атома. Из записей и рисунков вытекало, хотя и довольно смутно, что атом содержит в себе неисчерпаемое количество энергии. Но даже при огромных возможностях Фонда на финансирование подобного проекта его средств не хватило бы. Тут нужно было государство. Естественным сотрудником Фонду виделась Германия. Но в 1932 году выборы, к всеобщему удивлению, выиграла национал-социалистическая партия. Оказалось, у Фонда совершенно нет личных контактов с новой властью. Нацизм… правопопулистское движение, его же никто не воспринимал всерьез! А военную промышленность результат выборов застал врасплох. Правда, Гитлер начал наращивать военную мощь, так что промышленники быстро утешились. К тому же новая власть проявляла огромный интерес к военным технологиям, как бы они ни были сложны и дороги. Даже если эти технологии были направлены в далекое будущее.

– А Карл Мария Вилигут?

Эберляйн тонко улыбнулся:

– Карл Мария Вилигут в начале тридцатых годов был одной из ключевых фигур Фонда. После Первой мировой войны у него был опыт работы во внешней разведке, и манипулировать людьми он умел превосходно. Ему пришел в голову блестящий план – по крайней мере, ему он казался блестящим. Он решил наладить тесное сотрудничество с нацистами, а среди нацистов – с истинным вдохновителем всей этой громыхающей риторики, с шефом СС Генрихом Гиммлером. Для начала, разъяснил Вилигут на заседании правления Фонда, он собирается представиться Гиммлеру, как потомок древнего рода арийцев, насчитывающего ни более ни менее как двести двадцать тысяч лет. Его, естественно, подняли на смех. Но, как оказалось, зря. Успех этой дурацкой выдумки был таков, что Вилигут стал ближайшим человеком у Гиммлера. Именно в это благословенное время и возникла идея перестройки северной башни крепости. Это место буквально пронизано психической энергией. Конечно, было в высшей степени наивно надеяться на помощь Гиммлера.

– Тем не менее анализ Вилигута нельзя не признать глубоким, – сказал Дон и посмотрел в недра погасшего камина. – Гиммлера он раскусил.

– Согласен. Перестройка северной башни прошла как по маслу. Но в 1938 году Карл Мария Вилигут был убит в берлинском темном переулке, и все сотрудничество с нацистами было немедленно заморожено.

– Карл Мария Вилигут убит? Он же не был убит! – сказал Дон тихо. У него просто не было сил повысить голос. – Его выперли из СС, потому что открылось, что он подолгу лечился в психбольницах. Выперли, потому что Вилигут оказался чересчур сумасшедшим даже для Гиммлера.