Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

Наконец он добрался до центра бассейна, где когда-то торчала газовая труба. Дышать было совершенно нечем. Он огляделся – и взгляд его упал на два смутно поблескивающих предмета. Крест и звезда. Взрыв, казалось, не причинил им никакого вреда – они лежали рядом, а когда Дон взял их в руки, они были совершенно холодными.

Дон из последних сил взлетел по лестнице – ему показалось, что он сейчас задохнется. Пыль понемногу оседала. Он увидел Эву – лицо ее было покрыто мелкими кровоточащими ранками от осколков камня.

Он взял ее за руку, и они побежали. Во дворе крепости уже было полно народа, привлеченного взрывом. Стояли машины «скорой помощи».

Несколько подростков жадно глазели на происходящее. Рядом с ними был мотороллер. Дон схватил Эву за руку и помчался в сторону ребят. Вид у него был такой, что те в ужасе отшатнулись. Дон прыгнул в седло, завел мотор и крутанул рукоятку газа. Эва едва успела обхватить его руками, и мотороллер, взвизгнув шинами, помчал их прочь со двора крепости.

– Хватит тебе возиться, – сказала Эва. – Уже чисто, как в операционной. Иди лучше сюда.

Дон сполоснул тряпку и последний раз оглядел внутренности шкафа из красного дерева, где располагались разделочный стол и мойка. Неуверенно закрыл двойные двери – и вздрогнул. Состав начал торможение, причем довольно резко. Не хватало только, чтобы любимый «вагончик» сестры взлетел на воздух!

Он опустился в кресло рядом с адвокатом. Эва расстелила на столике карту железных дорог:

– Мне кажется, мы примерно здесь.

Она ткнула пальцем немного западнее Ганновера, в местечко под названием Эдемиссен. Дону стало немного легче на душе – Вестфалию они, по крайней мере, проехали.

– Часа через три мы в Берлине, – продолжила Эва. – Вопрос только… – Она постучала пальцем по огромной кляксе, изображающей столицу. – Вопрос только в том, есть ли у тебя желание оставаться в Германии… Я имею в виду – ты же террорист в розыске…

Он недоуменно посмотрел на нее.

– А ты думаешь, все это будет расценено по другому? Ты только что взорвал крепостную башню и несколько невинных граждан… кто знает, сколько там осталось в живых… И я думаю, розыск террориста-подрывника в Германии будет куда более интенсивным, чем розыск убийцы в маленькой северной стране. Я совершенно уверена, что все материалы на тебя уже в Берлине.

Дону вдруг страшно захотелось домой – в Мальме, Лунд, Стокгольм… куда угодно. Он дико, нечеловечески устал.

– В таком случае немцы будут искать двух террористов, – начал было он, но Эва не ответила.

Она сняла карту со стола. Под ней лежал атлас мира, раскрытый на странице с Польшей, Литвой, Белоруссией и Украиной.

– Я уверена, что там, – она неопределенно поводила пальцем по карте, – они будут не так активны, как в сердце Европы. А здесь, на севере… – Она перевернула пару страниц. Дон не сразу опознал береговую линию. – А здесь, на севере, скорее всего, вообще искать не станут. К тому же там мы можем проверить, работают ли и в самом деле крест и звезда, со всеми своими сферами и созвездиями.

Дон уставился на адвоката – не шутит ли она? Но Эва Странд, похоже, говорила совершенно серьезно.

41. Исцеление

Даже в морфинном забытьи она ощущала эту боль в ухе. Ножницы резали неуклонно, с отвратительным скребущим звуком.

Елена не знала, в сознании она или нет. Во всяком случае, ее окружала темнота. Она опустила руки, проверяя, лежит ли она по-прежнему на больничной койке, но руки провалились в пустоту, а вслед за руками и она сама.

Когда она открыла глаза, со всех сторон светило солнце – спереди, сзади, снизу и сверху… лишь приглядевшись, ей удалось различить тонкую линию горизонта между сияющим белым небом и снежной пустыней. Близко или далеко была эта линия, определить она не могла. Сплошная ледяная пустыня, без конца и края. Вдруг ей показалось, что кто-то дышит за ее спиной. И левым, неповрежденным ухом она уловила тихий шепот:

– Елена…

Она закрыла глаза.

– Елена… Devi ascoltare, послушай меня, Елена. Только ты нас и можешь услышать…

– Madre?

– Questo deve finirе, надо положить этому конец.

– Крест уже не у меня… Он…

– Deve portarcela, ты должна принести его нам. Deve finire. Только ты нас и слышишь…

Чья-то мягкая рука дотронулась до ее уха и погладила по щеке. В ту же секунду боль ушла, как будто ее и не было, и она провалилась в глубокий, целебный сон.

42. Широкая колея

Берлин – Костжынь – Горзов – Кжыж – Варшава – Луков – Тересполь. Здесь, на польско-белорусской границе, их вагон отбуксировали в помещение. Несколько человек в рабочих комбинезонах полезли в темноте под вагон.

Он прислушивался к ударам молотка и рычанию гайковерта под вагоном. Фарфор в салоне позвякивал от вибрации.

Когда все затихло, вагон сильно качнуло – мощные домкраты подняли его с европейских колесных тележек. Эва прижалась к Дону.

С товарным вагоном особенно не церемонились – с полок посыпались покеты, а из шкафа донесся звон бьющейся посуды. Незапертая дверь в купе скользила по направляющим взад и вперед – то закрывалась, то открывалась.

Когда вагон снова опустили, опять заревели гайковерты – его крепили на другие колесные тележки, приспособленные к более широкой железнодорожной колее в республиках бывшего Советского Союза. Разница всего в несколько сантиметров, но именно она в свое время сильно задержала военные эшелоны нацистов, идущие в Сталинград.

И опять монотонное постукивание колес на стыках. Эва и Дон настолько перенервничали, что заснули мертвым сном. Во сне они катили из Бреста, через Барановичи и Минск, к белорусско-российской границе в городе Орша, неподалеку от леса с хорошо известным названием – Катынь.

В Орше вагон остановился. Дело шло к рассвету.

Неожиданная тишина разбудила Дона. Он опустил ноги на мягкий ковер. Эва посапывала у него за спиной, положив руку на согретую им простыню.

Дон потянулся. Его слегка подташнивало от вагонной тряски. Он встал и поплелся в салон, где, как ему казалось, царила полная разруха после ночных пертурбаций.

Но все оказалось не так страшно. Разбились несколько тарелок, и упала одна из индийских картин – она лежала на полу в осколках стекла. Он начал через силу собирать разбросанные по полу покеты.

Наведя относительный порядок, Дон рухнул в кресло, собираясь с силами, чтобы приготовить себе чай.

Карта железных дорог так и лежала на столике. Всю дорогу от Берлина они пытались сообразить, где находятся. Часы, плохо заточенный карандаш и присланное Хекс через Интернет расписание – вот и все навигационные приборы, которыми они располагали. И все же в Германии они были уверены, что знают, где находятся. Но уже перед Варшавой начались зачеркивания и поправки, а потом они и вовсе потеряли ориентацию. Расписание можно было положить на полку – поезд шел медленно, толчками, повинуясь одному машинисту известным правилам. Последняя пометка на карте была сделана где-то в буковых лесах Польши и состояла из нескольких поставленных друг за другом вопросительных знаков.