Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

И повела его в крипту. Ноги у Дона подгибались, и он вынужден был схватиться за железные перила лестницы.

У него хватило сил добраться до зарешеченной двери, но дальше идти он не мог. На потолке над ним нависала свастика. Гид чуть не насильно подвела его к трубе посередине пустого бассейна. Здесь должен гореть вечный огонь, пояснила она.

Он спросил, какой же именно подвиг должен был символизировать этот вечный огонь, но она внезапно замолчала. Скорее всего, ее насторожила интонация, с какой был задал этот вопрос, и она поспешила сообщить, что экскурсия закончена.

Поднимаясь по крутой лестнице, Дон вдруг осознал, что только что видел ясные доказательства неизлечимого безумия создателя этого чудовищного проекта – неизлечимого и заразного.

– Вилигут, – прошептал Дон.

Он приподнял тяжелую цепь и отпустил. Она с грохотом упала. Дон стоял, пытаясь разглядеть что-то во тьме, – без всякого успеха. Безнадежно. Потом он услышал чей-то хриплый голос:

– Кто здесь?

Он присел и начал шарить руками в темноте. Рука наткнулась на что-то мягкое… какая-то ткань с пуговицами. Наконец он нащупал чью-то теплую руку:

– Эва?

Она, не говоря ни слова, притянула его к себе и обняла.

– Ты тоже ничего не видишь? – спросил он и тут же понял, что мог бы задать вопрос и поумней.

– А как я могу что-то видеть? – прошептала она. – Они притащили нас в крепость, да?

– Мы в их музее… В западной башне. Я почти уверен, что у тебя над головой висит информационный стенд о Бухенвальде.

– Бухенвальде?

– Эсэсовцы заперли здесь местных евреев после Хрустальной ночи. Они держали их в этом подвале пару недель, потом всех отправили в Бухенвальд. Это я узнал на персональной экскурсии с гидом.

– Ты здесь был?

– Вевельсбург олицетворял мечту Гиммлера о рыцарской крепости, – вздохнул Дон. – Ему хотелось иметь свой собственный Камелот. Я просто был должен поехать сюда.

– Добровольно?

– С научной целью. Может быть, чтобы почтить память тысячи трехста евреев и русских военнопленных. Они восстанавливали крепость. Половина погибла от непосильного труда и голода, остальных расстреляли или повесили. Vernichtung durch Arbeit, они это называли так. Искоренение работой…

Эва Странд промолчала. Только тяжелое дыхание выдавало ее присутствие.

– Местный концлагерь назывался Нидерхаген. Блестящую работу начальника лагеря оценили по достоинству – его перевели с повышением в Берген-Бельзень. Мне говорили, что бывшую его контору перестроили, там теперь вилла на две семьи.

– Что за идиотизм – держать пленников в музее, – пробормотала Эва.

– Может быть, – пожал плечами Дон, – но выбраться отсюда практически невозможно. Как тогда, так и сейчас.

Он осторожно потрогал ее лицо. Отек под глазом почти исчез.

– Как быстро на тебе все заживает, – сказал он.

– Они били меня только в первые часы. Им нужен был код к серверу Хекс. Когда они его получили, решили, что заманить тебя сюда труда не составит. А теперь… – Она помолчала немного, словно вслушиваясь в эхо своих слов, и спросила: – А что за имя ты назвал?

– Вилигут?

– Да… Вилигут. Где-то я его слышала.

– Если бы не Вилигут, северной башни сейчас бы не было. Взорвать ее тогдашней взрывчаткой оказалось невозможно… Вилигут… одна из самых таинственных фигур рейха. Старый австриец, офицер. В межвоенное время что-то там делал в военной промышленности. А в начале тридцатых вдруг стал оракулом по части древнеарийской культуры. Его даже называли Распутиным Гиммлера. Про него вообще мало что известно. Мы знаем только, что потом он угодил в немилость, иначе его бы не отправили в желтый дом. Он…

Послышался звук – кто-то поворачивал ключ в замке. Дверь заскрипела. И темнота немного отступила. Пучок света пошарил по полу, потом начал медленно скользить по стенам. Когда свет фонаря остановился на их лицах, оба инстинктивно зажмурились.

– Дон Тительман? – услышал он знакомый голос.

Где-то за дверями включили свет. Ослепленный Дон успел различить поляризованные очки, которые не могли принадлежать никому, кроме одного человека. Райнхард Эберляйн. А за его спиной маячила плоская физиономия человека-жабы.

38. Северная башня

Стекла за шторами дребезжали от порывов ветра. Человек-жаба шел враскачку в нескольких метрах впереди, на пальце у него болтался большой ключ. Они миновали галерею бюстов мрачных курфюрстов Вевельсбурга. За ними следовала адвокат из конторы «Афцелиус» в Бурленге, называющая себя Эвой Странд.

Эберляйн взял Дона под руку и шел, тесно прижимая его к себе, словно боялся, что тот опять убежит, хотя бежать было некуда. Он выглядел точно так же, как и на вилле Линдар-не на Юргордене, за тем исключением, что теперь из уха у него свисал проводок. Те же неправдоподобно розовые губы, та же обращенная внутрь улыбка в глазах, прячущихся за поляризованными стеклами очков.

Немцы никуда не торопились. Маленькая группа медленно двигалась по гулкому каменному коридору.

Они остановились у модели Центра Мира и довольно долго разглядывали экспонат. Там, за стеклом, красовалась мечта нацистов образца 1941 года – волна серого камня, которая, по замыслу или по недомыслию архитекторов, совершенно задушила бы окружающий пейзаж.

– Удивительный был человек, Карл Мария Вилигут, – услышал Дон обращенные к самому себе слова Эберляйна.

Не успел он возразить, как немец предупреждающе поднял руку – по-видимому, ожил его вставной наушник. Эберляйн прослушал сообщение, слегка склонив голову и то и дело хмурясь, – ему мешало дребезжание оконных стекол.

Потом молча кивнул.

– Noch eine kleine Weile, придется еще немного подождать, – сказал он человеку-жабе.

Тот молча пожал широченными плечами и показал на стрелку, под которой было написано готическим шрифтом:

Они вошли в вестибюль музея, мягко освещенный фарфоровыми овальными светильниками. Светильники помещались над камином, обрамленным мраморным фризом в римском стиле.

В нескольких метрах от очага стояли два кожаных дивана. Эберляйн предложил Дону и Эве воспользоваться случаем и немного отдохнуть. Сам он уселся напротив, а человек-жаба отошел в тень и стоял там неподвижно, напоминая странную модернистскую скульптуру.

– Как вы наверняка сами понимаете, – сказал Эберляйн, – приготовления еще не завершены. Мы ждем несколько гостей издалека, без них церемония начаться не может.

Дон сжал губы. Эва в углу дивана сжалась в комок и обхватила себя руками, как бы пытаясь защититься. Синяки на ее лице почти прошли, а от жуткой ссадины под глазом осталось только бледно-розовое кольцо на границе с неповрежденной кожей.