Хищники - Анатолий Безуглов

Все трое – следователь Дагурова, капитан Резвых и светловолосый латыш Скуенек – не отрывались от иллюминаторов. В глазах рябило от напряжения. Изредка из рации, которую держал Арсений Николаевич, пробиваясь сквозь шум двигателей, доносился чей-нибудь голос. Но пока ничего утешительного не сообщали. В кабине тоже было невеселое настроение. Казалось, что поиски ни к чему не приведут. «Зея», «Зея»,– вдруг заговорила рация. Это вызывали Сергеева, руководившего операцией.– Я – «двадцать седьмой»… Задержан подозрительный мужчина… Просил шофера с мостопоезда подвезти его. Документов нет. Допрашиваем…

Все в вертолете невольно напряглись.

– Я – «Зея»,– ответил далекий Сергеев.– Что говорит задержанный?

– Я – «двадцать седьмой»… К дочке едет, в поселок Каменки,– прокричала рация.– Утверждает, что его фамилия Карабанов… В плаще…

– Я – «Зея»,– спокойно откликнулся начальник угрозыска района.– Проверим… «Сто третий»!

«Сто третий» ответил не сразу.

– Это каменский участковый,– комментировал Резвых, внимательно вслушиваясь в эфир. Наконец «сто третий» отозвался.

– Я – «сто третий»,– полетел по радиоволнам окающий голос.– Задержанный Карабанов рябой?

– Я – «двадцать седьмой»,– послышалось в ответ.– Вроде бы…

– Я – «сто третий». Выпивши?

– Есть такое…

– Значит, дядя Евсей,– невозмутимо заключил каменский участковый.

В кабине переглянулись. Резвых улыбнулся.

– Смотрите! – вдруг закричал Скуенек.– Человек! Смотрите! Вон он!

Все бросились к его иллюминатору. По краю обрыва над крутым берегом речки бежал человек. Спотыкаясь, нелепо переваливаясь. За его плечами болтался рюкзак.

Ольга Арчиловна распахнула дверцу к летчикам.

– Вниз! – крикнула она.

Но они уже сами заметили бежавшего. Машина проскочила вперед, затем сделала вираж и, описав дугу, зависла над откосом.

– Гай! – изумленно посмотрел на Дагурову Резвых.– Это же Гай!

– Да, Федор Лукич,– кивнула Ольга Арчиловна. Она тоже была удивлена.– И он тут? Каким образом? Почему руки за спиной?

А Гай заметался, остановился, рванулся в сторону.

Вертолет завис над землей и опустился. Резвых спрыгнул первым, едва открыли дверцу. Дагурова следом за ним.

– Назад! – крикнул ей капитан, выхватывая пистолет и устремляясь к Гаю.

Ольга Арчиловна опешила, но все же подчинилась.

Арсений Николаевич, несмотря на одышку, догнал директора заповедника и, остановив, прежде всего прощупал карманы.

– Где Нил? – грозно спросил капитан.

Гай молчал, сверля участкового бешеными глазами.

– Я спрашиваю! – повторил Резвых.– Отвечайте, где Нил Осетров?

А к ним уже спешили следователь и Скуенек.

Затих шум двигателя вертолета. И в наступившей тишине все услышали крик, чуть слышный, прерываемый бормотаньем невидимой речки. Все бросились к обрыву… и увидели человека, повисшего над пропастью.

У летчиков взяли трос. Скуенека обвязали вокруг пояса, и он, как альпинист, спустился к Нилу, который продолжал висеть на спасительном деревце. Раймонд крепко обхватил Нила, и их обоих вытащили наверх. В вертолет Осетрова отнесли буквально на руках. У него были в кровь сбиты колени, руки, подбородок… Опухшие губы… И синяки…

Резвых доложил обо всем начальнику угрозыска. В эфир полетело:

– Я – «Зея»! Отбой! Внимание всем постам! Отбой! Преступник задержан…

Пока Нилу оказывали первую помощь – у летчиков была аптечка,– Дагурова оформляла протокол задержания. Когда дело дошло до рюкзака, она спросила Гая, его ли это вещи.

– Нет,– угрюмо закачал головой Гай.– Его.– Он указал на Осетрова.

– Ну и подлец! – взорвался Нил.– Даже не моргнет!… На нем был. Я подтверждаю…

Капитан развязал рюкзак. Вынул топорик, саперную лопатку, бумажный сверток, в котором оказались какие-то документы Гая. А дальше…

Все застыли, когда Арсений Николаевич стал извлекать одну за другой выделанные шкурки соболей. Темный мех искрился, переливался матовым блеском.

– Стойте! – вдруг заволновался Нил.– Покажите вот эту! Так это мой соболь! Ручной!… Помните, я рассказывал…

Капитан протянул ему шкурку. Осетров осторожно взял ее забинтованными по локоть руками, провел по меху, прижал к щеке.

– Как вы могли? – зло бросил он Гаю в лицо.– Как!… Ведь я его с поломанной лапкой нашел, вылечил… Вот, пятнышко на боку… Изверг! – выпалил Нил.

Гай опустил голову.

По рации Резвых связался с Турунгайшем. Там ответили, что Меженцев и Сократов еще с утра ушли на поиски Нила. Узнав об этом, Осетров заволновался.

– Алексей Варфоломеевич по нашему следу обязательно выйдет на Захарьино болото! Вот увидите… Лучше его никто в тайге не ориентируется.

– Надо встретить их, предупредить, чтобы возвращались домой,– сказал капитан.– Я пойду им навстречу.– Он посмотрел на часы.– Наверное, они как раз приближаются к ущелью…

– И Рекса надо забрать! Может, он еще жив? И если даже… Очень прошу, Арсений Николаевич…– тихо сказал Нил.

– А как же,– пообещал участковый.– Не волнуйся.

Резвых отвел в сторонку Дагурову.

– Ольга Арчиловна,– сказал Резвых,– извините, что я на вас накричал… Сами понимаете… Мы же знали, Гай вооружен… Нельзя рисковать вам.

– А вам? – улыбнулась следователь.

– Мне не привыкать… И потом, я – одно, а вы – другое дело.

– Оба человеки,– сказала Дагурова, тепло глядя на капитана.

– Оно, конечно, так… Но я уже свое пожил, а вы только начинаете…– улыбнулся Арсений Николаевич и зашагал по дороге.

Забегая вперед, следует сказать, что Резвых пришел к тому месту, где лежала собака Осетрова, чуть-чуть раньше Меженцева и Сократова. Они двигались от озера Нур-Гоол по следам, оставленным Нилом, и по каплям крови Рекса.

…Рекс был жив. Точнее, еще подавал признаки жизни. Алексей Варфоломеевич скинул свою куртку. Прикрепив ее к двум палкам, сделал что-то вроде носилок. Таким образом, собака была доставлена в Турунгайш, где попала в заботливые руки детей Сократова.

Но об этом Нил узнал потом от профессора, когда тот приехал навестить его в районную больницу.

…Как только Резвых отправился навстречу Меженцеву и Сократову, вертолет поднялся и взял курс на Шамаюн.

По прилете в райцентр «Скорая помощь», вызванная с вертолета по рации, увезла лесника в больницу. Гая врачи осмотрели в аэропорту. Затем он был доставлен в милицию, а точнее – в изолятор временного содержания.

Видя, какой истерзанный, измученный вид у Гая, Ольга Арчиловна решила отложить допрос на следующий день. Так диктовала ей этика следователя. Нельзя было пользоваться физическим и душевным состоянием задержанного; хоть он и преступник, но следователь обязан соблюдать и его интересы – давать показания он должен при ясном уме.

Дагурова тепло простилась со Скуенеком. Еще когда они летели в вертолете, она успела ему рассказать о московской встрече с Ваней Жигайловым. И вот теперь, при прощании, он спросил:

– А где вы встретились с нашим Жаном из Парижа?

– У Роговых, в Зеленограде,– ответила Дагурова. И по тому, как у Раймонда загорелись глаза, она поняла, как он хочет что-нибудь услышать о Наташе, а поэтому добавила: – А Наташа приедет на БАМ. Обязательно.

Раймонд, как истинный прибалт, поблагодарил за сообщение сдержанно, но от Дагуровой не укрылось, что оно его приятно взволновало…

За то время, когда следователь находилась в Москве, было уже готово заключение судебно-психиатрической экспертизы о состоянии Флейты-Пясецкого. В нем подтверждалось, что исследуемый страдает глубоким психическим расстройством на почве перенесенного инсульта, осложненного хроническим алкоголизмом. Вывод: больной не отдавал отчета своим действиям, не осознавал их и нуждается в стационарном лечении.

Вопрос о том, откуда у Пясецкого оказались две соболиные шкурки,– одна добытая совсем недавно, другая зимнего отстрела,– повис в воздухе. Допрос Пясецкого из-за психического состояния был бесполезен.

Дагурова и Резвых решили заняться рюкзаком, снятым с Гая при его задержании. В первый раз осмотр производился в спешке.

Ольга Арчиловна все размышляла, откуда у Гая столько соболиных шкурок. Нил признал в одном из соболей своего любимца Ручного. Значит, и остальные могли быть добыты в пределах заповедника. Тогда ее догадка о том, что в Кедровом орудовали браконьеры при участии Авдонина и Гая, правильна. Но установить, где добыли соболя, действительно ли они Кедровского кряжа, могли только специалисты.

Рассматривая еще раз, теперь уже внимательнее, переливающиеся серебристой подпушью меха, Резвых вдруг удивленно произнес:

– Кто это так неаккуратно бил зверя? – Он показал следователю дырочку в шкурке, особенно хорошо видную со стороны мездры.