Разбитые маски - Анна Малышева

– Как на суде?

– Да что там суд… – вздохнул он. – Бывают вещи похуже.

И снова попросил ее ни о чем не думать. Ольга даже улыбнулась, хотя настроение было не из веселых. «Если мы будем вместе, я вовсе разучусь соображать самостоятельно. Хотя никто от этого ничего не потеряет, а значит, и жалеть не о чем».

Вынос тела назначили на полдень. Илья и тут расстарался – не рано и не поздно, в самый раз. Он заказал отпевание. Только в церкви, стоя у гроба и стараясь не глядеть на голову мужа, закрытую прозрачной пеленой, Ольга сообразила: Виталия отпевают, а ведь он…

О том же ядовито шептались сзади, она оглянулась и не узнала этих женщин. Наверное, коллеги Виталия, с последнего места работы.

– Как они добились разрешения? – бормотала одна из женщин, не переставая креститься. – Он же самоубийца!

– Тише! – цыкнула на нее вторая. – Может, был в беспамятстве. Тогда разрешают.

– Что значит – в беспамятстве? Да кто это может доказать? Наверное, дали взятку попу.

Ольга почувствовала смутную дурноту. Что на нее подействовало – запах ладана, сладкий душок мертвого тела или этот мерзкий шепот за самой спиной, – она не знала. Но к горлу подступил какой-то шершавый, тяжелый комок. Стараясь не привлекать к себе внимания, она быстро перекрестилась и пошла к выходу. Илья проводил ее тревожным взглядом, одними губами спросил: «Что?» Она прикрыла глаза, показывая, что сейчас упадет в обморок.

На паперти ей стало немного легче. Но совсем немного. Больше всего хотелось убежать отсюда без оглядки, покинуть все, что связано со смертью, – эти свечи, запахи, церковь и кладбище, черные платья и нехорошие, пристальные взгляды, которые она ловила на себе с самого утра. Ей казалось, что всем известно, какое предложение ей сделал Илья в самый день гибели Виталия. И что люди пришли сюда не проститься с ее бывшим мужем, а поглазеть на будущего.

Она вышла за церковную ограду, постояла, глядя на солнце в серебряной дымке. День был нежаркий, чуть-чуть туманный, удивительно нежный для этого знойного июня. «Будто начало весны, – подумала она. – И дышится так хорошо! А Ирина не явилась, кто бы мог подумать! Может, приедет на кладбище?»

Ольга не знала, получила ли та известие о том, где и когда состоится погребение. Этот вопрос они вчера обсудили с Ильей. Он склонялся к тому, что Ирину звать не нужно, все равно придет сама. Ольга немного колебалась – ей казалось, что, по крайней мере, девочка должна попрощаться с отцом. Ведь, похоже, они были по-настоящему привязаны друг к другу. В конце концов Илья пообещал как-нибудь уладить этот вопрос, но как он это сделал?

За оградой стояло несколько микроавтобусов и частных машин. Некоторые были ей знакомы – на них прикатили друзья Виталия со своими женами. Она вздохнула, вспомнив времена, когда эти друзья сидели у нее на кухне и сочувствовали… Время от времени проявляя излишнюю ласковость и участие, без которых она прекрасно бы обошлась. А их жены… Их жены сочувствовали сейчас. Не без доли яда, они все как одна оценивали взглядами Илью и потом презрительно смотрели на вдову: «Что он в ней нашел?»

Ольга открыла сумочку, достала сигареты, в пачке как раз осталась одна. Сегодня она курила больше обычного. Женщина подумала о том, что вчера никто ей не звонил – ни Самохин, ставший почти своим человеком в доме, ни новый следователь. Почему? Все выяснили, дознали, как они это называют? Или к ней больше нет вопросов? Илья ее предупреждал: не жди, что следствие кончится так скоро, оно может тянуться месяцами. Сейчас самое главное – выйти из-под подозрения, получить разрешение на выезд из Москвы. Хотя можно уехать и безо всякого разрешения, но потом не оберешься неприятностей. Вчера, разделавшись со всеми делами, они только об этом и спорили.

– Ты твердо решил увезти меня в Германию? Сумасшедший!

– А ты против?

– Но что я буду там делать, Илюша?

– Жить, как живешь здесь. Может быть, даже работу себе подыщешь. По специальности, тут особого знания языка не нужно. Это ведь музыка! Вагнер там, Моцарт, Бетховен…

– Мусоргский, Чайковский, Шостакович, – продолжила она. – Илюша, я никого там не знаю! Я сойду с ума от скуки!

– А здесь куда как весело! – передразнил он ее. – Особенно когда является Ирина!

– Но ее давно уже не было. Знаешь, я все думаю о том, как она затащила меня в какую-то забегаловку и рассказала про звонок… Неужели лгала? Ведь Витя все отрицал…

– Наверняка лгала. – Илья поднял руку и выключил бра над кроватью. Комната исчезла в темноте, но не надолго, через минуту светлая летняя ночь прижалась лицом к окну. – Давай спать?

– Но зачем она лгала? – задумчиво проговорила Ольга. – Какая в том выгода, если отбросить то, что ей хотелось меня напугать? И как она угадала время его возвращения? Ведь ошиблась всего на сутки! Может, он и впрямь ей звонил, а? Соскучился? А вдруг он сам хотел расстаться с Камиллой?

– Я сплю, – недовольно сказал Илья. – И тебе того желаю…

Ольга поискала урну и с трудом обнаружила ее за кустом отцветшей, рыжей сирени Выбросила окурок. Взглянула на часы – отпевание затягивалось, по-видимому, Илья заказал самую дорогую, длинную панихиду. Нужно было возвращаться в церковь…

На дороге показалась маленькая красная машина. «Проедет мимо, – решила Ольга. Но когда „фиат“ пристроился в хвост последней из припаркованных машин, она насторожилась. – Только бы не…»

Однако это оказалась не Ирина. Женщина еще издали узнала Камиллу, затянутую в черный кожаный жакет. На голове у той была маленькая бархатная шляпка с вуалью, в руках цветы. Сдержанный и дорогой сине-белый букет – лилии и хризантемы.

Камилла тоже ее увидела и по мере приближения несколько раз махнула рукой. Ольга настороженно смотрела, как та подходит. «Она знает, что я в курсе? Как мне с ней поздороваться?»

Но женщины поздоровались неожиданно тепло. Ольга никак такого не ожидала. Камилла положила букет на бетонный цоколь ограды, подняла вуаль и открыла потемневшее, совсем ненакрашенное лицо. Она не плакала, держалась спокойно, но, взглянув на нее, Ольга почувствовала резкий, почти болезненный стыд. «Вот у кого сегодня траур! А я самозванка. Неужели она его и впрямь любила?!»

– Служба еще идет, – тихо сказала Ольга. – Вы идите, попрощайтесь.

– Потом, – коротко ответила та. – Оля, прими мои соболезнования. Даже если не веришь, что я сочувствую, все равно прими.

Ольга почувствовала на своей щеке прикосновение сухих, колючих, искусанных губ. Камилла отстранилась. Сегодня, без ауры сладких духов, без косметики и привычной напускной бравады, она казалась почти неузнаваемой. И эта Камилла нравилась Ольге намного больше прежней, хотя теперь она знала про нее все… «Ну и что? Она у меня мужа не отнимала. Разве что сперва… А потом я сама была рада от него избавиться. Да, я рада, а она, наверное, всю ночь ревела…»