Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

— Можете принять санитарный самолет? — запрашиваю я аэродром назначения.

— Примем.

Хватаю ракетницу. Зеленая ракета вспыхивает на фоне темного неба. Усиленный рокот двигателя — и самолет медленно отрывается от земли, чтобы поскорее доставить больного в госпиталь.

С момента получения мною сообщения по телефону о несчастном случае не прошло и часа, а в гарнизоне уже совершил посадку военный санитарный самолет. Из санитарной машины на носилках выносят больного, помещают его в специальную кабину, и самолет летит в обратный путь.

На аэродроме огни обозначают взлетно-посадочную полосу. Кодовый маяк мигает, подчеркивая положение аэродрома. Полоса света от прожектора скользит по темному небу, задерживаясь на тучах.

Очередная метеосводка серьезно обеспокоила меня. Сила ветра увеличивается и доходит до границ допустимого. Ночь. Темнота. Я сознавал ту ответственность, которая ложилась на меня. Что будет, если ветер превысит допустимую силу и летчик не сможет справиться с машиной при посадке?

Однако времени для раздумий не было. Над горизонтом появились огни самолета. Машина сделала большой круг и медленно пошла на посадку; в потоке света прожектора мягко коснулась земли. Пилот — опытный летчик, за его плечами сотни часов в воздухе. Я с облегчением вздохнул.

На полосе к самолету подъехала санитарная машина; ловкие движения санитаров — и машина с больным на большой скорости поехала в госпиталь.

Летчики морской авиации выполняют самые разные задания. Они учатся стрелять, бомбить, сражаться в воздухе, чтобы с честью охранять наши морские рубежи. Не менее ответственным является ночной полет в сложных метеорологических условиях для спасения человеческой жизни.

Наступила ночь. Светит луна. Кое-где мерцают уличные фонари.

И вдруг звезды начинают плыть, они приближаются все ближе и ближе. Оказывается, они цветные — зеленые и красные. Звезды становятся больше, и вдруг до тебя долетает вначале тихий, а потом все усиливающийся шум. Он переходит в гул, и ты не успеваешь сориентироваться, как огни исчезают. Снова становится тихо. Шелестит в листве ветер. Мигают звезды. Высоко летящий самолет исчезает.

Летчик внимательным взглядом окидывает пространство. Его зоркий глаз контролирует показания приборов. В наушниках время от времени раздаются команды.

Постепенно перед самолетом появляются знакомые контуры города, берегов, и вскоре уже совсем четко видна вся система разноцветных огней, прожекторов: желтый, зеленый, белый. Это аэродром.

Над командным пунктом загорелся ярко-зеленый свет. Почти одновременно зарокотали двигатели, и над полосой поочередно стали зажигаться серебристо-синие щупальца прожекторов. Осветили взлетно-посадочную полосу и потом исчезли. Высоко над пучками света прожекторов появились цветные огоньки. Расширяясь, они обозначили на фоне неба силуэт самолета.

Еще момент — и силуэт утонул в свете прожекторов. Со стороны полосы донесся шум, появилась серебристая сигара, шуршанием шин оповещая о посадке самолета. Словно по мановению волшебной палочки все погасло, и на аэродроме воцарилась тишина.

Поступают доклады, запрашиваются данные, касающиеся различных воздушных объектов. Мигают контрольные лампочки включенных агрегатов. Шумят вентиляторы.

На командном пункте офицеры обрабатывают данные об обстановке в воздухе.

Под покровом ночи аэродром живет бурной жизнью.

Капитан Богдан Комчиньский. На морской границе

В один из августовских дней 1953 года я с группой товарищей из Щецина попал в офицерское училище пограничных войск. Был я одним из кандидатов в курсанты. Молодой народной Польше было всего девять лет, а мне — восемнадцать. Я хотел стать военным, носить польский мундир.

Первые дни пребывания в училище мы сдавали вступительные экзамены. Потом меня вызвали на комиссию, которую возглавлял полковник Романов. Один из членов комиссии, майор, сообщил мне, что я сдал вступительные экзамены и принят в училище.

— Очень рад, — ответил я, — но у меня к комиссии большая просьба.

— Слушаем вас, — сказал полковник.

— Я хочу быть офицером военно-морского флота, — выпалил я.

— Почему?

— Я работал на верфи, люблю море.

— Мы учтем ваше пожелание.

Через несколько дней нас собрали. Член отборочной комиссии, капитан, начал оглашать фамилии принятых в училище и делить всех на группы. В одну из них попал и я. Нас было тридцать два человека. Потом к нам подошел капитан и сказал:

— Это группа моряков-пограничников.

В тот же день нам дали сухой паек, билеты и на грузовике привезли на вокзал. Вечером мы отправились в Гдыню.

Нам выделили помещение, после чего отправили к парикмахеру. Всех остригли наголо. Потом нас отвели в баню. На вещевом складе выдали обмундирование. Не успел я разложить вещи, как было объявлено построение у оружейного склада.

Здесь я получил боевое оружие.

— Юзек, где взять тряпку? — спросил я командира отделения, моего коллегу по гражданке, с которым мы вместе приехали в Гдыню из Щецина.

— Не Юзек, а гражданин командир отделения, — ответил тот.

Я пожал плечами.

— Гражданин командир отделения, мне нечем чистить оружие.

— Достаньте тряпки и паклю. Ясно?

— Есть, — ответил я и отошел.

Тряпки и паклю я «одолжил» у товарища и с вычищенным оружием явился на проверку.

— Грязное, — констатировал командир отделения и приказал вычистить еще раз.

На следующий день мы направились на учебный корабль и вскоре вышли в открытое море.

Через несколько часов мы увидели порт. Десантное судно, стоявшее в отдалении, подошло к нашему кораблю на безопасное расстояние. Мы побросали в его трюм вещмешки и начали спускаться по штормтрапу туда сами. Чтобы никто не упал в воду, между бортами натянули рыбачью сеть. В этот момент мы были очень похожи на ползающих по земле раков.

Стало темнеть, когда закончилась погрузка. Десантное судно вошло в порт. Мы причалили к левому берегу канала, покинули судно и пошли в казармы.

Вскоре мы получили приказ вымыть спальные помещения, расставить железные шкафы, сложить обмундирование. Командир отделения все проверил и сказал, что мы можем идти спать. Для отдыха осталось всего четыре часа.

— Подъем! — раздался голос дневального роты. В утренней невозмутимой тишине он напоминал рев животного. Я вскочил с постели и начал одеваться.

— Приготовиться к зарядке! — крикнул дневальный.

— На зарядку! — повторил дежурный сержант.

Мы выскочили в коридор и встали в две шеренги.

— Не построение, а балаган какой-то, — холодно сказал командир отделения. — Разойдись!

Мы бросились врассыпную.

— Построение в коридоре! — раздалась команда.

Построились.

— Ну ничего, — вынес свой приговор командир отделения. — Напра-во… На выход — бегом… марш!

Мы как угорелые понеслись по коридору и высыпали на улицу. Здесь — новая неожиданность. Еще один командир отделения уже ждал нас. Мы построились в две шеренги.

— Напра-во! — раздалась команда. — Бегом марш!

Мы понеслись по улицам. Вот и лес. На полянке мы начали делать зарядку. Потом бегом возвратились в казарму. Осталось тридцать минут. Теперь надо было заправить койки и умыться. Дневальный скомандовал:

— Выходи строиться на завтрак!

Огромный зал столовой был заставлен обитыми клетчатой клеенкой столами, около которых стояли лавки.

Ели ячневую кашу, черный хлеб со смальцем, пили кофе. Я съел половину порции, когда старший матрос подал команду:

— Встать! Выходи строиться!

Топот сапог заглушил голос командира отделения.

Рысцой мы побежали в направлении казарменного корпуса, находившегося в нескольких десятках метров от столовой. Взбежали по лестнице и рассыпались по комнатам.

— Приготовиться к утренним занятиям! — раздалась команда дневального.

На складе оружия мы получили винтовки, противогазы, топорики.

У здания нас поджидал молодой офицер. Матрос, исполняющий обязанности помощника командира взвода, отдал рапорт подпоручнику. Тот подошел к нам и приветствовал словами:

— Здравствуйте, курсанты!

— Здравия желаем, гражданин подпоручник! — ответили мы.

— Сейчас приступим к строевой подготовке, — начал он. — Тема занятий: «Принятие основной стойки, доклад, подход к старшему начальнику и отход». Взвод будет разделен на три отделения, занятия будут проходить по отделениям, — закончил он.

Командиры отделений разобрали своих солдат. Я был в третьем отделении. Три часа мы изучали, как принимать основную стоику, как подходить к старшему начальнику, ходили строевым шагом.

Шли дни, недели…

Наш учебный корабль вошел на рейд Гдыни. Пришвартовались, спустили трап. С носа на корму я шел по правому борту и вдруг увидел заместителя командира корабля — высокого сухощавого капитана. Он остановился и спросил меня: