Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

— А если во время обучения вы полюбите одного из курсантов или офицера?

— Гражданин полковник, прежде всего я хочу закончить училище. Это моя цель.

— Когда родилось у вас желание летать, служить в армии? — спросил меня сидевший рядом с начальником училища советский офицер.

— Летать — еще в школе, а служить в армии — во время освобождения нашей страны…

— Понимаю, — сказал он. — Вы обязательно будете летать. Будете хорошим солдатом.

Он сказал это так сердечно, что я почувствовала к нему большую симпатию. Поэтому, отвечая на следующие вопросы, я обращалась в основном к нему. Я тогда не знала, что это полковник Гашин, герой, который в годы второй мировой войны сбил в воздушном бою много фашистских самолетов. Начальник училища, посмотрев мой аттестат об окончании школы, сказал:

— Медицинская комиссия признала вас годной к летной службе, у нас к вам также нет претензий, но вступительный экзамен вы не сдали. Оценка по математике неудовлетворительная. Ну что с вами делать?

Земля, казалось, уходила из-под ног. С огромным трудом я сдержала слезы.

— Гражданин полковник, — старалась я отвечать как можно спокойнее. — обязуюсь в течение двух месяцев сдать экзамен по математике. Прошу снова вызвать меня. Я действительно не представляю себе жизни без авиации. Сделала ошибку, не придавая в школе значения этому предмету, но обещаю…

Здесь голос у меня сорвался. Я не могла выговорить ни одного слова.

— Ну хорошо, пойдем на уступку, еще раз вызовем вас на экзамен, — сказал начальник училища.

— До свидания! — услышала я голос советского офицера.

Экзамен я сдала в октябре.

Среди большого числа новичков были только две женщины — Зося и я. Утром по сигналу вставали на зарядку, изучали оружие, ночью вскакивали по боевой тревоге, ползали по грязи, копали окопы и маршировали в строю. Это правда: тяжел путь солдата.

Самые волнующие минуты я пережила во время самостоятельного полета. Тогда шли соревнования между тремя эскадрильями за то, чтобы пустить в полет первого слушателя. Этим первым была я. Полностью отдаю себе отчет в том, что за этот выбор я должна быть благодарна своему инструктору, а также командиру эскадрильи, которые не щадили сил, готовя меня к полету. В тот день я с нетерпением ждала своего инструктора. Механик самолета скомандовал:

— Группа, приготовиться, идет инструктор!

Инструктор прибыл к самолету вовремя, но мне казалось, что мы ждали его очень долго.

Во время контрольного полета я старалась выполнить задачу как можно лучше.

Когда после посадки я попросила сделать замечания, поручник Гофман усмехнулся и сказал:

— Выполняйте полет самостоятельно так же, как со мной, тогда у меня не будет никаких замечаний.

После этих слов инструктор вышел из второй кабины и закрыл люк. Сильное волнение охватило меня, когда я заняла место во второй кабине. Посмотрела на первое сиденье и вместо инструктора увидела там мешок с песком.

— Как вы себя чувствуете, Каминьская? — спросил инструктор, стоявший на крыле и помогавший мне застегивать ремни. — Следите за направлением ветра при старте, а в случае значительной ошибки при заходе на посадку сделайте заход на второй круг, снова рассчитайте и следите за тем, как садитесь.

Спокойствие инструктора придало мне веры в собственные силы.

— Слушаюсь, гражданин поручник, постараюсь хорошо выполнить задание, — ответила я.

Инструктор еще раз проверил приборы в кабине, затем слез с крыла самолета и сам проводил меня на взлетную полосу старта. По мере увеличения оборотов мотора во время пробега ко мне начала возвращаться уверенность. В последний раз я проверила показания приборов. Стартер поднял белый флажок. Я взглянула на улыбающегося и внешне спокойного инструктора, который взмахом руки дал разрешение на старт. После сигнала «Старт разрешаю» я перевела взгляд на ориентир на горизонте, как учил инструктор, затем взлетела.

Выйдя из кабины, я чувствовала себя счастливой. Рапорт отдала поочередно инструктору, командиру звена и командиру эскадрильи. Все поздравляли меня.

После окончания программы на УТ-2 я сделала все возможное, чтобы мне разрешили полеты на истребителе.

Однажды к нам приехал командующий ВВС. Мы сразу почувствовали в нем опытного воспитателя. Когда он беседовал с нами, я изложила ему свою просьбу. Генерал молчал с минуту, пристально глядя на меня. Потом спросил:

— А не тяжело вам будет?

В зале стало тихо.

— Гражданин генерал, ведь в Советском Союзе женщины принимали участие в воздушных боях с врагом. Ведь…

Командующий терпеливо выслушал меня. Потом сказал:

— Понимаю. Я задал этот вопрос не потому, что сомневаюсь в вас. Ну хорошо, останьтесь, поговорим еще.

Когда курсанты разошлись, генерал вызвал меня и стал говорить о трудностях, которые встретятся на моем пути во время обучения на «яках». В конце разговора с улыбкой сказал своему заместителю:

— Ну что, принимаем?

— Поздравляю, — сказал полковник Гашин, пожимая мне руку.

Только теперь я узнала его. «Принимаем!» — с радостью повторяла я про себя.

Вскоре после этого разговора меня включили в группу инструктора Ходзьки. Это был смелый человек, хорошо знающий свое дело. Я самостоятельно летала в соответствии с программой.

Итак, мои сокровенные мечты сбывались: я летала… Одним словом, добилась того, к чему стремилась. Но в один из дней пришла беда — мой инструктор трагически погиб.

При первом контрольном полете мой новый инструктор сильно отругал меня за то, что при посадке во время пробега я слишком резко затормозила. Он обучал меня таким образом, чтобы никогда ничему не научить. Это я поняла позже, когда сама стала инструктором. Тогда же я огорчалась, почему у меня все так плохо получается.

«Надо изучать «Курс начальных авиационных знаний». Для этого он и написан», — отделывался он всегда от меня, когда я обращалась к нему с просьбой объяснить тот или иной элемент полета. Вообще он бездушно ко мне относился. Он списал двух курсантов. Потом наступила моя очередь. Командир эскадрильи боялся ответственности, он полетел со мной лишь формальности ради, в основном же опирался на мнение инструктора. После одного из контрольных полетов инструктор запретил мне полеты на продолжительное время, а потом написал донесение о необходимости вывода меня из списков курсантов. Мотивировал он это тем, что я недисциплинированна, во время полета допускаю очень серьезные ошибки, для дальнейшего обучения не гожусь. Командующий ВВС, ознакомившись с донесением, вызвал меня. Мое личное дело рассмотрел в присутствии нескольких старших офицеров.

Один из них вслух прочел донесение инструктора.

«…В воздухе чувствует себя плохо, во время перегрузок теряет управление и прячется в кабине».

— Это правда? — обратился ко мне полковник Гашин, который знал, как я веду себя в воздухе.

Кровь прилила к лицу, однако я нашла в себе силы ответить:

— В воздухе я никогда не чувствовала себя плохо. Летала даже при недомогании.

Когда из штаба ВВС я вернулась в свою эскадрилью, к нам прибыл инспектор полковник Гашин. Он полетел со мной в зону. Вначале он сам вел самолет. Выполнил несколько фигур высшего пилотажа, создавал максимальные перегрузки и внимательно наблюдал за мной. Потом передал мне управление и приказал выполнить предусмотренные программой эволюции. Во время выполнения правой бочки машина вошла в штопор. Инспектор прервал выполнение задания, и мы пошли на посадку. Держа в руках модель самолета, он подробно обсудил со мной технику выполнения бочки. Затем мы снова взлетели. Он несколько раз показывал мне бочки в медленном темпе, обучая одновременно технике выполнения их. Именно во время этого полета я освоила бочку. Выполняла ее без труда, как и на учебных самолетах. Перед отлетом полковник Гашин приказал командиру эскадрильи ежедневно планировать для меня полеты.

Несмотря на приказ полковника Гашина, инструктор не допускал меня к полетам. И даже больше: послал донесение в Центральный научно-исследовательский институт авиационной медицины, куда меня вскоре вызвали на медицинскую комиссию. Инструктор написал вывод о своих наблюдениях за моим здоровьем. С его точки зрения, плохое самочувствие в воздухе и ошибки в технике пилотирования — результат моего маленького роста.

Он, видимо, надеялся, что, если полковник Гашин не снял меня с учебы во время контрольного полета, это сделает медицинская комиссия. Он знал, что медицинская комиссия, признавая мою годность перед переходом летать на «яках», исходила из того, что у меня хорошее состояние здоровья и отличные оценки в учебе, но не принимала во внимание мой низкий рост. Впрочем, многим летчикам не хватало одного или двух сантиметров до необходимого роста, однако они были прекрасными пилотами.