Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

Председатель комиссии не разобрался как следует в моем деле. Из разговора с ним я поняла, что, возможно, получу ограничения по здоровью. Расстроенная, я ушла с комиссии. В голове шумело.

Что теперь делать? Неужели все потеряно? Нет! Нет! Может, еще раз пойти к командующему? Нет, уже шесть часов вечера. Ведь через несколько недель выпуск, все курсанты разъедутся, а я останусь? Вдруг я вспомнила — полковник Гашин. Надо найти его. Он наверняка поможет. Я вернулась в штаб. Дежурный офицер дал мне домашний адрес полковника Гашина, поскольку на работе его уже не было.

Стоя у дверей его дома, позвонила. Дверь открыла жена полковника Гашина. Сказала, что муж еще не вернулся. Пригласила пройти в комнату. Ждала я недолго. Мое появление удивило полковника, но тем не менее он терпеливо выслушал меня.

— Это правда, что со времени моего посещения училища вы не летали? — удивлялся он.

После разговора с инспектором я, совершенно успокоенная, вернулась в эскадрилью. Его вмешательство решило все. В эскадрилье многое изменилось. Я летала на своем «яке», закончила программу и получила звание летчика-истребителя. Никогда не имела даже малейших поломок. Летала спокойно. Выполняла все задания. Во многом я обязана полковнику Гашииу. Он навсегда останется в моей памяти. Я буду вспоминать его как хорошего командира, друга солдат.

После выпуска я стала инструктором. Особых трудностей с учениками у меня не было. Я знала достоинства каждого из них, и это облегчало работу. Да у меня и не было плохих учеников. Я всех их любила одинаково. И они питали ко мне симпатию. Я радовалась их успехам в учебе. Было приятно, что ученики хорошо сдали экзамены, что уже несколько групп я выпустила самостоятельно. В эскадрилье меня окружала атмосфера доброжелательности. Я со своей стороны делала все, чтобы оправдать доверие начальства.

Весна 1955 года. Декретный отпуск пролетел быстро. Я снова получила группу, с которой закончила наземную подготовку. Приближался период интенсивных полетов, период практической подготовки учащихся по технике пилотирования самолета.

— Не будет ли вам тяжело? Может быть, вам временно отказаться от обучения курсантов в воздухе? — спросил меня командир. — У вас ведь теперь четырехмесячная дочка и восемь зрелых мужчин, — шутил он.

Я не могла отказаться от группы: ведь я так люблю свою профессию.

В 1957 году в третий раз командование назначило меня участвовать в воздушном параде по случаю Дня авиации. Как и в предыдущие годы (1952, 1956), наша тройка женщин — Ирка, Зося и я — готовилась к выступлению. Трудно описать волнение и гордость, которые я ощутила, когда увидела внизу людское море. Поставленную перед нами задачу мы выполнили. Нас отметил командующий. Однажды я получила от министра национальной обороны письмо, в котором выражалась благодарность. Этот документ я храню до сих пор.

Подпоручник Казимеж Гаврон. Над Балтикой

В морозный январский день 1948 года с группой товарищей я вышел из здания главного штаба ВВС. Направление в авиационное училище, которого я так добивался, лежало у меня в кармане. Экзамены и медицинское освидетельствование, волнения — все это было уже позади. Отбор в комиссии был очень строгий, поэтому нас осталось совсем немного.

Приезд в училище и первые дни пребывания были несколько иными, чем рисовала наша фантазия. Нам не дали ни самолетов, ни даже стального цвета форму. Но зато сразу же направили к парикмахеру, который в один миг остриг нас наголо. Как это ни печально, боевой пыл у меня поостыл.

Интендант тоже не оправдал наших надежд: он выдал нам зеленую форму, ботинки, причем с обмотками. Через несколько дней ситуация прояснилась — вместо самолетов, о которых мы мечтали, нам дали винтовки и направили на строевую подготовку.

После нескольких недель военной службы каждый из нас уже умел застилать по всем правилам койку и пользоваться обмотками, чтобы они не разматывались в походе.

О полетах никто из командиров не вспоминал, а самолеты мы видели лишь издалека. Нетерпеливые начинали даже терять надежду, будем ли мы вообще когда-нибудь учиться летать. Однако у большинства из нас времени на такие размышления не было. Однажды вечером в клубе назначили сбор. Когда мы прибыли на место, там уже находилось наше командование. После строгого экзамена и личных бесед мы были включены в отдельные группы летного состава. Мне и нескольким другим товарищам было заявлено, что мы будем обучаться в группе штурманов-бомбардировщиков.

Для меня это было неожиданностью. О работе авиационного штурмана я имел весьма смутное представление. Полеты я всегда связывал почему-то с летчиком — штурвал, приборы, петли, бочки и т. д. Позже я понял, что такое штурман, и полюбил эту профессию.

…Мы летим строем пятерки. Соседний с нами самолет летит то ниже, то выше нас. Я наблюдаю за ним через стеклянный прозрачный фонарь. Сосредоточенное неподвижное лицо летчика и находящаяся в непрерывном движении голова штурмана, сидящего за ним. Время от времени он улыбается мне, на что я отвечаю кивком головы. Мой командир молчит. Он внимательно наблюдает за ведущим самолетом.

Я сижу на парашютном ранце и с гордостью держу в руках головку прицела. В который уже раз проверяю данные для бомбометания. Впервые в жизни я буду бомбить движущуюся цель.

Постепенно перед нашим звеном появляется узкая полоска моря. Это район наших действий.

— Проверь, все ли готово, — говорит мне летчик, глядя совсем в другом направлении, потому что сидит он ко мне спиной, но я знаю, что это касается меня. От меня теперь зависит выполнение задачи, и поэтому я преисполнен гордости.

— Готово, — отвечаю я.

На море появляется тонкая полоска пены. Это «Молния», которая буксирует цель.

Я начинаю нервничать, хотя до цели еще далеко. Командир группы покачивает крыльями — мы отходим. Через минуту самолеты поочередно исчезают из нашего поля зрения. Выходим на боевой курс. Открываю бомболюки.

— Не забудь о фотоконтроле, — говорит летчик, — ибо здесь, на воде, не докажешь, что попал в цель.

Поднимаюсь немного, чтобы наблюдать за целью. Перед нами — маленький самолетик. Это один из наших самолетов.

— Черт возьми! — ругаюсь я. — Не вижу цели!

Солнце отражается от покрытой легкими волнами поверхности воды и ослепляет глаза. В какой-то момент вижу вдали столб дыма и белесую полосу воды вижу «Молнию», где-то за ней сзади должна быть маленькая точка — это цель, которую я искал.

— Прямо перед нами по курсу цель, — показываю я рукой.

Летчик кивает в ответ и моментально бросает самолет в указанном направлении. Я припадаю к прицелу.

Пока ничего интересного не вижу: серо-голубая вода и горизонт. Однако через минуту в сетке прицела медленно появляется цель. Она немного справа.

— Вижу цель, поворот вправо на пятнадцать градусов, — сообщаю летчику и одновременно вижу, как земля в прицеле наклоняется и качается, а через секунду опять выравнивается. Цель уже близко от линии, но еще не на ней.

Правее, еще правее — и вот цель постепенно входит на линию. Теперь поправка на перемещение цели, и вот она медленно приближается к центру сетки. В поле зрения появляется белое пятнышко взрыва бомбы предыдущего самолета. Наступает решающий момент.

Нажимаю кнопку сбрасывания.

— Пошли, — говорю я.

Теперь наступает беспокойство — точно ли упадут бомбы, не далеко ли от цели или слишком близко от буксира. Фотоаппарат делает контрольные снимки. Уголком глаз наблюдаю, как мигает контрольная лампочка. Наблюдаю цель и через несколько секунд вижу около нее несколько белых точечек на поверхности воды — это мои бомбы. «Нехорошо, — думаю я. — С правой стороны. И вдобавок недолет. А я рассчитывал, что будет лучше».

Вскоре и радист докладывает о результатах наблюдения. Они, впрочем, соответствуют моим. О фактических недостатках лучше всего скажут снимки. Им принадлежит последнее слово. Сейчас трудно установить что-либо конкретное.

Летчик оживляется, дает указание наблюдать за последними самолетами. Затем присоединяется к строю, и мы возвращаемся на аэродром. Под нами берег. Море постепенно исчезает из виду. Несколько минут полета — и мы дома. Садимся.

Позже я неоднократно бомбил. Однако самое большое впечатление оставило именно это первое бомбометание по движущейся цели.

Тяжелый самолет с шумом набирает высоту. Внизу виднеется город. Потом домиков становится все меньше и меньше. Они уступают место садам, которые в свою очередь сменяются полями. Блестит на солнце речка.

Мы уже неоднократно выполняли полет на таком самолете, но этот отличается от всех прежних. Сегодня никто не шутит. Многочисленные лямки, замки и застежки обхватывают тело.

Перед первым прыжком нас охватил страх.

Наблюдаю за лицами товарищей и прихожу к выводу, что они чувствуют себя так же, как и я. Только у одного из нас самое обычное выражение. Он стоит с инструктором у открытой двери и о чем-то спорит.