Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Похороны Гая Бёрджесса состоялись теплым сентябрьским утром – в среду, 4 сентября, – в Донском крематории, построенном в стиле 1930-х годов, знаменитом количеством расположенных вокруг урн и табличек с именами бывших деятелей советских тайных служб, умерших на боевом посту. На церемонию прощания собралось чуть больше десятка человек, среди них: Дональд и Мелинда Маклин, преданная экономка Бёрджесса Надежда Петровна, журналисты – Джон Миллер, Ричард Хьюс, коллеги по Издательству иностранной литературы и несколько советских офицеров разведки, включая Модина. Говорили, что Филби не пришел на церемонию из-за присутствия журналистов. Было также несколько представителей сообщества экспатриантов – Арчи Джонстон, бывший редактор «Бритиш Элли», британской пропагандистской газеты в России, Ральф Паркер, бывший московский корреспондент «Таймс», и Лен Уинкотт, участник Инвергордонского мятежа 1931 года в Королевском ВМФ[1035].

Тело Бёрджесса в черном гробу, задрапированном красным крепом, было доставлено в крематорий в синем фургоне. В крематорий его внесли шесть человек, среди которых были Дональд Маклин, Найджел Бёрджесс и Джереми Вульфенден под аккомпанемент «Арии на струне соль» Баха. У гроба было поставлено три шестифутовых венка из ирисов, роз и хризантем. На одном была лента с надписью «Гаю от британских друзей», на другом была надпись на русском языке от коллег по Издательству иностранной литературы. С речами выступили представитель издательства и Маклин, назвавший Бёрджесса «талантливым и смелым человеком, который посвятил свою жизнь тому, чтобы сделать мир лучше». После двухминутного молчания, нарушаемого только тихими всхлипываниями Надежды, когда гроб скрылся за дверями крематория, оркестр заиграл «Интернационал». Вся церемония завершилась за семнадцать минут. После нее Маклин остановился у дверей, словно деревенский викарий, пожал руку каждому скорбящему и поблагодарил всех за то, что пришли[1036].

После смерти Бёрджесса сотрудники КГБ забрали из квартиры все его бумаги, позволив семье взять только некоторые памятные вещицы. Толя исчез, и больше о нем никто никогда не слышал. Найджел вспоминал, что он «привез домой одну или две книги, столик, забавный чернильный прибор – вот и все; пианолу я отдал ужасной даме необъятных размеров, которая была плакальщицей – у них есть плакальщики на похоронах. Она издавала звуки, как паровой двигатель. Она и получила пианолу»[1037].

Бёрджесс не оставил завещания, но инструкции, которые он дал в письме Эстер Уитфилд в 1962 году, были по большей части выполнены. Найджел получил 6222 фунта с его британского счета[1038], но 2 тысячи фунтов Филби оказались настоящей головной болью, поскольку Филби в это время был не в России, а в Бейруте. Казначейство искало возможность обвинить «третьего человека» по крайней мере в нарушении закона о валютном регулировании, если деньги будут переведены на его российский счет, поскольку технически он оставался гражданином Британии[1039].

Бёрджесс также оставил ему письменный стол, переносной орган, кресло, одежду – они были примерно одной комплекции – и много книг. Элинор Филби понравилась репродукция Пауля Клее, висевшая в ванной[1040]. Хотя Маклин и Бёрджесс никогда не были близки и в Москве общались очень мало, Маклин помог Найджелу разобраться с московской бюрократией. Человеку, с именем которого он был бесспорно связан, но их общение оказалось мимолетным, Бёрджесс не оставил ничего[1041].

Глава 42. Заключение

Мне трудно поддержать барабанным боем какое-либо патриотическое негодование по отношению к Бёрджессу, или Бланту, или даже Филби. Никто никогда не доказал, что Бёрджесс нанес большой ущерб – разве что сделал посмешище из некоторых высокопоставленных персон. Поскольку он насмехался, устраивал сцены и, главное, приставал, по общему мнению, он был довольно-таки глупым[1042].

В октябре 1955 года британские начальники штабов, произведя оценку ущерба, составили следующую докладную записку:

«а) Бёрджесс и Маклин были советскими агентами на протяжении многих лет до своего побега. Они были, очевидно, защищены от разоблачения и увольнения другими высокопоставленными чиновниками британского правительства и, в первую очередь, Форин Офис.

б) Маклин имел доступ практически ко всем составленным на высоком уровне планам и политическим решениям, являвшимся совместными проектами США, Великобритании и Канады. Являясь руководителем шифровальщиков, он имел доступ ко всем английским дипломатическим кодам и шифрам, а так же возможность копировать все входящие и исходящие сообщения.

в) Что касается разработок США, Канады и Великобритании по атомной энергии, а также послевоенной политики США и Великобритании в Европе и всей сопутствующей информации, она, вплоть до даты побега, безусловно, вся попадала в руки русским. Возможно, через советское посольство в Лондоне.

г) Все британские и, возможно, некоторые американские дипломатические коды и шифры, существовавшие до 25 мая 1951 года, известны Советам и для нас бесполезны.

В части безопасности следует считать, что все американские и британские планы, предшествовавшие 25 мая 1951 года, скомпрометированы. …Вероятнее всего, следует предполагать полную компрометацию на дату побега»[1043].

Пагубное влияние Маклина очевидно, но с предательством Бёрджесса все не так просто. В следующем году Сенатский подкомитет по внутренней безопасности снова рассмотрел дело Маклина и Бёрджесса. Было допрошено много ключевых фигурантов, в том числе сестра Маклина Гарриет Ширс. Чиновники желали установить, оказали ли влияние оба дипломата своими разоблачениями на войну в Корее.

В письме Госдепа сказано: «Департамент не смог выявить информацию, которая доказала бы, что события, затронувшие безопасность США, могут быть прослежены назад до девятимесячного пребывания Бёрджесса в Вашингтоне на посту второго секретаря». И еще: «В архивах департамента нет информации, указывающей на то, что Бёрджесс, работая в дальневосточном департаменте Форин Офис в 1948 году, предоставлял информацию, ценную для китайских коммунистов и нанесшую вред Соединенным Штатам»[1044].

Нам известны некоторые материалы, которые Бёрджесс передал русским, и то, что они были настолько объемными, что значительная их часть так никогда и не была переведена. Российский офицер Кислицын упоминал, что Бёрджесс поставлял документы целыми портфелями и в один из моментов потребовал у русских чемодан. Но нам известно лишь то, чем русские решили поделиться в таких авторизованных книгах, как «Смертельные иллюзии» (The Deadly Illusions) и «Драгоценности короны» (The Crown Jewels). Это захватывающие рассказы, но относиться к ним следует с осторожностью, поскольку у русских властей могли быть совсем другие цели. Безусловно, есть еще очень много материалов о Кембриджской шпионской группе, которые до сих пор хранятся на полках. Из «Драгоценностей короны» нам точно известно, что в 1941–1945 годах Бёрджесс передал в московский Центр 4604 документа[1045]. Среди них телеграммы, которыми Форин Офис обменивался со своими представительствами за рубежом, меморандумы и протоколы заседания кабинета и начальников штабов.

Но даже если нам известно, какая документация была передана, мы не знаем, кто ее видел, когда и как он использовал информацию. Ирония судьбы заключается в том, что чем сенсационнее материал, тем меньше к нему доверия. Сталин и его когорта не могли поверить, что все это не является грандиозной дезинформацией. Кроме того, если информация не совпадала с советскими оценками, ее игнорировали. Большая часть предоставленных Бёрджессом сведений, исходя из соображений безопасности и практического удобства, передавалась устно, и при дальнейшей передаче их можно было легко исказить.

Что мог передавать Бёрджесс русским? Наверняка все, что написал сам, но также все, что попадало к нему на стол, и все, что он видел. Будучи личным секретарем Гектора Макнейла и экспертом по Дальнему Востоку, он видел много важных и секретных документов, особенно значимых во время конференций четырех держав, когда британская позиция иначе становилась бы известной Советам только во время переговоров. Он, как известно, работал допоздна и в выходные дни и имел доступ к сейфам с секретными документами, но даже простые тексты зашифрованных телеграмм были полезны для дешифровки. Мы можем предположить, что он передавал информацию о послевоенных мирных конференциях и учредительных встречах ООН, НАТО и ОЭСР, планах послевоенного восстановления Германии, непосредственных переговорных позициях на конференциях, таких как по разработке Брюссельского договора.

Гай Бёрджесс был превосходным манипулятором. Он умел манипулировать людьми и распространять слухи. Он был в высшей степени общительным человеком, всегда посещал вечеринки и ночные клубы, и его расходы, как правило, оплачивались другими. В Форин Офис помнили, что он всегда посещал общее чаепитие в 4 часа и заглядывал в чужие кабинеты. Он знал, как добывать информацию, используя шарм, провокацию, силу убеждения и знания. Если надо было, он не брезговал и шантажом. Этот человек, предположительно, хранил все любовные письма – мало ли что может оказаться полезным? – и легко предоставлял свою квартиру для свиданий. Людям он нравился. Ему доверяли. И Бёрджесс этим пользовался.