Алая Завеса. Первый лик смерти - Роман Александрович Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! Только не это! Слишком много серебра, я сейчас задохнусь, – закричал Теодор и выскочил наружу.
Юлиан не сдержал своей улыбки и даже неожиданно для самого себя немного захохотал.
– Да, серебро есть везде, – пояснил Глесон. – А вообще, это оружие универсально. Снаружи и ножи, и пули покрыты серебром, а внутри них тонкий ствол из осины. На случай, если придётся спасаться от вампира. Против призраков есть заряды из соли… Хотя они и для оборотней сойдут, если вдруг надо припугнуть, но не навредить. И, само собой, на людей здесь действует всё. Без магии не обошлось.
Юлиан осмотрел всё, что здесь находилось. Он бы не стал скрывать, что всегда хотел иметь и револьвер, и ружьё, и какой-нибудь полусогнутый одноручный клинок для красоты.
Глесон оказался не так уж прост, как казался ранее.
– Откуда у вас всё это? – спросил Юлиан.
– Я тридцать лет в полиции, Юлиан. Повидал немало. Я же не всегда был инспектором и занимался перебиранием бумаг в душных кабинетах. В своё время я побывал оперативником, а это был как раз период массового нахлыва оборотней и вампиров на Свайзлаутерн. У них тут что-то вроде войны было, а страдали обычные люди.
– И решили перестраховаться?
– На самом деле это уже наследство двоюродного дяди и крёстного отца. Он ещё в старые времена был охотником на нежить. Знаешь, лет так пятьдесят назад эта работа была весьма востребованной и достаточно высокооплачиваемой. Это сейчас как-то установили перемирие и установили контроль. Почти каждое оружие было когда-то измазано кровью какой-то нежити. Дядя мой весьма знатным охотником был. Наверняка, и Теодор твой об этом слышал.
– И погиб ваш дядя тоже во время охоты? – предположил Юлиан.
– Нет, – решительно сказал Глесон. – Однозначно нет. Такого, как он, ни один вервольф взять не мог. Всё было гораздо прозаичней. Закончив с работой в шестьдесят лет, он вышел на пенсию и стал частым гостем в местном баре. Когда ему было восемьдесят пять, он выпил в баре один-единственный стакан, и сказав, что наконец-то побеждён самой злостной из всей нежити, упал замертво.
– Ух ты, – изобразил восторг Юлиан.
Слишком поэтично и, наверное, выдумано. Но Глесон старался.
– Прости, я завтраком не накормлю, – сказал Глесон. – Тут есть только оружие. Если хочешь, отведай пороха. Шучу, конечно. Я должен поспать. Не спал аж двое суток. Ты тоже можешь прикемарить, но лучше бы тебе проследить за вервольфом. Не очень-то я ему доверяю.
– Я тоже, – согласился Юлиан.
Теодор оказался одним из самых неинтересных собеседников, которые когда-то выпадали на долю Юлиана во всей его жизни. Ни одной стоящей темы он в виде разговора поддержать не мог, потому что он и уроженец Грунндебайтена не имели абсолютно ничего общего. Они были словно из разных миров. Всё, что знал Теодор – это лес, волчья стая, волчьи законы, а ещё, как прокормиться, когда день не богат на дичь. Он рассказал Юлиану душерасщипательную, как ему казалось, историю о том, что в стае всегда питался самым последним, и добротный кусок мяса выпадал ему далеко не часто. Обычно несчастный молодой вервольф довольствовался объедками.
Наверняка, Теодору было весьма интересно и приятно пообщаться с человеком, который не унижает его и не кормит объедками, но Юлиану эта беседа принесла удовольствие явно ниже среднего. Он невероятно скучал, слушая глупые рассказы Теодора, напоминающие сочинения младшеклассников о том, как они провели лето. Теодор вообще читать-то умеет?
Почему вервольфам нравится такая жизнь в изоляции? Живут в лесу, не знают цивилизации, хотя их разум официально признан почти человеческого уровня, а в конвенции о правах они и вовсе стоят на одной ступени развития с людьми. Почему же не могут внедриться в человеческое общество и жить нормальной жизнью? Юлиан спросил бы об этом у Теодора, но вряд ли тот поймёт хоть что-то. Тем более, что парень сам хочет жить, как человек и не вполне понимает логику своих собратьев.
Когда было уже за полдень, Юлиан не выдержал и сказал:
– Прости, Теодор. Мне нужно отлучиться.
– Отлучиться? – удивился вервольф. – Куда?
– У меня есть очень важные дела.
– А как же я?
– А ты веди себя хорошо и не вздумай творить глупости. А я очень скоро вернусь. Но если вдруг Глесон проснётся, скажи, что я прогуливаюсь где-то недалеко.
– Но тебя заметят и посадят обратно в тюрьму.
– Не посадят. Я знаю, что делаю. Просто доверься мне. Сиди здесь и не высовывайся. Ты же не хочешь, чтобы он тебя отправил в полицию? Он сущий демон, способен на всё.
– Не похож на такого, – оглянулся Теодор.
– Но ты же видел, что у него в подвале. Так что будь осторожнее. Он неуравновешенный.
– А что это значит?
– Всё, Теодор. Мне пора, – отмахнулся Юлиан и выбежал из склада.
Делал он это всё на свой страх и риск, но по-другому просто не мог. Его душа не была на месте, сердце буквально выпрыгивало из груди, тянувшись туда, куда оно хочет. И поэтому Юлиан не вслушался в глас рассудка и отправился туда, куда вели его эмоции.
Как раз примерно к двум часам дня он добрался до центра города. Казалось, что это было великим чудом, потому что ни на какие неприятности по дороге он не наткнулся. Совершенно никто не узнавал его, хотя Юлиан видел раскусителя едва ли в каждом прохожем. Даже маленькие девочки сейчас были ужасны никогда. Вдруг у каждой под курточкой спрятан огромный револьвер, из которого она мастерски прострелит голову Юлиана?
Никому нельзя доверять, Юлиан опять это вспомнил.
Однако самым страшным было находиться на центральной площади, потому что тут количество людей на квадратный ярд было максимальным. И никто не исключал, что сама Ривальда Скуэйн каким-то образом будет случайно тут проходить.
Наверное, полиция ещё не объявила Юлиана в розыск, поэтому простые люди ничего необычного в простом юноше в мятой одежде не находят.
А совсем скоро из цветочного магазина вышла Пенелопа. Юлиан так боялся, что проделанный путь и череда страхов были зря, но этого не случилось. Едва его заметив, девушка с букетом аметистов кинулась ему навстречу и буквально утонула в его объятьях. Она даже коснулась губами его губ, но только на секунду, поэтому Юлиан не мог определить, был ли это поцелуй или нет. Очень хотелось бы, чтобы был, но сейчас это не
