Алая Завеса. Первый лик смерти - Роман Александрович Покровский

– Да нет же, – поправил его Глесон. – Ты мне и вовсе смутьяна напоминаешь. Нам, напротив, нужно быть максимально осторожными. Веришь или нет, но я уже почти двое суток не спал. И меня жутко валит с ног.

– Но вы знаете, что спать нельзя.

– Конечно. Больше кофе. Нам пора в путь, Юлиан.

Конечно, Юлиан никуда не хотел. Даже невзирая на то, что именно он выступил инициатором отказа от отдыха и немедленного выступления. Такое своего рода необходимое зло самому себе, чтобы сделать всё так, как надо, а не так, как могло бы быть, если бы Юлиан отказался думать и отдался бы в руки судьбы.

Божественная тишина окружила Свайзлаутерн, захватив его в свои объятия до самого рассвета. Благо, рассвет ещё не наступил, и ни кому в голову не пришло выходить прогуляться, поэтому машина с Уэствудом Глесоном и Юлианом благополучно подобралась к больнице Святых Петра и Павла.

– Возьми это, – протянул Глесон Юлиану в руку револьвер за секунду да того, как тот собирался выйти на своё опасное дело.

– Вы серьёзно? У меня же нет никакой лицензии…

– Тебе ли говорить? Человек, который уже два раза попадал в следственный изолятор. Если что, он заряжен серебряными пулями. Знаешь же, что выстрел серебряной пулей прямо в сердце для оборотней смертелен…

– Это вервольф, – поправил Глесона Юлиан.

– Не суть какая разница, – как ни в чём не бывало продолжил инспектор. – Боятся они одного и того же. Выстрел не в сердце их, конечно, не убьёт, но поранит, и рана будет долго заживать. На случай, если вдруг этот твой вервольф не захочет с тобой разговаривать, поверти перед его носом револьвером.

Юлиан неуверенно взял в руки кобуру с револьвером. Что должно быть дальше? Внутри больницы он найдёт труп условного Стюарта Тёрнера, необыкновенным образом убитого именно тем пистолетом, который держал в руках Юлиан? Из-за всех сторон вылезет полиция, окружит Юлиана и тогда уже доказательства будут неопровержимы.

Таким образом – варианта было лишь два. Либо Глесон действительно честно настроен и проявил величайший знак доверия, либо же и впрямь собирался тупо подставить Юлиана. Но не оставалось ничего другого, кроме как рискнуть.

Юлиан спрятал во внутренний карман пальто револьвер, но всё ещё не вышел из машины. Он посмотрел на Глесона таким взглядом, будто напоминал тем самым о чём-то очень навязчивом.

– Мистер Глесон, – пробормотал Юлиан, кивая глазами куда-то в сторону груди.

– Ах, да! – опомнился Глесон и вытащил свой полицейский значок. – Отдавая тебе его, я рискую больше, чем когда отдавал тебе револьвер. Запомни это и будь осторожен, как никогда.

Юлиан повертел в руке железный, выполненный в форме герба Свайзлаутерна, агрегат, наделяющий его прямо здесь и сейчас немалой властью. И как Юлиан добрался до того, что один из самых известных полицейских в городе даёт ему на время свой значок?

Это придало ещё больше значимости и без того напыщенному взгляду Юлиана. Напыщенному, но напуганному.

– Удачи, – произнёс Глесон, после чего Юлиан кивнул и приоткрыл дверь.

404 палата – это совершенно точно четвёртый этаж. Но с какой стороны? Не было времени на размышления, надо было найти хоть какое-то незакрытое изнутри окно. Не так просто это сделать в это не самое тёплое время года, да ещё учитывая, что на улице ночь.

Но Юлиану найти удалось. Бросив на землю горсть пороха, он взлетел и медленно устремился вверх, к самому четвёртому этажу. Он бы мог пролететь мимо нужного окна, если бы в своё время едва ли не мастерски научился пользоваться парящей субстанцией.

Зацепившись руками за подоконник, Юлиан тихонько приоткрыл его и заглянул внутрь. Тьма кромешная. Больница спала, не подавая совершенно никаких признаков жизни.

Забравшись внутрь, он первым делом огляделся и нашёл дверь хоть какой-нибудь палаты. 432. Значит, не так уж он и близко к конечной цели, но, по крайней мере, он на правильном пути.

Откуда-то снизу раздался женский кашель, заставивший Юлиана содрогнуться. Насколько он мог полагать, на ночное дежурство должна оставаться хотя бы одна медсестра. Вряд ли она будет ежеминутно обшаривать все этажи в происках злоумышленников вроде Юлиана Мерлина. Да и бодрствовать будет вряд ли. Однако ухо стоило держать востро – немало неприятностей было пережито из-за неосторожности.

Юлиан дунул в воздух и в нём мгновенно образовался небольшой горящий огненный шар, который должен был освещать путь Юлиану. Обычно в таких случаях он использовал фонарь, потому что использование магии требовало постоянного сосредоточения и внимания, иначе огонёк погасал. Тем более, это хоть немного, но отнимало внутренние силы.

Он подошёл к плану эвакуации к стене, который планировал использовать в качестве карты. Итак, прямо до развилки, потом направо до упора, там снова направо и первая же дверь слева – это нужная палата. Самое главное – не забыть, потому что частенько кое-что только увиденное Юлиан забывал. Главным образом это касалось информации из учебника или с урока, но никто не гарантировал, что память может подвести и в этот ответственный момент.

Как бы сейчас был полезен один несчастный листок красного призрака! Он бы сорвал этот план эвакуации со стены и тоже сделал бы его невидимым! Ничего не боясь, ни о чём не волнуясь и не думая, Юлиан вольготным и лёгким шагом пошагал бы на встречу с вервольфом Теодором и с большим количеством уверенности, чем сейчас, явно добился того, чего хотел бы.

Но дорогу он не забыл, и в тёмных коридорах никто его не поймал. Трупов, которые он ожидал тут найти, тоже видно не было. Пока всё складывается так, как надо.

Тихо приоткрыв дверь палаты № 404, Юлиан просунул туда только одну лишь голову и посмотрел. Одиночная палата. Очень повезло. Как Теодору, так и Юлиану.

Только Теодор ли это мирно спал прямо посередине?

Юлиан подошёл к нему. Вряд ли возможно было узнать в этом черноволосом кучерявом пареньке того самого угрожающего волка, при помощи которого вервольфы едва не отправили на тот свет Юлиана и его друзей.

Он всё так же спал. Ничего не замечал. Немного пригнувшись, Юлиан прикоснулся амулетом, подаренным Ривальдой, к коже больного и отпрянул.

На руке Теодора появился махонький ожог, утверждающий то, что он был восприимчив к серебру, а значит, являлся либо оборотнем, либо вервольфом.

– Вставай, Теодор! – вслух сказал Юлиан, совершенно забыв о страхе быть обнаруженным.

Сон у вервольфов должен был быть очень чутким, поэтому Юлиан был весьма удивлён, что больной никак не отреагировал на ожог серебром. Теодор вообще