Вечно жить захотели, собаки? - Фриц Вёсс

— Судя по огню, они завязли в тяжелых оборонительных боях, — оценивает положение генерал. — Надеюсь, что им удастся пробиться к нам! — он стискивает кулаки. — А мы вынуждены стоять, сложа руки и смотреть, вместо того чтобы ударить противнику в спину!

На следующее утро Кремер с Виссе забираются в разбитый, установленный на рельсы русских бронепоезд. Поскольку слишком много говорится и мало делается, то Кремер по-прежнему считает, что дело дрянь и, хотя он всего лишь ефрейтор, у него родилась мысль, которая кажется неплохой и Виссе.

Бронепоезд стоит здесь с тех пор, как был уничтожен немцами. Броня толщиной примерно в пять сантиметров пробита, и через пробоины проникает дневной свет.

Кремер уже часто бывал здесь. С тех пор, как он потерял при бомбежке свой «опель-олимпия» и грузовик, у него не слишком много работы, и в голову приходят различные идеи. Вот уже несколько дней, как, не имея другого занятия, он занимался всякими ремонтами и даже смазкой в бронепоезде. Пушки поворачиваются легко, и прицелы тоже в порядке.

— Ну что, неплохо? — спрашивает он, и направляет пушку на продовольственный склад Балтатеску. — Выдаст он что-нибудь, если я ему слегка вдарю? Нет, серьезно, господин обер-лейтенант, мы еще прекрасно сможем использовать эти штуки, если Иваны прорвутся.

— Как вы можете думать о таких вещах, когда Гот уже идет, чтобы нас вытащить отсюда!

— Я поверю в это только тогда, когда увижу у себя перед носом его танки! Я уже был здесь с румынской 20-й пехотной дивизией. Прямо за 48-м танковым корпусом мы прорвались в Басаргино, это было при наступлении! Теперь мы снова здесь, на этот раз отступление, но Иваны включили нам красный свет! Вот я и думаю, господин обер-лейтенант: к этим пушкам есть около 1000 снарядов. Дивизионная артиллерия растратила в последних боях все боеприпасы и осталось не более 10–15 снарядов на каждую пушку.

— Я доложу об этих боеприпасах в армию, — решает Виссе. — Может быть, их можно будет даже использовать для наших пушек?

Через смотровую щель он видит на улице автомашину с армейским вымпелом! «Это наверняка к нам».

Через маленькую железную дверь он выбирается из вагона, и наперерез через полотно, срезая путь, мчится вниз по длинной насыпи к штабному бункеру, чтобы перехватить машину.

Румынский капитан останавливает Виссе.

— Вы уже слышали последние новости? Говорят, что Гитлер сместил генерал-полковника Паулюса. Завтра в Гумраке уже приземлится новый главнокомандующий с особыми полномочиями фюрера, а Паулюс тем же самолетом будет отправлен в Ставку фюрера. Возможно ли это?

— Лучше спросите об этом себя! — Виссе идет быстро, и капитан вынужден бежать рядом с ним, чтобы сообщить эти слухи. — Пожалуйста, доложите генералу о машине главнокомандующего! — просит он румынского капитана.

Виссе вытягивается, потому что как раз в этот момент мимо него проезжает машина с армейским вымпелом.

В машине сидит Паулюс, все еще главнокомандующий, и рядом с ним второй немецкий генерал.

На этот раз Паулюс сразу начинает с новостей. Он, собственно, ехал через Воропоново из 4-го армейского корпуса, где навещал генерала Енеке.

— Гот со своими танками приближается к Сталинграду. Если он сохранит этот темп, то через несколько дней дойдет до «котла» 16-й танковой дивизии в отчаянной ночной атаке удалось пробиться на 30 километров вглубь через позиции противника и достичь реки Мыш-кова у Васильевки. Мост через реку невредимым оказался в руках немцев. Можно было образовать предмостный плацдарм.

— Удалось ли дивизии продвинуться по местности дальше? — спросил Татарану.

— С сегодняшнего утра дивизия ведет тяжелые оборонительные бои! — сообщает другой генерал. — Ведь связь может поддерживаться через предмостный плацдарм! Русские спешно подтянули сильные моторизованные и танковые формирования и бросили в бой против Гота!

— Тогда пора грянуть нашему «Грому». — Татарану имеет в виду план по деблокированию 6-й армии.

— У нас горючего не более чем на 30 километров, а потом мы застрянем в степи! — сообщает Паулюс румынскому генералу. — Так что придется подождать, пока Гот не подойдет ближе!

— Насколько близко генерал-полковник Гот подошел к нам? — спрашивает Татарану.

— Своим авангардом до сорока двух километров! — Паулюс смотрит на Татарану, словно ожидая от него ответа и ища у него поддержки и подтверждения в правильности и выполнимости планов, которые у него есть.

— Так чего же мы ждем? — спрашивает Татарану. — Пока русские продвинутся укрепленными силами между нами и Готом? Простые солдаты чувствуют этот шанс и всю опасность того, что он может быть упущен. Их едва удается сдерживать. При таком настрое в войсках я решился бы потягаться и с многократно превосходящим противником. Сейчас речь идет о том, чтобы спасти свою шкуру! Думаете, господин генерал-полковник, что противник упустит такую возможность, да еще если мы дадим ему время уничтожить двадцать две наши дивизии? — Румынский генерал «внимательно смотрит на главнокомандующего. — А что подумают о нас генерал-полковник Гот и его храбрые бойцы, которые с удивительно слабыми силами рискуют жизнью, чтобы прийти нам на помощь? Разве они не ожидают, что мы сами предпримем что-нибудь? Разве это не наш долг — помочь Готу немедленными атаками? Таким образом, русские окажутся меж двух огней!

Удивительно, но не только Паулюс, но и другой генерал чувствуют, что их задели упреки румын. Он прерывает Татарану и с оскорбительной резкостью отвечает:

— Стесненное в настоящее время положение 6-й армии не является основной заботой. 8-я итальянская армия оскандалилась. Несколько часов назад русские глубоко прорвались по всему фронту. Полностью рассеянная армия бежала из района боевых действий: создалась серьезная угроза для всего Южного фронта. Приходится оттянуть германские дивизии и использовать последние резервы, чтобы сковать прорыв и восстановить линию фронта. Вполне возможно, что для стабилизации Донского фронта придется отвести и силы Гота! Крупные силы противника связаны благодаря нашему окружению, ослабился натиск и на Южном фронте!

— Разве не заставляет это нас тем более снова перейти в наступление, вместо того чтобы связать их таким сомнительным образом? — спрашивает Тата-рану.

— Мы тоже взвесили все эти возможности, о которых вы говорите, и проверили, можно ли их реализовать! — горячится другой генерал. — Мы должны выждать, что прикажет нам фюрер! Мы солдаты и должны подчиняться приказу, непременно верить в него и до конца выполнять поставленные им задачи, вот в чем я вижу свой долг!

Паулюс продолжает разговор и смягчает резкие слова своего спутника.

— Действительно, господин Татарану, дело обстоит так, что в настоящее время наше сидение в «котле» даже необходимо и, возможно, укрепление и даже само существование Южного фронта зависит от того, что мы сковываем крупные силы противника! Тем не менее, я надеюсь, что к Рождеству «котел» откроется и связь между нами и Донским фронтом будет восстановлена.

Паулюс чувствует, что его аргументы не убеждают Татарану, а просто являются повторением компромиссных слов генерала. Поэтому он меняет тему.

— Представьте себе, господин Татарану, если русское пространство будет оккупировано Германией… и ее союзниками? Борьба против партизан будет всегда, пока эта огромная площадь не будет полностью германизирована… а в определенных районах, — добавляет он с великодушной улыбкой, — разумеется, и румынизирована! Так вот, история приводит нам примеры того, как это сделать. Хорватские поселенцы выполняли такие задачи, а в германские времена такие удельные князья, правители-наместники, были на востоке. Теперь такие бастионы должны будут занять наши генералы. Если бы я мог выбирать, то я хотел бы получить земли в районе Кубани.

Те огромные владения, которые существуют в Померании или Восточной Пруссии, должны быть скорректированы. Там невозможно даже обскакать свои поля на коне. Десять, или даже более, тысяч квадратных километров земли придется облетать на самолете. Ну, а в воскресенье лететь в Берлин или Бухарест на файф-о-клок. — Паулюс смеется над этой мыслью, с удовольствием делает громкий глоток все еще настоящего турецкого кофе и откидывается на стуле, проверяя, насколько эти картины будущего произвели впечатление на румына.

И действительно, у Татарану, похоже, нет слов. Он ошеломлен, но только тем, что германский полководец в момент, когда его армия окружена и находится под угрозой уничтожения, предается детским мечтаниям.

Паулюс, заметив свой промах, сразу перестраивается и впадает в пессимизм.

— Разумеется, может получиться и иначе! Может быть, мое имя связано с началом нашей собственной погибели? Однажды уже был Паулюс, поражение которого до сих пор приводится школьникам как классический пример проигранной битвы. Это был римский консул Эмилиус Паулюс, которого под Каннами разбил Ганнибал. Этот Паулюс погиб вместе со своими солдатами…