Ведьма, околдовавшая его (СИ) - Ячменева Алена

Олин, с сомнением глядя на Госпожу, передала ей пилу. Ламия приняла её и Никандру показалось, что её рука дрогнула.

— Давайте я, — предложил Фавий королеве, протягивая руку. Та посмотрела на его ладонь, а затем медленно качнула головой.

— Снотворное готовить?

Королева кивнула, но продолжала молчать, глядя на пилу в своей дрожащей руке.

— Госпожа, давайте я, — снова попросил Фавий, пытаясь отнять у неё инструмент.

Никандр насторожился, наблюдая, как тремор жены усиливается. В итоге она выронила пилу на пол и сдавила голову с разных сторон, беспомощно простонав.

— Ладно. Ещё подождём, — сказала дрогнувшим голосом, в конце концов. — До утра. Может, лекарь приедет.

— Я видел уже такие раны. Тут только резать, — хмуро ответил Фавий. — Может быть, вам выйти?

— Ты что не слышал, что сказала королева? Ждём! — рявкнул Никандр, грозным взглядом прожигая тех, кто взял его за руки.

— Подождём, — отчаянно подтвердила Ламия, одной рукой сжимая запястье другой, чтобы прекратить тряску. — Выйдете. Все.

Слуги снова пришли в движение, на этот раз выходя. Никандр облегченно выдохнул, расслабляясь и чувствуя, как виски сдавливает боль.

— Ламия, — позвал он, не в силах снова поднять голову, но беспокоясь за неё — выглядела она с трясущимися руками и отчаянным взглядом не лучшим образом.

Он услышал шелест её юбки, а затем увидел. Она оглядывалась и хмурилась.

— Где сын? — с беспокойством спросила она. — Салий? То есть Ратор?

Она отошла от него, и он снова потерял её из вида, прислушиваясь к обеспокоенному крику и чувствуя, как боль в висках усиливается, а вместе с этим его клонит в сон.

— Зачем ты его взяла?

— Я думала…

— Не надо думать! Он должен быть всё время рядом со мной! Я не приказывала его уносить. Верни колыбель на место.

Он увидел её, край пеленки и то ли уснул, то ли потерял сознание из-за одолевших усталости и слабости после борьбы за собственную ногу.

На этот раз спал крепко. Жужжание не беспокоило.

— Никандр, — его кто-то потряс за плечо. — Проснись.

Он приоткрыл глаза и увидел Ламию. Пахло чем-то съестным.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, — прошептал он, снова прикрывая глаза.

— Есть хочешь?

— Нет, — покачал головой.

— Ты уже больше суток не ел. Давай хотя бы немного?

— Не хочу.

— Я сварила куриный бульон. На этот раз точно с любовью.

— Из чьего легкого? — поинтересовался он, с любопытством приоткрыв один глаз и с трудом улыбнувшись — губы снова были сухие.

— Из твоей ноги, — фыркнула Ламия раздраженно.

— Не смешно.

— Про легкое тоже не смешно, — заверила она, поднося тарелку к его лицу и зачерпывая ложкой золотистый бульон.

— Я не хочу.

— Пару ложек. Совсем чуть-чуть.

— Две?

— Пять.

— Торговаться будем? — поразился он.

— Нет. На пяти остановимся.

С тяжелым вздохом он приподнялся и послушно открыл рот. Ламия осторожно его покормила, пристально следя за выражением лица. Когда же он проглотил оговоренное количество ложек и снова лег, она отставила тарелку, поцеловала его в губы и снова прошептала:

— Землязабериегохворизабериегонедуг.

Землязабериегохворизабериегонедуг.

Землязабериегохворизабериегонедуг.

— Это не похоже на молитву. Позови мою мать, она научит тебя молиться, — проворчал он, снова закрывая глаза и быстро проваливаясь в сон.

— Это заговор на здоровье. Меня так мама в детстве лечила, — услышал он или ему почудилось.

За ночь он просыпался ещё несколько раз. И всегда видел рядом с собой Ламию: то она кормила сына, то снова полу дремала в кресле, повторяя как завороженная свою скороговорку, то куталась в одеяло, еле передвигаясь из угла в угол и засыпая на ходу.

— Ты когда в последний раз спала?

— Не помню.

— Иди спать.

— Не говори. Спи, — попросила, не разжимая сцепленных в замок пальцев, упираясь в них лбом и не открывая глаз. — Землязабериегохворизабериегонедуг. Землязабериегохворизабериегонедуг. Землязабериегохворизабериегонедуг.

Её присказка, которая изначально ему не нравилась и вызывала раздражение, вскоре начала действовать как колыбельная. И, судя по всему, не только на него, но и на сына, которые вел себя подозрительно спокойно.

— Ламия, смотри. Он улыбается во сне, — с восторгом прошептал Никандр, следя за сыном в колыбели — жена теперь клала его ближе к бортикам, чтобы он мог видеть не только нос-кнопку.

Ламия прекратила бубнить, подняла усталый взгляд на сына и тоже с трудом улыбнулась.

— Уже не первый раз, — заявила она.

— А я первый раз вижу, — восхитился Никандр.

— Спи.

Он и уснул, а проснулся, когда Ламия уже медленно и не внятно бормотала:

— …мля… бери… хвори… дуг, — она спала сидя, покачиваясь из стороны в сторону. Голова её клонилась то к одному плечу, то к другому, она то и дело вздыхала, пытаясь встрепенуться и сесть прямо, и снова бормотала обрывочные слоги: — …его… зе… заб… ори…

— Олин, — шёпотом позвал он, заметив слева от себя девушку, моющую тумбу и перебирающую склянки. Лекарша посмотрела на него вопросительно. — Который час?

— Не знаю. Рассвет скоро, — сказала она невесело.

— Земля… земля, — встрепенулась вновь Ламия, села прямо и похлопала себя по щекам. Никандр тут же откинул голову набок и закрыл глаза, претворяясь спящим и изо всех сил, стараясь пошевелить пальцами ноги. — Земля, забери его хвори, забери его недуг, — медленно, обстоятельно проговорила Ламия заплетающимся языком и погладила его по бедру. И Никандру даже на миг показалось, что он почувствовал её прикосновение.

— Госпожа, идите поспите хоть немного, — предложила Олин.

— Лекарь приехал?

— Нет ещё.

— Почему так долго — понять не могу? До столицы не далеко.

— Кажется он был не в столице. Его ищут.

— Кошмар какой, — вздохнула устало Ламия, и Никандр почувствовал, как она оперлась о стол рядом с его рукой, чтобы приподняться на ноги, а затем дотронулась до его лба. Долго держала ладонь, потом приложила её к щеке.

— Жар спал, — подтвердила Олин.

— Надо же, — облегченно проговорила она, снова опускаясь на кресло и складывая руки перед собой. — Земля, забери его хвори, забери его недуг.

— Госпожа, вам бы поспать, — устало повторила Олин.

— Земля, забери его хвори, забери его недук-г. Молчи. С-земля, забери его хво-ори, забери его недуг. Земля, забер-ри его хвори, за-абери его недуг, — она больше не частила. Говорила медленно, еле выговаривая слова. Но тем не менее на Никандра, концентрирующегося на пальцах ноги и раздумывающего действительно ли он ими шевелит или ему только кажется, её колыбель снова подействовала, и он задремал.

Проснулся от того, что у него ногу свело.

— С-с, — недовольно прошипел, приподнимаясь на локтях и пробуя согнуть её в колене.

Он резко полностью сел и нахмурился, осматриваясь и просыпаясь.

Лаборатория. Запах супа смешался с едкими запахами трав и зелий. Олин дремлет за столом Ламии, положив голову на стопку книг и укрывшись одеялом. Справа от него стоит колыбель, в ней беспорядочно машет руками бодрствующий сын. Он довольно пыхтит, сопит, водит глазами из стороны в сторону.

Никандр лежит, а вернее сидит на столе, согнув левую ногу в колене и упираясь на неё рукой, в то время как на его правой ноге, уткнувшись лицом в колено спит Ламия. Её волосы разметались по его бедру и голени, образуя вокруг головы ореол.

Нога болит.

От того, что её свело.

Он попробовал пошевелить пальцами и почувствовал приятные мурашки, пробежавшие от голени до бедра.

— Ламия, — позвал он, толкнув её плечо. Она даже не пошевелилась. — Ламия!

Испугано подскочила сразу на ноги, покачиваясь.

— Земля, земля!

— Какая земля?! — воскликнул пораженно Никандр, хватаясь за пострадавшую ногу и пытаясь распутать повязки.