Эридон. Игры судьбы - Савушка

Мрак, я ведь чувствую, что он лжет.

Когда дверь захлопнулась, я медленно опустился на скамью, где только что сидел мрачный и думал-думал-думал. Я признался ему в том, в чём не хотел признаваться себе. Отмахивался, отрицал, гнал прочь.

Астрид Веленская заставила моё сердце биться быстрее и громче. Сначала это был интерес. Мне было любопытно её поведение, действия, несмотря на то, что некоторые из них выводили из равновесия.

Потом она мне приснилась. В лёгком белом платье на тонких лямках она кружилась в ворохе лепестков. Смеялась, когда часть из них путалась в огненно-рыжих волосах, пыталась достать особо навязчивые.

А её ярко-зеленые глаза, сияние которых затмевает солнце!

Кажется, если только приблизиться к этой изумрудной бездне, можно безвозвратно утонуть. Они манят, притягивают, будоражат кровь в жилах.

Она снилась мне почти каждую ночь. Я винил во всем усталость. До тех пор, пока не увидел, что она тоже чувствует что-то странное, стоит нашим глазам встретиться.

Первое, очень слабое осознание меня накрыло на пустыре, когда я увидел, как в Астрид летит молния. Замедлил время, не успев испугаться, важно было тогда одно – не дать ей погибнуть.

Испугался уже после. Настолько, что, несмотря на совместное задание от магистра Салтона, старался как можно реже с ней пересекаться. Это была постоянная борьба с самим собой: одна часть меня вопила, чтобы я немедленно шёл к ней, другая требовала, чтобы бежал как можно дальше от нее. От помутнения рассудка спасала работа.

Затем поход к предсказателям, где Астрид угораздило встретиться с наёмниками. Желание разорвать каждого на мелкие кусочки, а её… Убить за столь безрассудное поведение?

Не надо лгать себе: мне хотелось обнять её крепко, чтобы убедиться – она точно жива.

Все произошедшее дальше в ту ночь только подтверждало мои чувства и дарило надежду на то, что давняя встреча в прошлом не была единственной, и я ещё могу найти счастье с другой. Только вот эта «другая» полна тайн и вопросов, на которые пора найти ответы.

Что ж, Астрид Веленская, я иду искать.

Астрид Веленская

Тёплый ветер играл с локонами распущенных волос, из-за чего непослушные пряди, касаясь лица, приятно щекотали кожу. Мне нравится эта аномалия Дэрривона: в Акроне – снег и морозы, как и в Долине, но стоило пересечь границу Осфэра, как мы словно шагнули в весну. Ни в одном другом государстве Эридона такого больше нет. Если осень – значит осень везде. Но не здесь.

А я люблю весну. Это время возрождения, когда природа медленно расправляет плечи после леденящего мороза, тянется к солнцу, к жизни. Каждую весну я напоминаю себе, что жизнь и смерть – вечные подруги, идущие рука об руку. Одна придаёт ценность другой. Смерть учит дорожить каждым днём. Ведь если ты бессмертен – краски жизни тускнеют. Существование смерти возвращает жизни глубину, осознание хрупкости. Смерть не враг, она часть баланса.

Всё в мире строится на балансе. Только мне кажется, что пятнадцать лет назад чаша весов перевесила не в ту сторону. Что должны были уравновесить смерть брата, а после неё гибель тысячи соратников? Где здесь баланс?

Сейчас, сидя на деревянных ступеньках дома мадам Хольм, я снова пыталась понять: почему мой брат пошел на смерть, возложив на меня ответственность за благополучие народа? Почему решил, что я справлюсь? Почему не подумал, как это ударит по семье, по друзьям, по Долине? Почему не попытался найти иной путь?

Вопросы, вопросы, вопросы… И на них никак не найти ответы.

Я механически отковыривала краску с выцветших ступеней, забивая под ногти мелкие щепки. Мадам Вивьен точно бы не выдержала этого зрелища – мигом отправила бы меня отмываться, приговаривая: «Негоже юному высочеству с грязными руками сидеть». От этой мысли в груди разлилось тепло – тёплое, щемящее, давно забытое. То, что грело, когда я ещё была просто принцессой. Не наследницей.

Вместе с теплом вернулся и страх. Я не имею права быть такой. Нельзя. У меня нет права ни на тепло, ни на близость, ни на дружбу. Всё это – слабости. А слабости используют.

«Дружба и любовь – это слабость, Астра. Наследница не имеет права быть слабой», – память услужливо воскресила слова наставника.

В первый год моего бытия наследницей я повторяла их как молитву. Стоило в груди вспыхнуть искре чувства, как я тушила её этими словами. Потом стало легче. За несколько лет слова превратились в нерушимое правило. А сейчас устоявшийся закон дал трещину.

Я глубоко вдохнула, пытаясь унять бунт внутри, но судорожный выдох выдал моё состояние с головой.

За спиной раздались шаркающие шаги, скрипнула дверь.

– Милая, ты бы поела чего-нить, а то с приезду-то ни крошки не брала. Там у печи котелок с кашицей да с мясом. Поди, поешь, а то как тростиночка вся, – запричитала на местном говоре мадам Хольм.

Я обернулась и увидела пухленькую женщину средних лет. Простое платье до щиколоток украшали странные узоры, напоминающие рунические знаки. Лицо с приветливой улыбкой, глаза сощурились от яркого солнца, пряча серую радужку. Невысокая, в проёме двери она казалась почти карлицей. От Андраса я знала, что мадам Хольм – староста здешней деревушки. Своё положение, как и дом, она унаследовала от покойного мужа. После его смерти жители единогласно выбрали её главой, будучи уверены, что лучше супруги такого светлого человека никто не справится.

Я едва заметно улыбнулась:

– Спасибо, мадам Хольм, но я не голодна.

Аппетит и в самом деле отсутствовал.

– Да как же ж это не голодна? – всплеснула руками она. – Ни крошечки со вчерашнего утречка! Как тебя принесли, так и не спускалася. Поди, хоть молока попей! Свежее, тёпленькое, а вкусное-то какое! – добавила выразительно, прикрыв глаза.

Прислушавшись к своим ощущениям, я почувствовала слабый отклик на предложение о молоке. Слегка кивнула, соглашаясь, и, дождавшись, когда мадам Хольм с видом победительницы уйдет в дом, вернулась к созерцанию небольших домиков деревни.

Дом Хольм стоял на пригорке, откуда открывался широкий вид на деревушку: не больше тридцати домиков, похожих один на другой, как капли воды. Отличались лишь цветом ставен да этажностью. С одной стороны – степь, бескрайняя и залитая солнцем, с другой – лес, из которого мы и пришли. Точнее, все пришли, а меня – вынесли…

Плечи дёрнулись в нервном порыве. Хотелось сбросить с себя это ощущение бессилия.

Когда тебя бо́льшую часть жизни воспитывают и обучают чуть ли не как самое сильное существо