Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс

В тот миг, когда эта мысль меня посетила, по камерам прошел холодок. Понятно, кто-то ещё явился. Может, патруль, а может, кто-то, кто решил меня снять, чтобы «перевесить» в другое место, другой частью истерзанного тела. Оставалось лишь прикрыть глаза. Сквозь веки проступил свет. Странный какой-то, бледный. Я приоткрыл глаза. Изумрудное свечение фонаря, стоящего на столе, меня смутило. Может, стекло цветное. Дорогой же фонарик, стало быть! Я заставил себя чуть поддаться вперед, прищуриться, попытаться сфокусировать взгляд. Чем дольше я в него смотрел, тем больше понимал — не в стекле дело. Само пламя было белым, и задорно плясало, словно следуя ему известной мелодии, но свет отбрасывало изумрудный. Сам он был выполнен из серебра, с совершенно тонкой художественной ковкой. Мне показалось, что его поверхность была испещрена тонкими руническими письменами.

Потом я почувствовал, как оковы ослабели, и я рухнул на загаженный пол камеры. Холодный пол принял меня равнодушно ледяными объятиями. Камень был пропитан засохшей кровью. Почему-то я был уверен, что кровь моя.

— Ах, как приятно видеть нового последователя...

Я дернул голову в сторону голоса. Слева никого. Справа — тоже. Однако незнакомец возник на том самом месте, где ещё некоторое время назад сидел другой господин. Я присмотрелся — и шарахнулся назад. Стена тоже оказалась «приветливой», и обожгла холодом спину.

Сидящий мужчина был облачен в восточные одежды. Темные шелка с золотой нитью, покрывали все тело так, что ни одного кусочка кожи не было видно. Даже лицо было скрыто причудливым головным убором, а верхняя половина лица — маской с прорезью для глаз. Оттуда на меня смотрели неживые глаза.

— Кто ты? — Не знаю, кто тянул меня за язык на столь личное обращение, но незнакомец, кажется, даже не обиделся. Тонкие губы растянулись в улыбке. А мне стало отчего-то чертовски холодно.

— Хранитель тьмы и секретов магии.

Нескромно...

А потом я резко все понял. Этот мужчина не был из местных уж точно. Сказать прямо, такой раскрой даже на Востоке, насколько я мог судить, уже столетиями не использовался. Такой человек — в чем я уже сомневался — едва ли мог проникнуть в тюрьму. Да и представление такое...

— Почему ты... вы удостоили меня своим визитом? — Теперь я старался говорить как можно вежливее. Хотя бы потому, что встречаться с божеством, пусть даже с изгнанным, вероятно, почетно. Откровенно говоря, от запретов практик конкретного «Пути», я даже не представлял, как себя вести с Ним.

— Разве ты не взывал к помощи?

— А разве вы помогаете нуждающимся? — Спросил я, и тут же осекся. Вот же ж... идиот! — Вернее, я хотел сказать...

— Я помогаю людям, когда они этого действительно хотят. — Прервало меня божество. Он поднялся, и подошел ко мне, опустился на одно колено. — В твоих мольбах и просьбах была искренность. И я уверен, что ты не отречешься от своих клятв, если я скажу, что могу дать тебе силы, чтобы сбежать.

Я задумался.

В порыве отчаяния, и ужаса, я молился всем божествам, кого знал. В большей степени — Кирану, ведь случившееся с нами — верх несправедливости. Однако я прекрасно знал, что он не придет. Также прекрасно знал, что не придет и Аннориэл. Хотя бы потому, что они были самыми «суровыми» из всех божеств. Звать в подмогу Унреля также не было никакого смысла.

Я ожидал, что и призыв Ваканта, о котором я вспомнил почему-то так внезапно, пройдет без отклика.

— Чем ты хочешь, чтобы отплатил я за жизнь?

— Жизнью. Кровью. — Пожал плечами Вакант, словно пояснял элементарные вещи. — Жизнь за жизнь. Тебе предписано судьбой погибнуть здесь. Я могу изменить это течение, если ты предоставишь мне столь щедрую оплату, как другие жизни. Ты выберешься. Один.

Его рука исчезла в складках одежды, и он извлек оттуда ножны, из которых торчала изогнутая изящная рукоять. Цепи стали свободнее, и я протянул руки, но ножны зависли, словно на невидимых нитях, на расстоянии. Я не пытался схватить, просто смотрел заворожено в некоторой степени такими простыми, но изящными фокусами.

Вакант наблюдал за мной с любопытством.

— Какой кровью я должен оплатить этот побег? — Уже настойчивее спросил я, поджав сухие губы. — Если мне нужно убить всех, кто попытается помешать мне — да запросто. — Божество молчало, а я говорил на порыве. Потому что утопающий, увидевший соломинку, попытается ухватиться за неё. — Я сделаю что угодно, чтобы покинуть это место живым.

— Ты должен покинуть замок Гранвиль один. — Повторил Вакант. Смысл его слов доходил до меня медленно, но вот тут я вздрогнул.

— Я никого не смогу спасти?

— Никого. Такова судьба. Я меняю твою, потому что ты можешь оплатить её изменение в том объеме, который мне будет нужен, и тебе будет нужен. Я могу даровать тебе силы, силы, превосходящие магическое искусство твоего друга. Все лишь зависит от тебя. А могу дать ключ к побегу, зависающий над раскрытыми руками, и ты сам распорядишься, как поступить с моим даром. Решать лишь тебе, Сэмюэль Ривгольд. Твоя судьба видится мне путанной, и сложной, как неведомый узор. — У него была спокойная, сдержанная манера речи, и я, поневоле, заслушался. И слушал бы ещё и ещё, искренне загипнотизированный без всякой магии этим голосом, тембром.

Только вот предложение его было... сомнительное. Да что там — ужасное! Он же прямым текстом мне предлагал бежать, даже не пытаясь вытащить соратников, если они ещё живы. А сейчас, я почему-то чувствовал — живы. Не все, но живы.

—