Генетик - Анатолий Маев

Накануне председатель в компании с Макрицыным, Шнейдерманом и Восторгайло придирчиво инспектировал зал, но никаких серьезных недочетов не обнаружил. Лишь попросил звукорежиссера установить повышенную громкость динамиков, учитывая, что большинство делегатов — люди пожилые.

Убранством помещения Виктор Валентинович остался доволен. Особый восторг вызвали одиннадцатиметровые статуи Карло Макса, Фредерико Эглиса и Велимира Ильича Лемина, изготовленные из натурального каучука умельцами фабрики надувных лодок. Работа была выполнена столь профессионально, что накачанные воздухом изделия казались выточенными из гранита. Внутри идолы имели алюминиевые каркасы, соединенные болтами через ноги с деревянным, покрытым кумачом поддоном, что обеспечивало резиновым великанам достаточную устойчивость. Расположили статуи у самого края сцены, в левой ее части так, чтобы не загораживать стол президиума.

Проходы зала были выстланы огненного цвета ковровыми дорожками с тонкими бледно-зелеными полосами по бокам, а пол сцены спрятали под ярко-багровым войлоком. Повсюду стояли горшки с гвоздиками, едва различимыми на фоне натянутой по периметру красной ткани. Такого же цвета занавесы спускались вниз от потолка позади огромного стола президиума. На стенах через каждые четыре метра присутствовали увеличенные фотографии Велимира Ильича, отражавшие разные периоды его жизни — от младенческих лет до проживания в Кочках.

Встречу руководства назначили за несколько часов до открытия. Велика запланировали привезти к полудню, когда в соответствии с утвержденным регламентом должен будет заканчивать выступление Вараниев.

Сейчас, проезжая на служебной машине по Москве, председатель ощущал приятное волнение — ведь предстоит такое знаменательное событие! И никак он не предполагал, что приподнятое настроение покинет его совсем скоро.

В оговоренное время все товарищи прибыли. Удивил Еврухерий: был одет со вкусом, при великолепном галстуке и изумительных черных туфлях. Шнейдерман спокойно прохаживался по залу, опустив голову, словно обдумывал что-то важное. Следом за ним не спеша шагал заведующий идеологическо-теоретическим отделом Восторгайло.

Через некоторое время появился один из помощников Вараниева и сообщил, что «поколения тут». Это означало прибытие октябрят, пионеров, комсомольцев и ветеранов. Их намеренно пригласили заранее, чтобы отрепетировать открытие съезда в специально пошитых нарядах. Первыми переодеваться за занавес отправились пенсионеры. Один из них странным образом пятился назад, непрерывно посмеиваясь и подмаргивая неизвестно кому левым глазом, что очень не понравилось председателю.

— Товарищ! — окликнул весельчака Вараниев. — Радостью не поделитесь?

Пенсионер посмотрел в сторону Виктора Валентиновича придурковато-насмешливым взглядом и, ничего не ответив, несколько раз показал язык, обложенный густым белым налетом.

— Убрать его! — заорал председатель, и участие товарища в церемонии открытия съезда завершилось, не успев начаться.

— Ты где такого нашел? — раздраженно спросил Вараниев у Шнейдермана.

Боб Иванович ответил быстро:

— В доме престарелых напрокат взял — пять сотен главврачу отвалил за всех вместе.

Председатель удивился:

— Что значит «за всех вместе»?

— У меня оттуда четверо, — пояснил второй человек впартии.

— Надеюсь, не все такие? — саркастически поинтересовался Вараниев.

— Нормальные они, — успокоил «сын восьми народов». — И этот нормальным был. Просто переволновался, я думаю.

Переодетые ветераны один за другим стали выходить на сцену. При их появлении Вараниев застыл в изумлении: фасоны, подобранные Матреной Митрофановной Мерзлодуевой, отличались уж очень большой оригинальностью. Старички были одеты в шаровары, на которые до нижней трети бедра ниспадали двубортные пиджаки с четырьмя огромными перламутровыми пуговицами овальной формы. На старушках оказались юбки в складку сантиметров на двадцать выше колена и глубоко декольтированные блузки без рукавов. Точно в такие же наряды облачились и представители других возрастных групп. Содержимое декольте пенсионерок, кроме сострадания, никаких других чувств у Шнейдермана не вызвало.

— Может быть, им салфетки в цвет раздать, чтобы прикрылись? — нерешительно подумал вслух Боб Иванович.

Вне себя от злости, Вараниев быстро направился к сцене. Подойдя ближе к представителям четырех поколений, председатель широко открыл глаза, покраснел и затрясся от гнева, не в силах что-либо сказать. Инициативу, неожиданно для всех, взял на себя Макрицын.

— Бибик, ты где же это такой материал откопал? — обратился он ко второму человеку партии.

Обескураженный увиденным, Боб Иванович ответил невпопад:

— Материал из Италии доставлен.

— В Италии драконы не водятся, — объявил Еврухерий.

С близкого расстояния было отчетливо видно, что ярко-красный ситец разрисован темно-красными драконами величиной с небольшую записную книжку.

— Кретин! — процедил сквозь зубы Вараниев в сторону «сына восьми народов», но тихо, так, чтобы не услышали младшие поколения. — Немедленно пусть идут и переодеваются — будут сидеть в том, в чем приехали.

— Нельзя, Виктор, — виновато возразил Шнейдерман, — получится толпа с автобусной остановки, а у нас как-никак событие торжественное. Тогда уж лучше совсем от них отказаться.

Председатель задумался и со словами «Ты за это ответишь» еще раз посмотрел на разодетую во все красное публику.

— Ладно, оставим как есть, — неуверенно произнес он. И позвал помощника: — Мастера по освещению сюда!

Явился долговязый парень лет тридцати в костюме, ссерьгой в ухе и косичкой.

— Слушай меня внимательно! — пренебрежительно глядя на него, заговорил Вараниев. — Дашь в зал освещение раза в два больше, чем на сцену.

— Да вы что? — удивился осветитель. — Так нельзя!

— Я за все деньги плачу! Ты понял? Я! Сделаешь, как я тебе сказал! — металлическим голосом приказал председатель.

Вскоре появились первые делегаты, но значительно раньше зал стал наполняться корреспондентами и съемочными группами. Наивно рассчитывая расположиться перед сценой, медийная братия была весьма разочарована, узнав, что места ей отведены в боковых проходах. Исключение сделали лишь для представителей газеты «Красный человек» и печатных органов братских коммунистических партий, которым разрешили свободное перемещение по залу.

Незадолго до начала работы съезда в левой части сцены, позади резиновых статуй, были рассажены представители четырех поколений. Ровно в одиннадцать часов появился Вараниев, направился к столу президиума и занял место по центру стола. Справа от него восседал Макрицын, по другую сторону — Восторгайло, а дальше расположились первые секретари обкомов. Попавший в опалу Шнейдерман оказался на приставном стуле, со стороны заведующего идеологическо-теоретическим отделом.

Руководителей партии зал встретил стоя, аплодисментами. Заиграла музыка — спели «Интернационал». Скрипнула дверь, раздалась барабанная дробь, и по центральному проходу в направлении сцены зашагала процессия из комсомольцев и пионеров с партийным знаменем, эмблема на котором оказалась весьма неожиданной для депутатов, поскольку напоминала веселого Роджера: скрещенные серп и молот, над которыми висела голова Лемина.

Взобравшись по ступенькам на сцену, молодежь остановилась. Несколько седых, маразматического вида старух в нарядах от Мерзлодуевой согнали октябрят с мест, и те побежали к знамени. Туда же подошли Вараниев, Макрицын и Восторгайло. Шнейдерман привстал в нерешительности, но недобрый взгляд председателя моментально вернул его на место. Петр Никанорович объявил, что «сейчас пионеры октябрят в пионеры принимать будут вместе с руководителями партии». У значительной части присутствующих возникли проблемы с пониманием услышанного: кто кого во что принимать будет, осталось загадкой для доброй половины делегатов. Однако партийная скромность никому не позволила нарушить ход торжества вопросом.

Проворнее всех повязывал галстуки Макрицын, а у Восторгайло никак не получался узел на шее первого счастливчика. Товарищи пришли ему на помощь. Каждому новоиспеченному пионеру вручили красную гвоздику и книгу о подвигах Велимира Ильича Лемина, после чего всю молодежь со сцены увели. Старики степенно восседали на стульях: одни ожидали начала выступлений, другие не понимали, где находятся и что происходит, но все вели себя спокойно. Делегаты тоже притихли, гадая, Вараниев ли первым выступит или весьма популярный в областных партийных элитах Шнейдерман.

Неожиданно для большинства присутствующих на сцену выбежали дети с красными флагами. Они образовали полукруг, в центре которого расположились гитарист с баянистом и рыжий пионер-солист, страдавший явно выраженным ожирением. Прозвучал первый аккорд, и толстяк без перерыва исполнил три песни, посвященные Октябрьскому перевороту, экспонату из Мумияхрана и членам президиума партии «Мак. Лем. иЧ.».