Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

В его речи было что-то мальчишеское, и это звучало трогательно. Хоть он и намеревался оставить ее, разрыв не походил на трагедию.

— Линдон просто чудотворец. Он провернул кучу дел, чтобы нам с тобой было легче. Тогда он о тебе ничего не знал. Это случилось, когда он увидел одну из тех фотографий, что я взял у тебя. Я дал их ему, чтобы он разорвал их на мелкие кусочки.

— Почему?

— Я не должен был брать их, это ошибка. Виржиния могла бы… — Он помолчал, потом продолжил: — Так или иначе, он узнал тебя, хоть и не мог вспомнить, где видел до этого.

— Но все же вспомнил.

— Он работал в одной из моих газет, вел колонку светской хроники. Именно оттуда он пришел, чтобы стать моим личным помощником И он вспомнил твою предыдущую инкарнацию — ты была Жаклин Эсс, жена Бенджамина Эсса, ныне покойного.

— Покойного.

— И он принес мне еще кое-какие фотографии. Не такие красивые, как твои.

— Фотографии чего?

— Твоего дома. Тела твоего мужа. Они называют «это» телом, хотя, бог свидетель, там осталось мало человеческого.

— Его и было немного, — просто сказала она, думая о холодных глазах Бена и его холодных руках. — Он годился только на то, чтобы заткнуться и кануть в безвестности.

— Что случилось?

— С Беном? Его убили.

— Как?

Дрогнул ли хоть чуть-чуть его голос?

— Очень просто.

Она поднялась с кровати и встала около окна. Солнечный свет прорвался сквозь жалюзи и очертил контуры ее лица.

— Это сделала ты.

— Да. — Он учил ее говорить просто. — Да. Это сделала я.

Еще он учил ее экономно расходовать угрозы.

— Оставь меня, и я вновь сделаю то ясе самое.

Он покачал головой.

— Ты не осмелишься.

Теперь он стоял перед ней.

— Мы должны понимать друг друга, Джи. Я обладаю властью, и я чист. Понимаешь? Меня ни разу не коснулась даже тень скандала. Я могу позволить себе завести любовницу, хоть дюжину любовниц — и никто не сочтет это вызывающим. Но убийцу? Нет. Это разрушит мне жизнь.

— Он шантажирует тебя? Этот Линдон?

Петтифер глядел на яркий свет сквозь жалюзи. Лицо его стало болезненным. Она увидела, как на его щеке, под левым глазом, подергивается нерв.

— Да, если хочешь знать, — сказал он невыразительно. — Этот ублюдок хорошо прихватил меня.

— Понимаю.

— А если он догадался, другие тоже смогут. Понимаешь?

— Я сильна, и ты силен. Мы расшвыряем их одним мизинцем.

— Нет!

— Да. У меня есть свои способности, Титус.

— Я не хочу знать.

— Ты узнаешь! — сказала она.

Она поглядела на него и взяла за руки, не прикасаясь к ним. Потрясенным взглядом он наблюдал, как его руки помимо воли поднялись, чтобы коснуться ее лица и бережно погладить волосы. Она заставила его пробежать дрожащими пальцами по своей груди и вложила в это движение куда больше нежности, чем он сделал бы сам.

— Ты всегда слишком сдержан, Титус, — сказала она, заставляя его тискать себя почти до синяков. — Вот как мне нравится. — Теперь его руки опустились ниже, выражение лица изменилось. Она чувствовала, как ее несет прилив. Она вся была — жизнь…

— Глубже.

Его пальцы проникли в ее недра.

— Мне это нравится, Титус. Почему ты не делал так сам, без моей помощи?

Он покраснел. Он не любил говорить о сексе. Она прижала его к себе еще сильнее, шепча:

— Я же не сломаюсь. Может, Виржиния похожа на дрезденскую фарфоровую статуэтку, а я — нет. Мне нужны сильные чувства. Мне нужно, чтобы было о чем вспоминать, когда тебя со мной нет. Ничто не длится вечно, верно? Но я хочу по ночам вспоминать то, что согреет меня.

Он утонул в ее промежности. Как она пожелала, руки его были и на ней, и в ней: они зарывались в нее, точно два песчаных краба. Он буквально взмок, и Жаклин подумала: она в первый раз видит, как он потеет.

— Не убивай меня, — прошептал он.

— Я могу осушить тебя.

Осушить, подумала она, а потом стереть его образ из головы, прежде чем сделать ему что-то плохое.

— Я знаю, я знаю, — сказал он. — Ты запросто убьешь меня.

Он плакал.

«Боже мой, — подумала она — Великий человек плачет у моих ног, как ребенок. Что я узнаю о власти из этого жалкого представления?»

Она вытерла слезы с его щек, используя гораздо больше силы, чем этого требовало дело. Кожа его покраснела под ее взглядом.

— Оставь меня, Джи. Я не могу помочь тебе. Я для тебя бесполезен.

Он был прав. Он был полностью бесполезен. Она презрительно отшвырнула его руки, и они бессильно повисли по бокам вдоль тела.

— Даже не пытайся найти меня, Титус. Ты понимаешь? И не посылай за мной своих шпионов, чтобы оградить твою репутацию. Потому что я более безжалостна, чем когда-либо был ты.

Он ничего не ответил. Он просто стоял на коленях, вперив взгляд в окно, а она умылась, выпила заказанный в номер кофе и ушла.

Линдон удивился, найдя двери офиса открытыми. Было семь тридцать шесть. Сотрудники придут только через час. Очевидно, кто-то из уборщиков оплошал и не запер кабинет. Он выяснит, кто это, и провинившемуся достанется.

Он толкнул открытую дверь.

Жаклин сидела, повернувшись к двери спиной. Он узнал ее по очертаниям затылка, по водопаду каштановых волос Неприятные зрелище — волосы слишком пушистые, слишком растрепанные. Его офис, прилегающий к офису мистера Петтифера, пребывал в идеальном порядке. Он оглядел комнату — вроде бы все на месте.

— Что ты тут делаешь?

Она глубоко вздохнула, подготавливая себя.

Она впервые решила сотворить это заранее. До сих пор она действовала под влиянием импульса.

Он подошел к столу, опустил свой портфель и аккуратно сложенный выпуск «Делового мира».

— Ты не имела права входить без моего позволения, — сказал он.

Она лениво повернулась в его вертящемся кресле — именно так он делал, когда собирался задать взбучку кому-то из своих людей.

— Линдон, — произнесла она.

— Что бы вы ни сказали, это не изменит фактов, миссис Эсс, — заявил он, словно хотел освободить ее от объяснений. — Вы хладнокровная убийца. Я был обязан сообщить мистеру Петтиферу.

— И вы сделали это ради Титуса?

— Разумеется.

— А шантаж — тоже ради Титуса, да?

— Вон из моего офиса.

— Так что же, Линдон?

— Ты шлюха! Шлюхи ничего не понимают, они невежественные больные животные! — заорал он. — О, ты хитра, это точно, но и хитрость твоя — звериная.

Она встала. Он ожидал оскорблений, по крайней мере устных. Но их не было. Зато он почувствовал, как на его лицо что-то давит.

— Что… ты… делаешь? — спросил он.