Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

— Ты с виллы “Куб”? — Человек в белом цепко осмотрел Иктоса. — Судьба справедлива.

— Почему это?

— Ты же говоришь, что хозяина нет. Значит, розы мне не нужны. Могу сэкономить на бумажке.

— А чего экономить? — возразил грек, победоносно поглядывая на меня. — Едем в “Куб”. Я нарежу бутонов за полцены. Вы же к мистеру Раннеру ехали.

— Тогда прыгай в машину, — приказал человек в белом. И добавил, подмигнув: — Сосед у тебя какой‑то необщительный.

Не знаю, что ответил Иктос. С веранды донесся голос Беллингера:

— Айрон!

— Иду, — откликнулся я.

Появление человека в белом мне не понравилось.

— Айрон!

Я уложил лесенку под стеной и, не торопясь, поднялся на веранду.

— Не больно ты тороплив. — Старик сердился. — И что это за имя такое — Айрон? Где такое нашли? — Он не удержался и процитировал: — “Зовите меня Израил”. Кто тебя окрестил Айроном?

— Родители.

Старик удрученно уставился в кофейную чашку.

Что он видел на ее дне, в мутных, расплывшихся разводах? Тень незнакомого мне человека? Или очертания неизвестных домов?

Не знаю.

Я не мог выбросить из головы рукопись.

Что заставило промышленника Мата Шерфига изменить путь? Ведь немец убил его эскимосов и гордость Дании поэта Рика Финна. Что ожидало промышленника на тайной метеостанции? Я даже покачал головой, и старик заметил это.

— Айрон, — сказал он. — Сегодня нам понадобится обед. Не надо никаких ухищрений. Что‑нибудь такое, ну, не совсем примитивное. Ты ведь справишься?

Я кивнул.

— Во сколько мы ждем мистера Ламби?

Беллингер насторожился:

— Зачем тебе это знать?

— Чтобы все приготовить вовремя.

— Займись обедом прямо сейчас, и ты успеешь.

— Но мистеру Ламби надо будет открыть ворота.

— Он просигналит, и ты услышишь. — Старик темнил, и я не мог понять — почему.

— Запомни, — заметил он не без торжественности, — я не люблю, когда нарушают гармонию.

Я кивнул.

Долгое одиночество не прошло для старика бесследно.

— Айрон Пайпс, — выпрямился он в кресле. — Когда‑то я писал книги. Тебе это, наверное, не совсем понятно, но написание книги — это всегда тайна. Не важно, чему посвящена книга, если она настоящая, она всегда связана с тайной. И еще с будущим. Если ты даже написал о короле Артуре, ты все равно коснулся будущего. Когда я начинал очередную книгу, Айрон, я думал о совершенно невозможных вещах. Иногда я хотел возродить прошлое, но всегда получалось так, что я пишу о будущем. Это мне и Сароян говорил. А ведь когда я писал свои книги, Айрон, я просто вспоминал о том, что уже произошло… Я же не мог знать про то, что случится в будущем… Когда‑нибудь… Например, сейчас…

— И про меня не могли знать?

Моя тупость его поразила:

— Ты считаешь себя некоторой величиной?

Я пожал плечами.

Он задумчиво оглядел меня.

— Когда я писал “Генерала”, Айрон, я ничего не знал о том, что произойдет в следующей главе. Мне кто‑то нашептывал слова, а я записывал. Я даже не сильно задумывался. Просто ставил перед собой пишущую машинку и отстукивал столько страниц в день, сколько мне было нашептано. Кем? Откуда я знаю? Нет, нет, не Сароян, — замахал он руками, ужасаясь моей нелепой догадке. — Молчи! Ты, наверное, знал каких‑то Сароянов, но мой был не из них. Просто я умел подслушивать вечность. Это не у всех получается.

Он закончил с тоской:

— Вот у тебя, Айрон, получается?

Я пожал плечами. Я никогда еще не видел его столь говорливым. Может, так на него действует ожидание встречи с мистером Ламби?

И вздрогнул.

За глухими воротами виллы “Герб города Сол” раздался чей‑то уверенный голос.

— Я не слышал машину, — сказал я, глядя на Беллингера. — Это мистер Ламби?

— Наверняка он. — Старик прищурился. — Он никогда не приезжает на машине. Он всегда поступает, как поступил ты. Приезжает поездом, а потом идет пешком. Приятно подышать чистым воздухом.

Литературный агент, разъезжающий на поездах, — это меня удивило.

А еще больше удивил сам агент. Он оказался относительно молодым человеком, но голову покрывала седая шевелюра. Не было при нем ни сумки, ни портфеля. Зеленоватые глаза, уверенная улыбка, плечи спортсмена. Такие люди внушают доверие, хотя я предпочел бы, чтобы литературный агент Беллингера приезжал на автомобиле, а не появлялся столь неожиданно.

— Спасибо, Айрон, — произнес он, когда я открыл ворота.

— Вы меня знаете?

— Плохим бы я был агентом, не знай таких пустяков.

Он доверительно улыбнулся:

— Знать все о жизни мистера Беллингера — моя работа. Я привык делать свою работу хорошо. Кроме того, старик заслуживает внимания, правда?

— Айрон, — сухо сказал Беллингер, когда мы поднялись на веранду. — Займись обедом.

Наверное, это означало: убирайся к чертям.

Я и убрался — на кухню.

Мне незачем было присутствовать при беседе, я и так слышал каждое слово. Об этом позаботились люди Берримена, нашпиговавшие датчиками всю виллу.

“Эта книга будет как взрыв. — Голос мистера Ламби был полон уверенности и довольства. — Ее ждали долго. Обстановка в мире изменилась коренным образом. Надеюсь, вы сами убедились, что уже пора?”

“А если еще подождать?”

“Чего?”

Они, несомненно, говорили о романе.

“Вы слишком строги к себе. Это строгость мастера, я понимаю, но время пришло. Надеюсь, комментарий тоже готов?”

Беллингер игнорировал вопрос. Он сам спросил:

“А переезд?”

“О, с этим все в порядке, — уверенно ответил агент. — Вам понравится местечко. Уютное, тихое. Вы о таком мечтали. Есть горы, есть озеро. И ни одного соседа на сотню миль вокруг. — Мистер Ламби понизил голос: — Кто этот человек?”

Он, несомненно, спрашивал обо мне, потому что Беллингер ответил:

“Садовник”.

“Кто его рекомендовал?”

“Доктор Хэссоп”.

“Надежная рекомендация, — подтвердил агент. — И все же садовника должен был нанять я”.

“Думаю, это уже не имеет значения”.

“Пожалуй, что так”, — согласился литературный агент.

Они замолчали. Потом Беллингер сказал:

“Ламби, поднимитесь наверх. Рукопись в сейфе. Шифр вы знаете. Но комментарий я предоставлю позже”.

Оказывается, существовал еще и комментарий к роману.

— Айрон!

Сполоснув руки, я вышел на веранду.

— Айрон, у нас есть лед?

Я кивнул.

— Наколи. И побольше. И принеси сюда.

Я отправился на кухню и открыл морозильник.

И в этот момент наверху в кабинете страшно ухнуло, дом задрожал.