Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Турне проходило по городам: Самара, Оренбург, Самарканд, Ташкент, Екатеринбург, Вятка. И полный провал! Публика была равнодушна к искусству заморской танцовщицы, расходы на гостиницы ужасны, а жара – тропическая. В письмах к Ирме Дункан жаловалась:
«Этот турнир оказался нескончаемой катастрофой!»
«Это турне – один провал за другим».
«Волга и Туркестан – это те местности, которые надо избегать».
«Я практически кончилась».
Оренбург, 24 июня 1924 года
«Сегодня я была в детской колонии и дала им урок танца. Их жизнь и энтузиазм поистине трогательны – они все сироты».
Ташкент, 10 июля
«Да, снова нет отеля. Мы здесь уже два дня: бродим по улицам, страшно голодные. Зино[82] и Мейчик спали в театре. А я в домике рядом без воды и туалета. Наконец мы нашли комнаты в ужасном отеле, полном клопов. Мы такие побитые, как будто чем-то больны.
Мужество – это длинная дорога, но свет впереди. Эти крошки в красных туниках[83] и есть будущее. Поэтому работать для них – счастье. Вспахать землю, посеять семя и подготовить всё для новых поколений, которые будут жить в новом мире. Что ещё стоит делать? С вами я заглядываю в будущее. Оно там – и мы ещё будем танцевать Девятую симфонию».
Айседора Дункан была поистине героической и самоотверженной женщиной, полностью отдавшейся искусству и любви, поэтому жизненные реалии она воспринимала с юмором:
– Я продолжаю шутить, никто этого не ценит, но это моя ирландская натура.
В конце августа артистка вернулась в Москву, утомлённая неудачным турне, но счастливая встречей с детьми своей школы.
В Ленинграде в это время проходили гастроли Камерного театра А.Я. Таирова. Его руководитель пригласил на обед писателя Н.Н. Никитина, сказав, кстати, что на обеде будет Дункан. В свою очередь Николай Николаевич сообщил, что у него Есенин и он придёт с ним.
Артисты Камерного театра остановились в гостинице «Англетер». Войдя в номер Таирова, Сергей Александрович ограничился общим поклоном и сел подальше от Айседоры. Никитин, никогда до этого не видевший Дункан, всё своё внимание сосредоточил на ней: «Я смотрел на Дункан. Передо мной сидела пожилая женщина – образ осени. На Изадоре было тёмное, вишнёвого цвета, тяжёлое бархатное платье. Лёгкий длинный шарф окутывал её шею. Никаких драгоценностей. И в это же время мне она представлялась похожей на королеву Гертруду из “Гамлета”. Есенин рядом с ней выглядел мальчиком…»
Засмотревшись на Айседору, Никитин упустил момент, когда Есенин исчез, словно привидение. Таинственное исчезновение поэта удивило писателя и заставило поразмышлять:
– Неужели он приезжал лишь затем, чтобы хоть полчаса подышать воздухом с Изадорой?..
Быть может, нам кое-что подскажет отрывок из его лирики тех лет:
Чужие губы разнесли
Твоё тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
В этой строфе главное – последнее слово: «омертвелой». Омертвелая душа – это конец многому! Особенно у поэта. Да какого ещё поэта!
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
За пять дней до своего трагического ухода из жизни Есенин исповедовался писателю А.И. Тарасову-Родионову:
– Дункан я любил. И сейчас ещё искренне люблю её. Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаида Райх и Дункан.
Да, глава о жизни с Айседорой Дункан была не случайностью и не капризом великого поэта. А вот разрыв с ней – явная ошибка, дорого стоившая русской литературе.
* * *
Всё лето питомцы школы Дункан выступали с показательными уроками для детей рабочих. Занятия проходили на стадионе на Воробьёвых горах. Узнав о возвращении Айседоры с гастролей, девочки и их преподаватели собрались на Пречистенке под балконом дома 20. Около пятисот малышек, одетых в красные туники, выкрикивали приветствия. Потом оркестр грянул «Интернационал», и дети танцевали, держа над головой руки со сжатыми кулачками. Глядя на них, Айседора плакала. Это был счастливейший миг в её жизни, изобиловавшей драматическими событиями.
С 19 по 28 сентября Дункан восемь раз выступала со своими учениками в Камерном театре. На последнем концерте, перед выступлением детей с произведениями Шуберта, Глюка и Штрауса, она произнесла речь. Айседора говорила о своём детстве и излагала свой взгляд на теорию педагогики, призывала поддержать её школу:
– Та же необходимость, которая привела меня, четырёхлетнюю девочку, на сцену, теперь заставляет и детей нашей школы выступать перед зрителями.
После заключительного концерта супруга председателя Всесоюзного центрального исполнительного комитета М.И. Калинина, тронутая выступлением детей, спросила Дункан, чем она может ей помочь. Айседора сказала, что хотела бы показать работу школы лидерам страны, но через день она покидает Советский Союз. Калинина пообещала всё устроить. И на следующий день, 29 сентября, в Большом театре состоялся прощальный концерт, на котором Айседора заслужила шумные овации высокопоставленных большевиков. Нарком просвещения А.В. Луначарский выразил актрисе благодарность за усилия, приложенные к воспитанию советских детей.
…30 сентября Дункан вылетела в Берлин. Когда самолёт набрал высоту, она выглянула в иллюминатор и отчётливо услышала родной голос с хрипотцой:
– Изадора, смотри – твой дом!
* * *
Проводили великую танцовщицу рано утром, а вечером того же дня Шнейдер столкнулся с ней на лестнице школы.
– Айседора! Откуда вы? – удивился Илья Ильич.
– Вынужденная посадка под Можайском. Летим завтра утром. Прошу вас приготовить мне пакет с двадцатью красными туниками. Я обещала сбросить их завтра можайским комсомольцам. Я с ними провела несколько чудесных часов, пока чинили самолёт. Учила их танцу и свободному движению в спиральном построении «Интернационала»! Всё под гармонь. Вы уж не пожалейте эти двадцать туник!
– Пилот ругался?
– Ужасно! Представляете? Он считал, что всё произошло из-за того, что я была его пассажиркой!
О последнем приключении Дункан в России рассказывала её приёмная дочь Ирма:
– В результате технических неполадок самолёт вынужден был совершить посадку в поле. Механик сказал Айседоре, что ремонт может продлиться довольно долго. Вскоре машину окружила группа крестьянских детей. В мгновение ока Айседора достала свой портативный граммофон и дала пришедшим в восторг мальчикам и девочкам первый в их жизни урок танца…
Готовясь к отъезду, Айседора говорила Шнейдеру: «Я еду ненадолго и много вещей с собой брать не буду».
И Москва как бы не хотела расставаться с артисткой, чувствуя, что это навсегда. Чувствовал это и Есенин, пришедший к Таирову только для того, чтобы взглянуть на женщину, к которой так
