Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Побеседовав с каждым, начальник цеха товарищ Молодцов сделал отметки в анкетах, кадровичка выдала нам пропуска — картонные карточки с печатью, — и мы пошли в цех.
* * *
Механический цех поражал размерами и оглушал какофонией звуков, начиная от гулких ударов пресса и заканчивая пронзительным визгом резцов по металлу. Между двумя рядами станков стояли тележки с чугунными заготовками, лежали какие-то трубы, ящики с песком и жестяные вёдра, в которых кучей была навалена пёстрая ветошь. Продольные окна под высоким потолком плохо хранили тепло, и в цеху было не намного теплее, чем на улице, разве что не дуло.
— Заготовку голыми руками не берите, только в брезентовых рукавицах, — предупредил товарищ Молодцов, — на морозе кожа прилипнет к металлу, как язык к консервной банке.
Меня удивили небольшие рули на станках и то, как весёлой змейкой резец срезал с заготовки слой металла. Около двери, как солдаты на параде, в ряд стояли заготовки снарядов. Худенькая девушка с косичкой мимолётно глянула в нашу сторону, взяла кисточку, ведёрко с краской и на одном из снарядов вывела: «Гитлер капут».
Товарищ Молодцов подвёл меня к старику с красным носом и какими-то очень длинными руками с крупными тёмными ладонями:
— Савельич, возьми ученицу.
— Ученицу, говоришь? — Савельич выключил рубильником электромотор и осмотрел меня с ног до головы. — Как звать?
— Ульяна Евграфова. — Я поняла, что осипла от волнения, из горла вылетел жалкий писк.
Савельич усмехнулся:
— Ну что, коза-дереза, боишься?
В поисках поддержки я оглянулась на начальника цеха, но он уже ушёл вперёд, расставляя к наставникам других новичков. Чтобы Савельич не признал меня слабачкой, я отважно шагнула к станку и громко заявила:
— Никакая я вам не коза, нечего обзываться, а когда научусь, то ещё и вас обгоню.
— Ну-ну, — Савельич похлопал станок, как коня по холке, — раз такая умная, то востри уши и запоминай. — Он показал на ручную тележку, где торчком, на донышках, стояли отливки будущих снарядов. — Процесс несложный, операций всего шесть, главное, соблюсти точные размеры по шаблонам.
Операции, шаблоны, штангенциркуль — с каждым словом Савельича я сникала всё больше и больше, ругая себя последними словами за глупую самонадеянность. Верно говорят: молчание — золото. Промолчала бы — сошла бы за умную.
Замерев соляным столбом, я смотрела, как Савельич поворачивает револьверную головку суппорта, меняет резцы, зажимает чугунную отливку в патроне шпинделя, и становилось ясно, что ничегошеньки я не понимаю.
— А это что? — Я показала на какие-то штуки на станке.
Савельич шумно, по-лошадиному выдохнул:
— Это патрон, в нём шесть кулачков, три в передней части, три в задней. Надо зажать отливку кулачками так, чтобы ось вращения патрона точно совпала с осью вращения снаряда в нём, иначе снаряд закувыркается в воздухе и брякнется на землю, а мы выдадим брак. — Он взглянул на меня из-под кустистых бровей: — Освоишь правильно вставлять отливку — считай, половину науки освоила.
Легко сказать «половину науки», да трудно сделать! Проклятую отливку я научилась вставлять через несколько дней, и лишь тогда Савельич доверил мне выточить первую снарядную заготовку:
— Ну, давай, коза-дереза, действуй!
Я метнула на Савельича сердитый взгляд и потянулась к рубильнику включить станок. На нервной почве руки дрожали, а глаза от напряжения сошлись к переносице. Электромотор взвыл, как самолёт на взлёте. Патрон с зажатой отливкой, визжа, завертелся, исторгая на пол и на станину голубоватую спираль стружки. Нажимая на рукоятки суппорта, я повела резец поперёк горловины, и моё сердце переместилось из груди на кончики пальцев. Ведь если я запорю заготовку, то наша артиллерия недосчитается одного снаряда.
— Теперь останови станок и промерь диаметр! — с напускной сердитостью прокричал Савельич, но я видела, что он доволен моей работой.
Через неделю начальник цеха допустил меня до самостоятельной работы, но за двенадцатичасовую смену я смогла обработать всего восемь отливок.
— Неплохо для начала, — похлопал меня по спине Савельич, а я смотрела на одиннадцать испорченных болванок и глотала горькие слёзы обиды.
Я видела, как лихо вытачивают снаряды мальчишки и девчонки из ремесленного училища, и мне хотелось кричать от досады и злости на собственную беспомощность и руки-крюки, которые росли неизвестно откуда.
Когда дома я напряжённо повторяла в памяти каждую операцию, то всё казалось элементарно простым, но стоило прийти в цех, как мы со станком вступали в противоборство — кто кого пересилит: или он меня доконает, или я переборю его железное упрямство.
Но мало-помалу мастерство прибывало, и в моей графе сдельной работы стали появляться двухзначные цифры по нарастающей: десять, пятнадцать, двадцать. Через месяц с моего станка стало уходить в набивку по шестьдесят заготовок, а Савельич прекратил дразнить меня козой-дерезой.
Выточенные снарядные стаканы погружали в контейнеры и увозили на другой завод набивать взрывчаткой и ввинчивать боеголовки со взрывателем. Снаряды, уложенные плотными рядами в крепкие зелёные ящики, поедут на фронт сначала в товарном вагоне, а потом на полуторках или подводах, пока не попадут к орудию. И какой-нибудь офицер, такой как Матвей, даст команду заряжать, а потом взмахнёт рукой и выкрикнет:
«Огонь!»
И в том, как под кинжальным огнём артподготовки дрогнут и отступят с позиций фашисты, будет и частица моего труда.
* * *
Новая работа так захватила мои мысли, что я чуть не пропустила наступление весны. Обычно при виде первых почек на вербах я приходила в какой-то необыкновенный, щенячий восторг от предвкушения чуда нового лета, а в эту весну едва заметила, что пора с валенок переходить на резиновые сапоги и вместо тёплого платка на голову надеть беретку.
Впрочем, в цеху не особенно потеплело, поэтому в обед все рабочие высыпали на улицу, чтобы хоть чуть-чуть погреться на солнышке. Я закрыла глаза, на долю секунды отрешившись от действительности. Тёплые лучи мягко гладили меня по голове, по лбу, по векам, щекотали губы и нос.
— Загораешь, Ульяна?
Я приоткрыла глаза и сквозь щёлочки посмотрела на Максима Кулишенко, с которым нас вместе принимали на работу. Он сразу запомнился красивыми бровями и тем, как бойко перечислял свои военные специальности. Поодаль от Максима, само собой, крутилась Зоя Вахмистрова и бросала в его сторону восхищённые взгляды. Зойка пришла на завод в начале войны, и Кулишенко поставили к ней учеником, хотя она была моей ровесницей, года на три младше Максима.
— Загораю. Отойди и не заслоняй мне солнце.
Он передвинулся на шаг в сторону, и теперь его тень падала на Зою.