Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова

class="p1">— Ульяна, слышала, что в кинотеатре идёт новый фильм с Жаровым и Людмилой Целиковской? Называется «Воздушный извозчик». Кто смотрел, говорит — отличное кино!

— И что?

— Ничего. — Он пожал плечами. — Не хочешь сходить после смены?

— Неа.

Я разомлела на солнце, и мне было лень разговаривать, но Кулишенко не отставал:

— Зря. Говорят, шикарная комедия. Обхохочешься. Кстати, я Целиковскую вот как тебя сейчас видел. Она к нам на фронт приезжала. В кино смотришь — вроде крепкая, а в жизни совсем миниатюрная, вот такусенькая. — Взмахом руки он отмерил рост Целиковской себе по плечо, едва не задев ладонью Зою Вахмистрову.

Я взглянула на её лицо, раскрасневшееся, как вишня. Кажется, от напряжения Зоя перестала даже дышать. Меня нисколько не волновало приглашение Максима, мало того, я не желала ни ссоры с Зоей, ни её косых взглядов в мою сторону. Ответ напрашивался сам собой. Я покачала головой:

— Всё равно не хочу в кино. Не уговаривай.

— Максим, я с тобой схожу, — неуверенно пискнула Зоя и испуганно заморгала ресницами.

— Мы с тобой уже ходили, — хохотнул Максим, — или забыла? Я парень правильный, всех девушек по очереди приглашаю, в порядке шефской помощи. Захочешь — про фронт тебе расскажу.

Я заложила руки за голову и потянулась:

— Про фронт — это хорошо. Тебя, кстати, где ранило?

Максим присел рядом:

— Под Смоленском. И знаешь, самое обидное, что не в бою. — Он цокнул языком и вздохнул. — Сидим мы, значит, со своим взводом, перловку лопаем, ложки стучат о котелки. Вдруг кто-то из ребят как закричит: «Воздух, воздух, рама!» Рама, чтоб ты знала, — это самолёт такой. Он квадратный на вид и очень тихий. Мотор стрекочет, как кузнечик, сразу и не расслышишь.

Я хорошо представляла самолёт-разведчик «Фокке-Вульф» и даже знала, что их изготавливает для немцев завод в Праге, но промолчала, предпочитая не распространяться о своей фронтовой истории, ведь я ничего особенного не делала, а просто стирала бельё.

Я посмотрела на Максима:

— И что произошло дальше?

— А дальше из самолёта на нас вдруг полетел большой ящик, и оттуда посыпались гранаты. Мы с мужиками сразу не поняли, в чём дело, а когда отгремели взрывы, оказалось, что одна половина взвода лежит замертво, а все остальные ранены.

— Ой, Максим! — громко охнула Зоя. — Как страшно! — Она заглянула ему в глаза: — Ты у нас герой!

— Обидно произошло. — Я встала. — Но всё-таки ты жив. Тебе повезло.

— Повезло? Да что ты понимаешь! — Его голос налился злостью. — Чем повезло? Тем, что я здесь болванки точу, а не танки прямой наводкой останавливаю? Да я, если хочешь знать, уже сержантские лычки мог бы носить и медаль заработать. — Он хлопнул себя ладонью по груди. — А я вместо фронта в городе околачиваюсь с малолетками и бабами.

— А ты здесь медаль заработай! — Я развернулась к нему лицом. — На заводе тоже медали не за танцы дают, и Победу мы здесь тоже куём, вот этими вот руками. — Я развернула к нему ладони с содранной кожей. — А с фронта не ты один списан по ранению.

Я не хотела упоминать про фронт, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Правда, при приёме на работу я говорила, что работала в полевом прачечном, но, видимо, Максим пропустил это мимо ушей, а я больше на эту тему не распространялась.

Максим моментально оживился:

— Ты, что ли, была на фронте?

Мне не нравилось вызывать к себе интерес и вроде как хвастаться. Сколько раз я зарекалась болтать лишнее! Что же я за бестолочь такая?

Прямой взгляд Максима требовал ответа. Зоя вцепилась ему в рукав. Стоящие неподалёку рабочие из нашего цеха с интересом прислушались.

— Я была в полевом прачечном отряде.

Лицо Максима подёрнулось в смешливой гримасе.

— Так ты из банно-прачечного батальона? Из мыльных пузырей? Ну надо же! А строишь из себя недотрогу, в кино идти отказываешься. Или к вам на фронте всё больше офицеры заглядывают приятно провести время и позабавиться?

Меня словно с головой в чан с кипятком окунули.

— Что? Что ты сейчас сказал? — Я остановилась в последний момент, когда уже занесла кулак для удара. Но вместо этого схватила Максима за грудки и с бешенством встряхнула. — Позабавиться, говоришь? А ты не пробовал стирать норму восемьдесят пар белья в день, так что кожа с рук облезала и ногти отваливались? А кровь выливать вёдрами не пробовал? А телогрейки с убитых в землю закапывал, чтоб земля смертный дух вытянула? А пленных из концлагеря на руках выносил? А мешки бинтов из медсанбата от крови и гноя отбеливал? Как думаешь, много у нас оставалось времени на забавы с офицерами?

Каждое своё слово я сопровождала резким толчком в грудь, и Максим пятился и пятился, пока не упёрся спиной в стену цехового корпуса. Над его головой полоскался первомайский лозунг, и алый кумач отбрасывал на лицо багровый отсвет.

— Ульяна, ты что? Я же пошутил… Я не хотел… Я не знал… Мужики в госпитале болтали…

— Ах, мужики… — Я отпустила Максима. — Не думала, что мужики могут быть сплетниками хуже кумушек на лавочках.

Я повернулась и увидела, что на нас смотрит добрая половина рабочих цеха. Зоя стояла, прижимая руки к щекам. Мой наставник Савельич еле заметно улыбался в усы:

— Молодец, дочка! Умеешь постоять за себя и за подруг.

В первый раз он назвал меня дочкой, а не козой-дерезой. Я вдруг поняла, что вспышка ярости вымотала меня до изнеможения, и побрела к кубу с горячей водой, который стоял в красном уголке. Я ловила на себе сочувствующие взгляды рабочих и едва успевала кивать головой на их приглашения:

— Уля, давай к нам, попьём чаю с сушками.

— Заходи к нам, почитаем свежую газету.

— Подруливай сюда, подруга, послушай, какой анекдот расскажу.

Но я пошла к станку, и моя обида растворилась в шуме его двигателя.

* * *

«Обращается к тебе Матвей, если ты меня ещё помнишь.

Добрый день, Ульяна! Хотя какой день во время войны может считаться добрым? Наверное, тот, в который почта приносит письмо из дома или когда у врага отбит ещё один населённый пункт.

Несмотря на твой запрет, я всё-таки решил написать тебе письмецо с фронта. Знаешь, бумаге можно доверить то, что никогда не осмелился бы произнести вслух. Так вот, признаюсь: я постоянно думаю о тебе и ничего не могу с собой поделать. Доходит до смешного. Например, вчера нам выдали чистое бельё, и я сразу представил, что оно выстирано руками твоих подруг. Это было как привет от тебя,