Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

он едва не скинул юношу наземь. Разъяренный Лионель выхватил меч и только собрался нанести удар, как девица, приподнимаясь, заметила ему, что не пристало оруженосцу нападать на рыцаря. Он тотчас опустил оружие и сказал, обращаясь к рыцарю:

– Я не видел эту особу, сир, я просто глаз не мог отвести от этих двух шампионов. По-моему, они хороши; но им, пожалуй, далеко до тех, с кем я расстался накануне.

– И кто же они, любезный сир, – спросил с улыбкой рыцарь, – те герои, с которыми вы расстались?

– Что вам за дело; но попадись вы одному из них, вы или те, кого я там вижу в бою, я уверен, что ради своего спасения вы отдали бы все угодья Галеота.

Произнеся имя Галеота, Лионель прикусил язык; но мессир Гавейн, все еще давая передышку сенешалю, уловил эти слова и тут же подумал, что этот юнец мог бы передать ему вестей от доброго друга Галеота. Потом он услышал, как девица воскликнула:

– Гавейн, мессир Гавейн! Вас почитают за лучшего рыцаря в мире; неужели вы позволите так надо собою глумиться!

– Э, сударыня! – сказал Лионель, – что вы тут поминаете мессира Гавейна? Он-то не позволил бы так себя охаживать одному-единственному бойцу.

Все эти слова донеслись до мессира Гавейна, и они ускорили гибель сенешаля. Последним ударом племянник Артура оглушил его и выбил из седла кулаком. Затем он спешился, отвязал шлем, откинул побежденному забрало и ожидал услышать мольбу о пощаде. Но сенешаль был уже не в силах вымолвить ни слова; и мессир Гавейн, к великому своему сожалению, отсек ему голову, отнес ее и выложил к ногам герцога Эсканса. Тело тут же вынесли на вилах[147], а Гавейн, оставаясь глух к увещеваниям герцога, который стремился его удержать, и к изъявлениям благодарности от родни Манассеса, пришпорил коня; ибо ему не терпелось догнать юнца, произнесшего имя Галеота. Впрочем, он дал себе зарок, что как только потолкует с этим юнцом, то вернется за племянницей Манассеса и поедет с нею туда, где живет прекрасная незнакомка, о которой та ему говорила.

XLIX

Итак, мессир Гавейн поторопил своего коня и пустил по той дороге, по которой прежде него уехал юноша; и вскоре нагнал его, грустно бредущего пешком, с обнаженным мечом в руке.

– Боже мой! – восклицал он, – зачем ты не убил меня?

– Что с вами, мой друг? – спросил его мессир Гавейн, – вас кто-нибудь обидел? Я готов вам помочь; или я сильно ошибаюсь, или вы служите тому, кто мне милее всех на свете.

– Как, – сказал Лионель, – вы знаете, кому я служу?

– Вы из людей принца Галеота, а защищаться вынуждены сами по себе. Скажите мне, кто вас так огорчил?

– Сир, прежде чем ответить, я хотел бы знать, кто вы.

– Скажу охотно: я Гавейн, племянник короля Артура.

– Ах! Сир, простите меня; недавно я не мог этому поверить, видя, как вы медлили добить сенешаля герцога Эсканса. Так вот, на опушке этого леса мне встретился незнакомый рыцарь и силой отобрал у меня коня. Я не защищался, будучи всего лишь простым оруженосцем; но как же я жалел, что я не рыцарь!

– А по какой дороге поехал этот подлый рыцарь?

– Вот по этой; земля тут сырая, и ясно видны следы моего коня.

– Я поскачу за ним, и если он не отдаст твою скотинку, я тебе обещаю свою.

С этими словами он стиснул конские бока. На краю лан-да[148] он увидел двух рыцарей, которые рубились что было сил, а неподалеку ездовых лошадей, привязанных к одному и тому же дереву.

– Кто из вас похитил коня? – спросил мессир Гавейн, подъезжая.

Противники остановились.

– Я, – сказал один, – а вам что за дело?

– Вы подло поступили с оруженосцем, который беззащитен перед вами, как вы знаете; вы ответите за это злодеяние.

– О! Я сейчас занят немного другим!

– Нет, вы ответите, и притом немедленно; повернитесь сюда и защищайтесь.

Мессир Гавейн сошел с коня и уже поднял меч. Но другой рыцарь перебил:

– Сир, не отнимайте у меня мой поединок; если вы возьмете верх, то побежденный будет вашим пленником и уже не сможет держать ответ передо мною. Позвольте нам уладить наш спор, прежде чем требовать с него что бы то ни было.

– Мы можем сделать еще лучше, – ответил мессир Гавейн, – становитесь оба против меня; если вы одолеете, я стану вашим пленником.

– Кто же вы такой, чтобы предлагать нам столь неравный бой?

– А! – воскликнул другой рыцарь, – теперь я вас узнаю: вы лучший в мире вассал[149]; вчера я видел, как вы победили сенешаля Камбеникского. Требуйте от меня какого угодно откупа, сир; лучше я вам его отдам, чем мериться с вами силами. Но знайте, по крайней мере, что у меня и в мыслях не было присвоить коня; я его позаимствовал для неотложной надобности.

– Рыцари, – сказал мессир Гавейн, – если я прервал ваш поединок, вы можете его продолжить, как только восполните ущерб.

И видя, что они желают знать, кто он такой, добавил:

– Я никогда не скрывал свое имя; меня зовут Гавейн.

При этом имени оба рыцаря склонились и не помышляли более продолжать свою битву.

Подошел Лионель.

– Друг мой, – сказал мессир Гавейн, – вот рыцарь, который позаимствовал твою лошадку; какой расплаты ты с него потребуешь?

– Сир, – ответил юноша, – я сочту, что он уплатил сполна, если он обязуется никогда не поднимать руку на слугу или оруженосца, когда сам вооружен.

Рыцарь обещал, а затем изъяснил суть раздора, который они перед тем улаживали.

– Мы дружны с давних пор. Нынче утром, когда мы хвалились наперебой, он сказал, что превосходит меня в силе и доблести; я этого не признал и предложил отправиться сюда и посмотреть, кто кого одолеет. Он согласился. При первом ударе я выпал из седла; мой конь убежал. Пытаясь его догнать, я увидел этого юнца и заставил сойти, чтобы занять его место и вернуться к моему другу.

– По правде говоря, – сказал мессир Гавейн, – если у вас нет иной причины для раздора, вас будет нетрудно помирить. Подайте друг другу руки от чистого сердца; а вы, кто позаимствовал этого коня, садитесь на круп позади вашего друга.

Оба рыцаря тут же обнялись от всего сердца; мессир Гавейн препоручил их Богу и удалился.

Оставшись наедине с юношей, он стал расспрашивать о Галеоте.

– Сир, – сказал Лионель, – я не из людей принца Галеота.

– По крайней мере, ты что-то знаешь о нем.

– Я не должен и не могу ничего говорить, и прошу вас, сир, не