Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

должно быть знакомо, ведь рыцари из дома короля Артура славятся по всему свету как никто другой.

– Откуда вы знаете?

– От одного рыцаря, который, отслужив свое в миру, долго разделял со мною здешнее уединение. Звали его мессир Алье[139]. Покидая мирскую жизнь, он оставил своему сыну Маресту землю во владениях госпожи Рестокской. Но Марест не мог отстоять ее от барона по имени Сегурад, ведшего против госпожи Рестокской упорную войну. Утратив все, он пришел сюда поведать, что с ним приключилось. А мессир Алье, посвятив себя Богу, все же оставался человеком из плоти и крови; он спросил у меня совета. «Святой отец, – сказал он, – кто разоряет и грабит своего соседа, не имея причины для мести, не хуже ли он Сарацинов[140]?» – «Не меньший сквернавец, пожалуй, – ответил я, – но не хуже». – «Но Иисус Христос поставил бы мне в заслугу, если бы я пошел за море отомстить за него?» – «Безусловно». – «Вот и ладно! Я пойду сражаться с теми, кто не лучше Сарацинов». Он простился со мною и обосновался в единственной башне, уцелевшей от его владений, не отрекаясь, однако, от монашеских одежд. Мне думается даже, что скоро он вернется, ведь мне говорили, что некий отважный странствующий рыцарь вынудил тирана Сегурада просить пощады[141]. Мессир Алье часто говаривал мне о рыцарях из дома короля Артура, о мессире Гавейне, о Сагреморе Шалом; и особо советовал, увидев рыцаря Круглого Стола, не упускать случая узнать его имя.

– Я своего никогда не скрывал, – сказал тогда рыцарь, – и с вас начинать не намерен. Меня зовут Гавейн, я племянник короля Артура.

– Ах! Мессир Гавейн, вам я рад, как никому другому среди рыцарей! Весь мир полнится слухами о вашей доблести, и мне совестно, что я вам воздал так мало почестей. Не изволите ли сказать, куда вы едете?

– Да; я намерен достигнуть страны принца Галеота, сына Великанши[142], и надеюсь отыскать там одного молодого рыцаря, превосходящего всех иных в доблести. Вы мне говорили о войне, возникшей между королем Норгаллии и герцогом Камбеникским; как вы полагаете, кто из них прав?

– Герцог Эсканс; ибо король Траделинан воспользовался тем, что герцог был при дворе короля Артура, и выстроил замок на въезде в пределы Камбеника; но впоследствии герцог Эсканс отвоевал его и отдал доблестному рыцарю, другу одной из двух дочерей Траделинана.

В доблестном рыцаре, упомянутом отшельником, Гавейн узнал своего брата Агравейна, которого прежде видел в этом замке на рубеже Норгаллии.

– До нынешнего дня, – продолжал отшельник, – удача была на стороне герцога; но, потеряв сына, он и слышать теперь не захочет о мире, пока не отомстит за его гибель.

– Я бы не прочь, – сказал мессир Гавейн, – пойти на упомянутую вами ассамблею, если вы укажете мне дорогу.

Отшельник подал дьякону знак, тот поднялся и немедля проводил мессира Гавейна до предместий Ловерзепа. Выйдя из Брекеганского леса, они увидели, что обе стороны уже сошлись в бою. Казалось, одолевали рыцари короля Норгаллии. Отпустив провожатого, мессир Гавейн одно время колебался в раздумьях, чью сторону принять. На стороне Норгаллов он увидел рыцаря, творившего чудеса храбрости; никто не мог перед ним устоять; и похоже было, что все лавры сего дня достанутся ему. Это был Грифлет, сын До – тот, кого недавно победил Гектор близ Соснового ключа[143]. Он бился заодно с норгалльскими рыцарями, не вникая особо, на чьей стороне правда. Между тем мессир Гавейн подвязывал шлем, а после, наконец, примкнул к первому ряду рыцарей Камбеника. Он с разбегу вторгся в ряды Норгаллов, рубя перед собою направо и налево, повергая наземь всех, кто пытался его удержать, и вынудил их прервать погоню за соперником. «Кто бы мог быть этот рыцарь? – раздумывал Грифлет. – Он один стоит целого полка». И, пришпорив коня, он в свой черед решился преградить ему дорогу, но вылетел долой от первого удара; а когда его оруженосец подсадил его обратно и он хотел было догнать того, кто преподал ему столь жестокий урок, – не ради того, чтобы свести счеты, но чтобы узнать, кто он такой, – то, лишенные помощи Грифлета и теснимые рыцарем более грозным, Норгаллы дрогнули, отступили и, наконец, оставили поле боя. Однако мессир Гавейн не узнал Грифлета, облаченного не в свои обычные доспехи; и можете себе вообразить их обоюдную радость, когда они приподняли свои забрала[144] и принялись рассказывать друг другу, что с ними приключилось со дня злополучной битвы у Соснового ключа. А между тем, пока норгалльские воины отступали, герцог Эсканс заметил племянника короля Траделинана, того самого, кого он обвинял в убийстве своего сына; он догнал его, выбил из седла и отсек ему голову. Что же до мессира Гавейна и Грифлета, их заботило лишь одно: как бы уклониться от изъявлений благодарности со стороны тех, кто был обязан им победой; и когда стало смеркаться, они незаметно удалились и вышли на мощеную дорогу, которая вела к опушке леса.

Лунный свет уже выбелил равнину, когда они прибыли туда. Там под дубом приютились две юные девицы.

– О! – сказал Грифлет, – приятная встреча! Храни вас Бог, сударыни!

– А вам, сеньоры, добро пожаловать! Мы вас ожидали с нетерпением.

– Откуда вы знали, что мы здесь будем проезжать?

– Мы на это надеялись, по крайней мере.

Не спрашивая более ни о чем, оба друга спешились, сняли шлемы, мечи, кольчуги. Мессир Гавейн взял за руку ту, которую счел покрасивее; Грифлет обратился к другой, и когда они все четверо сели на скошенную траву, обе девицы разом воспылали любовью. Но если настояния Грифлета были приняты благосклонно, то у мессира Гавейна дело обстояло иначе.

– Нет, сир, – сказала первая девица, – это означало бы злоупотребить вашей любовью. Я девушка бедная, неказистая, и я ждала вас, чтобы отвести к самой прекрасной и благородной деве, какую вы только можете пожелать.

– Я этому нисколько не верю, – ответил мессир Гавейн, – как же я найду завтра лучше того, что уже встретил сегодня?

– Не говорите так, сир: когда вы увидите мою госпожу, вы переменитесь во мнении и будете мне признательны за то, что не утолили свое желание сейчас.

– Кто же она, эта несравненная дива?

– Просто извольте следовать за мной.

– Ладно! Я согласен. А вы, Грифлет, не пойдете с нами?

– Спросите у моей новой подруги, согласна ли она.

– Нет, – ответила девица, – я намерена по-своему испытать доблесть моего нового рыцаря.

Гавейн не настаивал; он вооружился снова, помог девице сесть на ее скакуна, препоручил Богу новых возлюбленных и сам уселся верхом. Углубившись в лес,