1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

В книге А. Драбкина «Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942» проливается некоторый свет на 236-й авиаполк. А. Е. Шварев был переведен в него из Каунаса, из 31-го ИАП 8-й смешанной авиадивизии, на должность командира звена. 20 июня, в пятницу, он вместе с авиатехником вернулся в Каунас, чтобы получить и перегнать в Алитус учебный самолет У-2. В субботу выяснилось, что командира 8-й САД полковника В. А. Гущина, который мог дать разрешение на вылет, на месте нет, будет он только в воскресенье. Авиаторы заночевали у друзей в бывшем своем 31-м полку, а утром 22-го их разбудила стрельба зенитной артиллерии.

Шварев вспоминал: «До этого проходил слух, что будут учения. Мы так и решили сразу, что начались учения. Но с нашего дома был виден каунасский аэродром. Рядом с аэродромом располагался мясной комбинат. И я вдруг увидел зарево и говорю: „Братцы, это не учения, смотрите, ангар горит“. Сбежавшиеся на аэродром летчики и техники выкатили из горящего ангара истребители Миг-1 и самовольно (командования не было) парами вылетели на патрулирование». Во время второго вылета лейтенант А. Е.Шварев сбил бомбардировщик Хе-111, лично видел падение самолета в Неман, но победа не была подтверждена из других источников, и ее ему не засчитали. Техник в это время усиленно чинил получивший повреждение «кукурузник», и после окончания ремонта летчик намеревался вылететь наконец-то в Алитус. «Я все спрашивал техника: „Как там самолет, готов?“ — „Нет“. — „Готов?“ — „Нет“. Наконец говорит, что готов. Я сажусь в самолет. Он крутит винт, но тут подъезжает „эмка“, из нее выходит командир нашего 236-го полка Антонец. Реглан весь в крови. „Ты куда?“ — спрашивает, немного гнусавя. Я растерялся: „Как куда?“ А он на меня: „Куда тебя черт несет, там уже немцы!“ Если бы чуть раньше я взлетел, то попал бы прямо в лапы к немцам. Оказалось, что, когда он ехал в Каунас, их обстреляли, шофёра убили, но сам он сумел вырваться. Из полка под Каунас прилетело только 6 самолетов, остальные 25 были повреждены, и их пришлось сжечь». Видимо, произошло это уже после того, как мотострелковый полк 5-й танковой дивизии выбил немцев с алитусского аэродрома и закрепился на нем.

Неудачный для советских войск результат боев на Немане был предопределен относительно быстрым захватом немцами мостов в районе Алитуса. Они были своевременно подготовлены к взрыву саперами 4-го ПМП РГК (понтонно-мостового полка), но вечером 21 июня и в ночь на 22-е ими же разминированы по распоряжению представителя штаба ПрибОВО. Поэтому, когда командир 5-й ТД приказал взорвать мосты, сделать это не удалось. Бригадный комиссар Ушаков писал о младшем лейтенанте из 4-го ПМП, который доложил им, что взрыв должен быть произведен только после прохода всех частей 128-й и 33-й дивизий. Здесь в воспоминаниях старых солдат возникают некоторые несоответствия. Утверждают, что приказ отдавал полковник П. А. Ротмистров, но выполнить его не удалось. Более того, среди толп отступавших через мосты военнослужащих, а возможно, и саперов, возникли (явно не без помощи вражеских агентов) слухи, что полковник этот — немецкий шпион, так как у него, дескать, «старорежимная» фамилия. Поэтому они, под угрозой применения оружия, просто не давали устанавливать заряды. Но П. А. Ротмистров не мог командовать дивизией в Алитусе, ибо он давно уже сдал ее Ф. Ф. Федорову и вступил в должность начальника штаба 3-го мехкорпуса. Так что здесь налицо появление некоторой путаницы, выглядящей, правда, вполне вероятной в той ситуации. Еще один приказ о взрыве мостов через Неман командир 4-го ПМП майор Н. П. Беликов получил от начальника инженерных войск 11-й армии Фирсова уже в 14 часов дня. Но к этому моменту за обладание ими уже шла отчаянная схватка. Мосты остались невредимыми, а подрывники были даже захвачены немцами в плен[266].

В ночь с 22 на 23 июня (примерно в 02:00–02:30) в тылу дивизии был выброшен тактический парашютный десант численностью до 660 человек. Десантникам удалось захватить аэродром в Оранах, при этом им без боя досталось четыре ПТО и семь единиц бронетехники, принадлежавших 184-й дивизии 29-го корпуса (в составе ее разведбатальона значатся четыре бронемашины М 1927/28 и три Т-26/31). Нет сомнений, что бывшие военнослужащие литовской армии, насильно призванные в РККА, не пытались оказать сопротивление немцам, когда те захватывали аэродром в Оранах. Скорее всего, они даже помогали им. 7-й зенитный дивизион 184-й ТСД вообще не имел средств тяги, и вся матчасть досталась немцам. Захватить или вывести из строя самолеты им не удалось, остатки обоих базировавшихся там полков 57-й авиадивизии (строевого 42-го и формирующегося 237-го ИАП) перелетели в Двинск, ныне Даугавпилс. Двинский аэродром Грива находился на реконструкции, как вспоминал бывший работник ГУАС НКВД СССР А. М. Киселев, но его все же можно было использовать. Когда немцы высадились на оранском аэродроме, зам. командира 125-го БАО старший политрук Н. П. Даев организовал уничтожение складов и неисправных самолетов[267]. Задача по ликвидации немецкого десанта была возложена на 10-й танковый полк, который ускоренным маршем направился на юго-восток, оставив у Алитуса только два танка: заместителя командира полка Новикова и капитана Смирнова. Экипаж Смирнова два раза делал вылазки в район южного моста. К 7 часам утра 23 июня десант в Оранах был частично уничтожен, частично рассеян, но вследствие этого почти половина танков соединения оказалась в стороне от развернувшегося в то утро сражения. Не очень понятно, почему Г. В. Ушаков указал, что комполка-10 Богданов с группой танков отошел на Вильнюс, а Ф. Ф. Федоров (согласно ЖБД 13-й армии) — что в сторону Оран.

Справка. Летом 1941 г. на территории Литвы формировались четыре новых истребительных авиаполка с номерами более 230: 236-й (Алитус), 237-й (Ораны), 238-й (Паневежис), 240-й (Ионишкис). Они не значатся в боевом составе ВВС ПрибОВО, отраженном в более чем официальном сборнике «Советская авиация в Великой Отечественной войне в цифрах». Не исключено, что они имели только штабы, личный состав и некоторое количество учебных и боевых машин. Поэтому вроде бы можно их и не учитывать, тем более что большинство даже строевых полков понесло тяжелые потери на земле и также существенного влияния на ход боевых действий не оказало. Но объективности ради учесть их все же следует.

236-й ИАП, формировавшийся в Алитусе, в августе 1941 г. вновь появился, но уже в составе 43-й ИАД ВВС Западного фронта. Командовал им по-прежнему майор Антонец, одним из комэсков был капитан Голубичный. Вырвавшись из Литвы, летчики и техсостав прибыли в Бологое, где полк был заново сформирован. 25 августа 1943 г. 236-й был преобразован в 112-й гвардейский ИАП. 237-й полк был преобразован в 54-й гв. ИАП несколько раньше, Приказом НКО СССР от 03.02.1943 г. Б. М. Бугарчев закончил службу в звании подполковника, имея 15 одержанных побед; подполковник И. Г. Талдыкин погиб 15 марта 1945 г., командуя 1-м отдельным ИАП «Варшава» ВВС Войска Польского.

23 июня командование Северо-Западного фронта, не имея, видимо, никакой конкретной информации о положении на алитусско-вильнюсском направлении приказало: «5-й танковой дивизии и управлению 3-го механизированного корпуса немедленно поступить в подчинение командующего 11-й армией, повернуть удар на Бобты, очистить район Кейданы, Ионава от немецких частей и банд и быть готовыми по указанию командующего 11-й армией короткими ударами очищать правый берег р. Неман в районе Каунас от частей противника». Я не могу с уверенностью сказать, получил ли комдив 5-й Ф. Ф. Федоров этот приказ. Однако чудом до наших дней дошел написанный на клочке бумаги один из его приказов, хранящийся сейчас в семейном архиве его внука И. И. Федорова.

«Полковнику т. Веркову

Направить б[атальон]н Т-34. Ударом на Конюхи во взаимодействии с 10 ТП уничтожить танки пр[отивни]ка и отбросить их за р. Неман

Утром 23 июня продолжилось одно из первых танковых сражений Великой Отечественной войны. В ходе него основные силы 5-й танковой дивизии оказались зажатыми с двух сторон наступающими немецкими клиньями. С юга это соединение обошла 7-я танковая дивизия противника, с фронта действовала 20-я танковая дивизия. В крайне невыгодных условиях боя советская дивизия снова понесла серьезный урон, были потеряны все танки Т-28 9-го полка. 16 боевых машин были подбиты в боестолкновениях, а еще восемь — утрачены в результате поломок и, как следствие, подрыва танков экипажами. В 7–8 часов утра в сражении наступил перелом: 5-я танковая дивизия под давлением превосходящих сил противника, с почти истраченными боеприпасами и топливом начала отступать в направлении Вильнюса, до которого было 8285 км (если двигаться по прямой). Немцы выиграли сражение, но о своих истинных потерях почему-то умолчали. Штаб 3-й танковой группы генерала Гота 22 июня в телеграмме информировал штаб группы армий «Центр»: «Вечером 22 июня 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточнее Олита против 5-й танковой дивизии. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродромах) противника. Мы потеряли 11 танков, из них 4 тяжелых»[268]. 23 июня штаб ГА никаких данных о потерях 3-й ТГр не получил. В приложении к приказу № 3 от 23 июня по танковой группе (информационный бюллетень о противнике) указывалось: «5-ю танковую дивизию следует рассматривать как сильно потрепанную»[269]. Следовательно, за несколько часов боя в первый день и несколько часов боя во второй 5-я дивизия (по мнению самих же немцев) понесла большие потери, но не была разгромлена. Почему же Гот в мемуарах и его штаб — в донесениях смолчали об истинных потерях за 22 и 23 июня? Если они одержали верх, то чего им было скрывать? Скрывалось именно то, что победа была «пирровой». Полсотни имевшихся в советской дивизии танков Т-34 (правда, часть из них была оснащена пушками Л-11, есть немецкие фото) никак не могли не «испортить праздник» привыкшим к легким победам танкистам вермахта, но Гот их у Алитуса словно не увидел. Сведения П. А. Ротмистрова (или, вернее, Ф. Ф. Федорова и Г. В. Ушакова — маршал наверняка был знаком с донесением последнего) о подбитых и подожженных только 22 июня 170 танках и бронетранспортерах противника историки дружно посчитали десятикратным преувеличением, хотя это была чистая правда. Указанные Готом потери (11 танков) безусловно следует считать лишь безвозвратными. А что вообще означает термин «безвозвратные потери»? Это означает, что отремонтировать подбитый или сгоревший танк в полевых условиях не представляется возможным, либо ремонт вообще нецелесообразен, и он должен быть отправлен в тыл для утилизации. Если из 3-й ТГр было отправлено на переплавку 11 танков, подбитых 22-го в районе Алитуса, и это попало в сводку, то за пределами сводки остались десятки: а) горевших, но потушенных; б) с перебитыми гусеницами или поврежденными катками; в) с пробоинами в броне; г) с сорванными башнями; д) поврежденных при таранах. Немцам противостояли кроме легких машин гораздо более сильные танки Т-28 и Т-34, к тому же броня легких чешских машин без особого труда пробивалась 45-мм снарядами. Также, как свидетельствовал участник событий у Алитуса, советские танкисты умели вести огонь с хода. Я запустил его утверждение в Сеть. Реакция была в основном сдержанно-критической — «бесцельный расход боеприпасов». Нашел мемуары В. Г. Грабина, перечел, что касалось этой проблемы: «…стрельба с ходу была нерациональна до тех пор, пока со временем не научились стабилизировать танковое орудие». Казалось бы, вот конкретный приговор из уст прославленного конструктора. Но мимо одного из комментариев я пройти не смог. Суть его была такова. В 1938 г. для танковой пушки калибра 45 мм с электроспуском был разработан прицел «ТОС» (расшифровывается как «техника особой секретности») со стабилизацией линии прицеливания в вертикальной плоскости. Стабилизация осуществлялась с помощью гироскопа, подвешенного в головной части прицела в кожухе. «ТОС» начали устанавливать на танки Т-26 и БТ-7, но уже в начале боевых действий он был снят с вооружения из-за того, что его не успели освоить в войсках (выделил специально), к тому же он был сложен и имел некоторые конструктивные и эксплуатационные недостатки. А. С. Сизов из 13-го полка 7-й ТД писал: «Теперь о танках. Во 2-м ТБ и 3-м ТБ были танки БТ-7. В конце апреля я принял пять таких танков. Прицелы были с гироскопами»[270]. В 5-й танковой дивизии было 111 машин БТ-7. Какой из всего сказанного напрашивается вывод? Да, новый прицел был сложен, имел недостатки, им еще не научились пользоваться, но из этого совершенно не следует, что так было во всей Красной Армии. Может быть, 5-я танковая дивизия была как раз впереди других частей в деле освоения новой матчасти? Особенно если вспомнить, что до Федорова ее возглавлял будущий маршал П. А. Ротмистров, а 3-м мехкорпусом, куда входила дивизия, командовали генералы А. И. Еременко (также будущий маршал) и А. В. Куркин (будущий генерал-полковник танковых войск), который, кстати, формировал 5-ю в июле 1940 г. и был ее первым командиром. В декабре 1940 г. на совещании высшего командного состава при подведении итогов прошедшего учебного года начальник ГАБТУ Я. Н. Федоренко лучшими среди крупных мех. соединений РККА назвал 4-й МК М. И. Потапова и 3-й МК А. И. Еременко, а лучшей танковой дивизией — именно 5-ю ТД А. В. Куркина.