Ночь над водой - Кен Фоллетт

Нэнси кивнула. Трудно себе представить двух более непохожих мужчин, чем Марк и Мервин. Мервин – высок, вальяжен, смугл, красив и простоват в манерах. Марк – гораздо мягче, куда ниже ростом, веселое веснушчатое круглое лицо.

– Мне не по душе разухабистые мужчины, но он по-своему привлекателен, – сказала Нэнси, подумав: если бы Мервин был ее мужем, она не променяла бы его на Марка, но это дело вкуса.

– Пожалуй. Сначала я подумал, что Диана просто спятила, но теперь, когда его увидел, я в этом не столь уверен. – Мервин задумался, потом переменил тему: – А что же вы? Вы будете биться со своим братом?

– Мне кажется, что я нащупала у него слабое место, – сказала она, усмехнувшись, с удовлетворением подумав о Дэнни Райли. – И работаю в этом направлении.

Он улыбнулся:

– Когда у вас такое выражение лица, я предпочел бы видеть в вас друга, а не врага.

– Это все благодаря отцу. Я очень его любила, и твердость во мне от него. Это как бы памятник ему и даже больше, потому что на всем, что я делаю, лежит отпечаток его личности.

– Каким он был?

– Он принадлежал к людям, которых трудно забыть. Он был высок, с черными волосами, громким голосом, и стоило его увидеть, как вы понимали, что перед вами сильный человек. Он знал по имени всех, кто у него работал, больна ли у кого-то жена и как учатся их дети в школе. Он платил за образование множества детей своих рабочих, теперь из них выросли юристы и бухгалтеры, он умел завоевывать расположение людей. В этом он был старомоден, я бы сказала – патриархален. Но у него были потрясающие мозги бизнесмена. Я таких не встречала. В разгар Великой депрессии, когда по всей Новой Англии закрывались заводы и фабрики, мы брали людей на работу, потому что наши продажи росли! Он понял силу рекламы раньше других в обувном бизнесе и пользовался ею с большим мастерством. Его интересовали психология людей, силы, которые ими движут. Он умел увидеть в новом свете любую проблему, которая у него возникала. Мне его не хватает каждый день. Почти так же, как мне не хватает моего мужа. – Она вдруг рассердилась. – И я не буду стоять в сторонке и безучастно смотреть, как дело всей его жизни бросает коту под хвост мой никудышный братец. – Нэнси просто не могла усидеть на месте, стоило ей вспомнить о своих неприятностях. – Я пытаюсь оказать давление на ключевого акционера, но не знаю, удастся ли мне это, пока…

Она не сумела договорить. Самолет попал в сильнейшее завихрение и взбрыкнул, как дикий конь. Нэнси уронила бокал и схватилась за край туалетного столика обеими руками. Мервин попытался удержаться на ногах, но это ему не удалось, и, когда самолет швырнуло в сторону, он рухнул на пол, сбив кофейный столик. «Клипер» выровнялся. Нэнси протянула руку, помогая Мервину встать, со словами:

– Вы в порядке?

Самолет снова нырнул. Она соскользнула со стула, отпустила руки от столика и упала на пол – прямо на Мервина.

Он расхохотался.

Нэнси испугалась, что травмировала его, но она ведь легкая, а Мервин – крупный мужчина. Она лежала поперек его тела, вместе они образовали на терракотовом ковре нечто вроде буквы «Х». Самолет выровнялся, Нэнси скатилась на ковер и присела. Посмотрела на Мервина – смех истерический или ему и правда смешно?

– Наверное, мы выглядим очень глупо, – сказал он и снова засмеялся.

Смех его был заразителен. На мгновение от нее отлетели все заботы и переживания последних двадцати четырех часов, предательство брата, чуть не случившаяся катастрофа в самолете Мервина, неловкость ситуации из-за этого дурацкого номера для новобрачных, отвратительная антисемитская выходка в столовой, идиотское возмущение жены Мервина, ее собственный страх, когда разыгрался шторм. Нэнси вдруг поняла всю комичность ситуации – она сидит на полу в неглиже рядом с чужим мужчиной в подпрыгивающем самолете. И тоже не смогла удержаться от смеха.

Следующий взбрык самолета швырнул их друг к другу. Она вдруг очутилась в объятиях Мервина, не переставая заливаться хохотом. Они посмотрели друг на друга.

И вдруг она его поцеловала.

Нэнси сама очень себе удивилась. Мысль о том, чтобы поцеловать его, вовсе не приходила ей в голову. Она даже не сказала бы, что Мервин ей так уж нравится. Это был ниоткуда возникший импульс.

Он явно оказался шокирован, но быстро преодолел растерянность и тоже с удовольствием прильнул к ней губами. В его поцелуе не было никакой неуверенности, медленного воспламенения, он сразу же увлекся.

Через минуту она оторвалась от него, переводя дыхание.

– Что случилось? – довольно-таки глупо спросила она.

– Вы меня поцеловали, – сказал он, расплывшись в улыбке.

– Я вовсе не собиралась.

– Но я все равно этому рад! – И он снова ее поцеловал.

Нэнси хотелось отстраниться, но у него были крепкие руки, а ее воля куда-то исчезла. Она почувствовала его руку под своим халатом и замерла: ей вдруг стало стыдно, что у нее такая маленькая грудь, и она испугалась, что это его разочарует. Большая мужская ладонь накрыла мягкий небольшой холмик, и она услышала легкий стон в его груди. Кончики его пальцев нащупали ее сосок, и ей снова стало стыдно: после кормления двух сыновей соски стали очень крупные. Маленькая грудь и крупные соски – в этом было что-то необычное, даже нелепое, но Мервин ничем не показал, что ему что-то не понравилось, совсем наоборот. Он ласкал ее с удивительной нежностью, и она полностью растворилась в необыкновенных ощущениях, которых не знала уже так давно.

«Что я делаю? – подумала она вдруг. – Я, уважаемая вдова, позволяю себе кататься по полу самолета с мужчиной, которого встретила только вчера! Что на меня нашло?»

– Стоп! – сказала она решительно. Нэнси отстранилась и, выпрямившись, присела. Ее ночная рубашка задралась куда выше колен. Мервин положил руку на обнажившееся бедро. – Стоп, – повторила Нэнси и оттолкнула его руку.

– Как скажете, – сказал он с видимой неохотой. – Но если передумаете, я тут.

Она опустила глаза и увидела, как приподнялась его пижама. Нэнси быстро отвернулась.

– Это я виновата, – сказала она, все еще тяжело дыша. – Это неправильно. Я понимаю, что дразню вас. Извините меня.

– Не надо извиняться. Это самое приятное приключение в моей жизни за многие годы.

– Но вы же любите свою жену? – спросила она без обиняков.

Он заморгал:

– Мне так казалось. Теперь, говоря по правде, мне не все так уж ясно.

Нэнси чувствовала то же самое: ей тоже не все было ясно. После десяти лет вдовства ей вдруг до боли захотелось обнять мужчину, которого она совсем не знает.

«Но я же все-таки знаю его, – тут же подумала она, – я знаю его довольно хорошо. Я проделала с ним вместе дальнее путешествие, у нас были общие трудности. Я знаю, что он горд, резок, иногда высокомерен, но он человек верный, сильный, пылкий. Он мне нравится, несмотря на его недостатки. Я его уважаю. Он ужасно привлекательный, даже в коричневой в полоску пижаме. Он взял меня за руку, когда я умирала от страха. Как хорошо иметь рядом человека, который всегда держал бы меня за руку, когда мне страшно».

Как будто прочитав ее мысли, Мервин снова взял ее за руку. На этот раз он повернул ее ладонь и поцеловал. Она зарделась. Он привлек ее к себе и поцеловал, на этот раз в губы.

– Не делайте этого!.. – выдавила она, задыхаясь. – Если мы начнем снова, то вряд ли сможем остановиться.

– Вот я и боюсь, что, не начав сейчас, мы никогда больше этого не сделаем, – прошептал он. В его глухом голосе слышалось жгучее желание.

Она чувствовала, что в нем прячется сильная страсть, которую он постоянно держит в узде, и это ее воспламеняло. Сколько у Нэнси было свиданий со слабыми, любезными мужчинами, которые хотели от нее утешения и покоя, но легко шли на попятную, когда она не уступала их требованиям. Мервин настойчив, очень даже настойчив. Он хотел ее, хотел сейчас. И ей хотелось ему уступить.

Нэнси почувствовала, как его рука легла ей на бедро под рубашкой, как его пальцы принялись поглаживать мягкую кожу с внутренней стороны бедра. Она зажмурилась и почти инстинктивно чуточку раздвинула ноги. Этого приглашения он и ждал. Тут же его рука коснулась заветного треугольника, и она застонала. Никто этого не делал с ней после смерти Шона. Мысль о нем сразу же переполнила ее печалью. «О, Шон, как мне тебя не хватает, – подумала она, – я никогда не признавалась в этом даже себе». Печаль была непереносима, как в тот день, на его похоронах. Слезы хлынули из закрытых глаз и потекли по щекам. Мервин осушал их поцелуями.

– Что с тобой? – прошептал он.

Нэнси открыла глаза. Сквозь влажную пелену она увидела его лицо, красивое и взволнованное, подол своей ночной рубашки, задравшийся до пояса, его ищущую руку. Она взяла ее за запястье и отодвинула нежно, но решительно.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – тихо сказала Нэнси.

– Я не буду сердиться. Но объясни…

– Никто не касался меня так после смерти Шона, и я подумала о нем.