Колокол по Хэму - Дэн Симмонс

Суждено умереть — ладно, не суждено — еще лучше. Всякий должен служить своему государю, и что бы там ни было, а уж тот, кто помрет в этом году, застрахован от смерти на будущий". Тебе не суждено увидеть будущий год, Сантьяго Лопес.

Но ты был храбрым человеком, и не важно, сколько тебе было лет, когда тебя настигла безжалостная судьба.

Хемингуэй отступил на шаг. Старый могильщик откашлялся.

— Нет, сеньор, — сказал он по-испански. — Прежде чем предать земле этого ребенка, нужно прочесть из Библии.

— Это обязательно? — с удивлением произнес Хемингуэй. — Разве Шекспира недостаточно?

— Нет, сеньор, — ответил старик. — Без Библии нельзя.

Хемингуэй пожал плечами:

— Что ж, если это «nessessario»... — Он взял пригоршню земли — точнее, грязи, и вытянул руку над могилой. — Коли так, прочтем из Екклесиаста: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки... Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит». — Хемингуэй бросил землю на маленький гроб, отодвинулся и посмотрел на старика, который стоял, опираясь на лопату. — Этого достаточно?

— Si, senor.

Когда мы возвращались с похорон в дождливых вечерних сумерках, Хемингуэй сказал:

— Назови хотя бы одну причину, которая помешала бы мне охотиться за лейтенантом Мальдонадо.

— Может быть, мальчика убил не он.

Хемингуэй свирепо воззрился на меня:

— А кто же? На прошлой неделе ты сам сказал мне, что Агент 22 следил за Бешеным жеребцом.

— Не называйте его так.

— Бешеным жеребцом?

— Нет. Агентом 22.

— Кто еще мог его убить, если не Мальдонадо? — осведомился писатель.

Я отвел взгляд от залитого дождем лобового стекла.

— Я запретил Сантьяго следить за ним и вообще за кем бы то ни было вплоть до нашего возвращения. Не думаю, что он ослушался меня.

— И все-таки он за кем-то наблюдал, — заявил Хемингуэй.

Я покачал головой.

— Дорога, на которой его нашел Октавио, ведет к хижинам, где он ютился, когда была жива его мать. Еще Октавио сказал, что Сантьяго отсыпался там, когда в городе бывало слишком шумно.

Несколько минут Хемингуэй вел машину молча.

— Лукас, — заговорил он наконец, — кто еще мог убить мальчика?

— Отвечу позже, — сказал я.

— Отвечай немедленно, или у тебя не будет никакого «позже», — потребовал писатель. — Объясни, кто ты такой, на кого работаешь и кто, по твоему мнению, мог убить мальчика, или вылезай из машины и не возвращайся в усадьбу.

Я колебался. Если бы я ответил хотя бы на один из его вопросов, это означало бы, что я больше не работаю ни в ФБР, ни в ОРС. По лобовому стеклу метались «дворники». Шум сильного дождя, бьющего по матерчатой крыше «Линкольна», звучал, словно удары капель по гробу Сантьяго. Я понял, что уже не работаю ни на ФБР, ни на ОРС.

— Я работал в ФБР, — заговорил я. — Эдгар Гувер прислал меня шпионить за вами и докладывать о ваших действиях через связника.

Хемингуэй остановил машину на обочине. Мимо мчались грузовики, обдавая нас брызгами. Хемингуэй повернулся на водительском сиденье и, пока я говорил, не спускал с меня глаз.

Я рассказал ему о Дельгадо, о досье Тедди Шлегеля, Инги Арвад, Хельги Соннеман, а также об Иоганне Зигфриде Бекере.

Я объяснил, каким образом ФБР и Абвер передавали деньги Мальдонадо и его шефу, Хуанито Свидетелю Иеговы. Я рассказал о своей встрече с командором БКРГ Яном Флемингом по пути на Кубу и о беседе с Уоллесом Бета Филлипсом по прибытии сюда. Я рассказал о винтовочном выстреле во время нашей пиротехнической атаки на усадьбу Стейнхарта, а также о второй радиопередаче, которую я перехватил на пути к пещерам.

— И что же говорится в этой, второй? — ровным голосом осведомился Хемингуэй.

— Не знаю, — ответил я. — Ее закодировали неизвестным мне цифровым шифром. Думаю, она не предназначалась для наших ушей.

— Ты имеешь в виду, что кто-то хотел, чтобы мы расшифровали первую передачу... о двух агентах, которые высадятся на сушу в следующий вторник?

— Видимо, да, — ответил я.

— Зачем?

— Не знаю.

Хемингуэй посмотрел в лобовое стекло.

— Они взяли нас в кольцо — ФБР, может быть, BMP, британская группа... как бишь ее?

— БКРГ, — сказал я. — Кажется, так.

— ОСС, — продолжал Хемингуэй, — немецкая разведка...

— Обе ее ветви, — перебил я. — Абвер и РСХА АМТ IV.

— Впервые слышу, — проворчал Хемингуэй. — Я не знал даже, что в германской разведке существуют какие-то две ветви.

— Я знаю, — сказал я. — А вы не имеете об этом ни малейшего понятия.

Хемингуэй сердито посмотрел на меня.

— А ты?

— А я имею.

— Почему ты мне рассказываешь все это? — спросил он. — И какого дьявола я должен тебе верить, если все, что ты говорил раньше, было враньем?

Я ответил только на первый вопрос.

— Я рассказываю вам об этом, потому что они убили мальчика. И еще потому, что они готовят нас к чему-то, чего я не понимаю.

— Так кто же убил мальчика?

— Это мог сделать Мальдонадо, — сказал я. — Если Сантьяго был неосторожен и лейтенант знал, что за ним наблюдают, он мог дождаться нашего отплытия, проследить за мальчиком до хижин и перерезать ему горло.

— Кто еще?

— Например, Дельгадо.

— Сотрудник ФБР? — В голосе Хемингуэя зазвучало презрение. — Я думал, что вы стреляете только в людей, которые уклоняются от армейского призыва так же, как вы сами.

— Дельгадо — особый случай, — объяснил я. — Если он именно тот, за кого я его принимаю, то ему уже доводилось убивать. И я не знаю наверняка, на кого он работает теперь.

— Думаешь, он перекинулся к фрицам?

— Возможно, — ответил я. — Немецкие разведывательные сети в нашем полушарии не стоят выеденного яйца, но у них много денег. Они вполне могли подкупить наемника вроде Дельгадо.

— Кто еще, Лукас? Кто еще мог расправиться с парнишкой?

Я пожал плечами.

— Теодор Шлегель, хотя это не в его духе. Он скорее нанял бы для этой работы кого-нибудь из немцев или сторонников Германии, проживающих в Гаване. Это могла сделать Хельга Соннеман...

— Хельга?

Я процитировал ему несколько выдержек из ее досье.

— Ради всего святого, — пробормотал Хемингуэй. — Можно подумать, каждый встречный-поперечный лично знаком с Гитлером.

— Даже ваши гости, — сказал я.

— Мои гости?

— Ингрид Бергман встречалась с ним, помните? А Дитрих получила от немецкой разведки предложение работать на них.

— И послала их ко всем чертям.

— Так она говорит.

Хемингуэй оскалился:

— Ты мне не нравишься, Лукас. Ты совсем мне не нравишься.

Я промолчал.

После нескольких мгновений тишины — даже дождь прекратился — он сказал:

— Назови мне хотя бы одну убедительную причину, которая помешала бы мне сейчас же вышвырнуть тебя из автомобиля и пристрелить, если ты появишься рядом с усадьбой или моими детьми.

— Такая причина имеется, — ответил я. — Происходит что-то странное. Кому-то потребовалось, чтобы вы захватили двух агентов, которые высадятся тринадцатого.

— Зачем?

— Не знаю, — сказал я. — Идет сложная игра, и вы со своим дурацким «Хитрым делом» — пешки в ней. Думаю, вам понадобится моя помощь.

— Чтобы ты мог докладывать обо всем Эдгару Гуверу?

— Моя работа в ФБР закончена, — ровным голосом отозвался я. — Как и прежде, я буду посылать отчеты, но не стану сообщать ничего важного до тех пор, пока мы разберемся, что происходит.

— Думаешь, это опасно?

— Да.

— Для Джиджи и Мышонка или только для нас с тобой?

Я помедлил.

— Думаю, опасность грозит всем, кто вас окружает.

Хемингуэй потер подбородок.

— Неужели ФБР поднимет руку на американского гражданина, его семью и друзей?

— Не знаю, — ответил я. — Гувер предпочитает устранять людей путем утечек сведений, намеков и шантажа. Но мы даже не знаем толком, действительно ли угроза исходит от ФБР.

В этой игре замешаны британцы, ОСС и обе ветви германской разведки.

— "Estamos copados", — произнес Хемингуэй. «Нас обложили». Я знал, что ему нравится звучание этой фразы, но сейчас он говорил всерьез.

— Да, — сказал я.

Хемингуэй вырулил на Центральное шоссе и погнал машину к финке «Вихия».

Прежде чем отправиться на свидание с Дельгадо, я зашел в главный дом усадьбы. Хемингуэй сидел в гостиной в своем расписанном цветами кресле рядом со столиком, ломившимся от бутылок и бокалов. У него на коленях сидела большая черная кошка, и еще восемь или девять лежали поблизости на ковре. Я заметил, что он вскрыл банку лососины и две маленькие жестянки сардин. Он держал на колене бокал с жидкостью, напоминавшей цветом неразбавленный джин. По его каменному взгляду и суровому выражению лица я догадался, что он сильно пьян.

— А, сеньор Лукас, — заговорил он. — Кажется, я не успел представить вас своим лучшим друзьям, «los gatos».

— Нет, — сказал я.