Меч, палач и Дракон - Александр Рау

Сверху, медленно кружась в солнечном свете, падала грязная пыль. Через ровную дыру в потолке в помещение проник солнечный свет. Кто-то словно выжег без огня большой круг в камне, обратив его в серый прах. Пабло Гальба побледнел, отчетливо представив себя на пути кулака Гийома. Его отец тоже вздрогнул, но быстро поборол себя. Солдаты охраны отступили от чародея.

— Никто не знает ответа? — переспросил маг.

— Из презрения? — на правильном камоэнском поинтересовался Майал, наслаждаясь смятением врагов.

— Нет, не только, — усмехнулся маг.

— Да как ты смеешь дикарь! — Марка де Мена вовремя удержали на месте.

— Дикарь, Марк, это ты. Майал знает двадцать поколений своих предков, а ты, хорошо, если десять. У его народа уже была письменность, когда ваш еще с камнями гонялся за дикими козлами.

Но хватит истории, — ухмылка исчезла с лица Гийома, — Герцог Антонио Гальба, вы живы только потому, что на меня напали около вашего дома. Вы хитры, коварны, подлы, но не глупы. Даже волк, и тот не режет овец вблизи логова. Кто-то хочет убрать вас моими руками — он просчитался.

— Ты слишком большого о себе мнения, колдун. Если бы я захотел твоей смерти, ты был бы уже мертв, — громко, обращаясь не столько к магу, сколько ко всем слушающим их разговор, заявил Гальба.

— Сомневаюсь. Живите, герцог, — Гийом повернулся к нему спиной, — Пойдем, Майал, здесь дурно пахнет.

— Воняет как в хлеву, — согласился паасин.

Середина лета в Камоэнсе — благодатная пора. Нет такой жары, как в Алькасаре, что убивает. Здесь солнце дает только радость. Частые дожди по вечерам снимают излишки тепла, принося прохладу отлично подходящую для прогулок. Все вокруг зелено, воздух в Мендоре необычайно свеж. Дышится легко и приятно. На расцвете и закате в парках и личных садах поют птицы. Камоэнсцы считают, что чем больше птиц, тем больше счастья у людей. Птичье пение, будь то трели соловья, или чириканье воробья, отгоняет зло.

Гийом, любовавшийся цветами в парке рядом с монастырем святой Алисы, был полностью защищен от темных сил. Огромный дуб, в тени которого он стоял, давал приют целой колонии пташек. Томясь в ожидании, чародей насчитал с десяток гнезд.

Цветы, посаженные вдоль дорожек, радовали глаз буйством красок. Преобладали розы всех расцветок — любимые цветы горожан — один из символов Мендоры. Красные, желтые, белые, розовые, не было лишь черных. Хватало и прочих растений: от тюльпанов, орхидей, до простых ромашек. В маленьком пруду плавали хрупкие кувшинки.

Гийом не смог сдержаться и, нарвав цветов, составил большой, пышный, несуразный, но красивый букет. Все было прекрасно, кроме одного. Его принцесса опаздывала.

Ангела не могла болеть вечно. Ей пришлось выздороветь. И вот маг, изредка, в рамках приличий, навещавший принцессу во дворце, теперь ждал ее в их любимом парке. Кармен вчера согласовала эту тайную встречу любовников.

Время шло, каменная плита о подножия монастырской стены оставалась неподвижной. Сначала Гийом убеждал себя, что ничего страшного не случилось — мало ли причин у нее задержаться? Потом, уже бросив бесполезный букет, твердил себе, что волноваться смысла нет. Они увидятся на неделе во дворце. Сегодня же поговорит с Кармен и так далее…

Умные слова, сказанные самому себе в минуту сильнейшего душевного волнения, редко помогают даже хладнокровным расчетливым магам, что привыкли контролировать чувства. Гийом впервые за долгое время ощутил страх. Страх потерять Ангелу.

Напряжение нарастало. Выход нашелся — самый глупый и опасный из всех возможных. Единственный подходящий.

Гийом выбежал из парка, переоделся в карете и отправился во дворец. Он должен был ее увидеть.

Королевский боевой маг имел свободный доступ во дворец. Никогда Гийом не встречал на пути своем преграды. Все гвардейцы личной охраны знали его в лицо.

— Сеньор, вам туда нельзя, — в третий раз повторил старший караула, охранявшего вход в часть дворца, принадлежащую Ангеле.

— Почему? Чье распоряжение? — повторил вопрос чародей.

— Нельзя.

— Кто распорядился, офицер? Принцесса?

Нет ответа. Гвардейцы замерли у дверей. Маг пробовал зайти через вход для прислуги — та же картина. В дворике, куда выходят окна, так же дежурила охрана.

Гийом смирился и вышел из королевского крыла дворца. На душе было тяжко. Безрассудный поступок не увенчался успехом. Наоборот. Кто мог наложить подобный запрет? Только два человека: Хорхе и Ангела. Король узнает о его порыве в любом случае — охрана донесет. Остается только вернуться домой и ждать.

— Сеньор, Гийом, — неприметный человечек в ливрее остановил мага, спешащего к выходу из дворца, — Его Величество желает видеть вас.

Хорхе, сидящий за своим столом был хмур и недоволен. За последний год он чуть потолстел, постарел — на лбу появились морщины, а волосах седина.

— Здравствуй, Хорхе. Ты желал меня видеть? — спросил маг, садясь в любимое кресло.

— Гийом, ты враг мне? — неожиданно спросил король, вместо ответного приветствия.

— Нет.

— Сомневаюсь. Ты ведешь себя если не как враг, то, как недруг точно, — король тяжело вздохнул.

— Что тебя не устраивает, Хорхе? Зачем эти глупые вопросы? Опять измену ищешь? — так не там смотришь, — резко ответил чародей.

— Может, и там. Мне многие говорят, что изменник ты, Гийом. И учеников своих — Кербона и Понсе — сам убил, конкуренции боясь.

— Гальба? — вздохнул маг, — Только не говори, что веришь, не разочаровывай меня.

Хорхе встал, по-прежнему быстрый в движениях, достал из необъятного стола бутылку коньяка и два бокала с широким дном и узким горлом.

— Не за чем нам слуги, — пояснил он и разлил крепкий ароматный напиток.

Молча выпили.

— Это ты меня не разочаровывай, — попросил король, — Не играй в любовь с моей племянницей.

— Почему? — прямо спросил Гийом, — Не пара?

— Нет. Если очень захотеть, то и пара. Это я лично тебе говорю, как король и дядя. Ты давно заслужил счастье, и я отдал бы тебе племянницу…

— Если бы мог, но не можешь, — заключил маг, — Неслыханное это дело, выдать принцессу Камоэнса за «заброду из-за моря», когда не всякий королевич ее достоин.

— Чушь, — жестко прервал его Хорхе, — Камоэнс — моя страна, и кто здесь кому ровня, решаю тоже только я. Ангела обещана Марку — наследнику Далации.

— А дела государства важнее наших судеб, — в тон ему продолжил Гийом.

— Да, это так. Не ерничай! — Хорхе зло плеснул коньяк по бокалам, — Ты это прекрасно знаешь, и сам поступаешь не так, как хочется, а как надо. Я люблю ее как дочь. Хочу ей только счастья. Но мне некем ее заменить. Были бы у самого меня дочери… Сын и наследник слишком мал — восемь лет — иначе бы я взял ему в жены дочку Николы Марковича.