Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Если сам Вагнер был движущей силой, в которой попеременно брало верх то темное и мрачное, то великое и возвышенное, могущество Козимы как его спутницы базировалось на неисчерпаемой созидающей энергии. Именно она сумела увязать в единую, позитивно воспринимаемую потомками систему жизненную концепцию мужа, несмотря на чудовищные недостатки этого более чем противоречивого человека. Ее роль трудно переоценить: она дала Вагнеру вторую жизнь, сделала его имя символом так, как это может лишь женщина. Уже то, что она была рядом с этим вечным возмутителем спокойствия, иногда походившим на черного мага или предвестника тьмы, обеляло его: он порождал бури, она осторожно их гасила, оставляя свежесть волнения; он жег оторопевших людей беспощадным огнем своего одиозного пламени, она направляла этот огонь на то, чтобы согреть души; он загонял слушателей и зрителей в плен смерти и удушья, она же представляла это как хитроумную художественную уловку, таинство великого мастера. Короче говоря, она приложила много усилий к тому, чтобы Рихард Вагнер воспринимался так, как он воспринимается сегодня – как гениальный композитор и великий творец. Для ведения тайной войны за его имя она приняла все его сатанинские концепции, но никогда не выпячивала их, заставляя обращать внимание потомков на лучшее, а не на худшее, что было в этом коротконогом гиганте. «Перед исполнением «Парсифаля» на сцене должна быть разыграна мистерия, в которой тело Христа будет сожжено вместе с другими евреями, как символ избавления от еврейства вообще», – делился замыслами с женой Вагнер, и она не возражала. «Евреи – это черви, крысы, глисты, трихины, которых нужно уничтожать, как чуму, до последнего микроба, потому что против них нет никакого средства, разве что ядовитые газы», – заносило композитора в письме к супруге, и она не разубеждала его и мудро молчала, прощая ему очередное кощунство. Женщина избрала иной, более глубокий и более действенный путь домашней, если можно так выразиться, психокоррекции своего спутника и, похоже, добилась немалых успехов. Словно впрыскивая в его затвердевшую душу живую воду, она медленно подтачивала прочно засевший там камень смерти и разрушения. Вряд ли она искала истинные причины наличия в душе мужа злокачественных клеток ненависти, но с чисто женской интуицией улавливала: это то глубоко личное, пришедшее из далекого, бессознательного, неведомого ей детства. С этим огнем не стоит бороться, его нужно направить в другое русло, обратить в союзника, трансформировать энергию разрушения в энергию любви – то, с чем может справиться только женщина. И она сумела расшифровать и понять свою истинную миссию – спасти своего Рихарда, сделав его из разрушителя созидателем, из ненавистника – певцом любви и жизни, превратив его из ущемленной, бездомной и томящейся личности в умиротворенного гармонией мудреца. Кажется, ей это удалось – их семья стала твердыней. И это она была настоящим творцом их общего счастья.

Ярослав Мудрый и Ирина

Хочу сначала объявить, что выше всего буду ставить Ярицлейва конунга [князя Ярослава].

Наиболее примечательным в явлении этой пары миру оказалась оправданность средневекового принципа заключения матримониальных браков, когда требование времени и политической необходимости программирует совершенно разные психотипы к жесткому следованию исполнения навязанной роли и неуклонному стремлению действовать исключительно в рамках единых интересов. Часто такие злоумышленные союзы, создающиеся для дружбы против кого-то третьего, тянут за собой мучительный шлейф страданий и взаимного непонимания. Но порой случается, что универсальная психологическая программа делает свое дело и, словно в гигантской компьютерной игре, события развиваются по строго регламентированному сценарию. В самом деле, не является ли закостенелость традиции и безальтернативная психологическая установка колдовским самоочаровыванием, если нередко влюбленность можно разложить на последовательные акты воздействия самогипноза?

Брак новгородского князя Ярослава и скандинавской принцессы Ингигерд является не результатом слепого выбора внезапно воспылавших любовью сердец, а следствием цепи могущественных случайностей и ненасытного стремления к власти воителей того времени. Но мужчина и женщина, которым суждено было прожить вместе более тридцати лет, настолько четко выкристаллизовали свои миссии, настолько тонко прониклись взаимодополняющей силой своего неожиданного союза, что, кажется, сумели зажечь огонь любви, пронеся его сквозь толщу бушующего времени, наполненного опасностями войны и подспудными вызовами мнимого спокойствия. Спустя века весьма сложно воссоздать точные оттенки взаимоотношений, но, возможно, нюансы не так важны: разве есть большая разница для замерзающего в том, что согреет его – жар потрескивающего костра или мягкое тепло искусственного камина? Не стоит сомневаться в том, что сходное миропонимание оказалось отражением княжеского воспитания обоих. Но также очевидно, что далеко не каждая пара обладает столь впечатляющим даром двигаться навстречу друг другу, находить объединяющие, связывающие их нити, с решительным рационализмом отвергая все, что способно отвратить. Вначале они были чужды друг другу, эти люди, говорящие на разных языках и связавшие себя узами брака в силу политических обстоятельств. Но потом они все же сумели, поборов безразличие и отчужденность, создать союз, достойный подлинного уважения и восхищения потомков.

Похоже, жена Ярослава действительно была необыкновенной и даже выдающейся женщиной, потому что ее имя и деяния упоминают столь многочисленные летописи, что, пожалуй, ни одной женщине раннего средневековья не было уделено столько внимания современниками или сменившим их поколением. Вместе Ярослав и Ирина прожили долгую, богатую событиями и испытаниями жизнь; смерть-разлучница забрала сначала Ирину, а через три или четыре года простился с миром и Ярослав Мудрый. Возможно, пыль столетий скрывает негативные стороны отношений этой пары. Не исключено, что их «счастливый брак» является преувеличением склонных к гиперболизации летописцев, но то, что семейный корабль киевского князя и высокородной представительницы шведского двора удачно скользил по волнам времени, не вызывает никакого сомнения. Как и то, что «эластичность» взаимоотношений Ярослава Мудрого и Ирины достойна пристального внимания всех тех, кто искренне стремится обрести семейную гармонию.