Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Кроме того, в течение его непростой жизни всегда в этом отношении с навязчивой старательностью подливала масла в огонь его первая жена Минна, которая, по-видимому, рассматривала деятельность и славу композитора исключительно сквозь призму достатка и благополучия. Ей непременно нужен был комфорт, тогда как жаждущий душевного тепла в семье Вагнер вполне мог довольствоваться временными жилищами. Так или иначе, но его болезненная сосредоточенность на творчестве вытесняла все остальные требования души. А вот восприятие Козимой образа мужа в быту кардинально отличалось от восприятия Минны и других женщин. Она рассматривала его прежде всего как творца, исполняющего миссию по созданию музыки нового типа и внедряющего в мир ранее неведомую концепцию мироздания, и не уставала напоминать ему о своей поддержке. Она выказывала каждым сказанным словом и всеми поступками свою готовность идти за ним до конца, не заботясь о бытовой стороне вопроса, почти игнорируя эту сферу. Козима и во время короткой супружеской жизни с Бюловым спокойно переносила неудобства и бедность, для нее быт всегда имел второстепенное значение. Более того, Козима была настолько непосредственна и надежна в быту, что Вагнер без смущения мог возложить на нее весьма непростые задачи. Например, однажды композитор попросил ее забрать выделенные королем деньги для погашения долгов. Женщине пришлось нанимать две кареты, чтобы доставить несколько тяжелых мешков с серебряными гульденами. Не говоря уже о том, что на плечах Козимы лежала работа с корреспонденцией своего гениального и экзальтированного избранника.

Жизнь не по средствам стала одним из ярких штрихов к земному портрету Рихарда Вагнера. Он обожал роскошь, но она никогда не становилась для него целью. Он витал в облаках своих феерических иллюзий, и финансовое благополучие являлось тут простым эквивалентом свободы и выражением презрения к мирскому бытию. «…Мне нужна красота, блеск, свет! Я не могу прожить на жалкой должности органиста, как ваш любимый Бах!» Поистине, любовь к достатку была порождена лютой ненавистью к материалистическому миру, где эквивалентом успешности были деньги. И тут роль подруги-жены является показательной. Если Минна подталкивала его к успеху, твердя о необходимости достижения богатства, что, конечно же, вызывало в нем боль и страх перед нищетой, то Козима с ее несоизмеримо более высоким и многогранным духовным миром просто не обращала внимания на быт. Уют и роскошь принимались ею, но всегда оставались второстепенными; она с такой же решимостью боролась бы за будущее семьи в трущобах, ибо видела перед собой совершенно иную цель, ее женская миссия заключалась в ином.

Из ларца влюбленных

Одним из ключевых нюансов отношений Рихарда и Козимы Вагнер было удачное распределение ролей, при котором не терялась личность ни самого композитора, ни его супруги. Козима оказалась стойкой и сильной фигурой в паре, оказывая поддержку и на духовном уровне, и при решении бытовых семейных задач. Она обладала и изысканным вкусом, и редким женским очарованием. Доказательством этого могут служить множество мужчин, воздавших должное ее стихийной натуре и колдовскому обаянию. Как женщина, она приняла в качестве своей жизненной концепции стратегию мужа, став, таким образом, его продолжением, дополнением и второй ипостасью. Но такая трансформация была добровольной и осознанной; в ней четко усматривается миссия неординарной женщины – хранительницы очага, воспитательницы потомства и невообразимой по духовной силе опоры. В такой роли не ощущалось потери личностной целостности, женщина не растворялась в мужчине, играя свою собственную, выдающуюся роль.

Повторимся, напомнив, что именно Козима сумела придать имени Вагнера особый блеск, создать ауру неприкосновенности и особый, чрезвычайно выразительный оттенок святости. Она ни разу не отступила от семейной идеи после ухода Вагнера из жизни и во многом предопределила и активность в этом направлении их сына Зигфрида. Надо отдать должное и Рихарду, который не подавлял индивидуальность жены. Обладая жутким, почти невыносимым характером, он неожиданно превратился в заботливого мужа и вполне сносного отца.

Козима, приняв духовную концепцию Вагнера и подчиненную роль в отношениях с мужем, тем не менее сумела найти для себя формулу духовного роста. В восприятии этой пары важна и сексуальная сдержанность – Козима фактически отказалась от возможности новой любви после смерти мужа (а ведь в свои сорок пять она имела множество поклонников) и приняла решение реализовать себя в семье, теперь уже через детей. Этот шаг придал союзу сакраментальный привкус божественности и строгого великолепия, а венцом его стало публичное исполнение Зигфридом Вагнером произведений своего отца.

Как все истинно любящие, они были слишком поглощены собой, своей семейной идиллией, чтобы оглядываться на внешний мир. «Нет брачного союза, более священного для всех немцев», – писал восхищенный вагнеровским гением его биограф Фридрих Глазенап. Действительно, силой этой семьи можно считать и то, что наследие Вагнера состоит не только из музыкальных, но и из литературно-философских концептуальных произведений, а также то, что композитор повлиял на музыку Германии, внес в нее идеи глобализма, проявившиеся в реализации театрального проекта в Байрейте и создании в Баварии школы музыки. Они двигались по жизни как настоящая и, пожалуй, безупречная команда, нацеленная на единые ориентиры в виде признания и творческих достижений, никого не впуская внутрь своей гармоничной сферы, которая оказалась самодостаточной. Бережное отношение к семейной атмосфере и создание блокирующей защитной оболочки для окружающих оказалось одним из важнейших принципов, на которых зиждилось их семейное счастье.

Если сам Вагнер был движущей силой, в которой попеременно брало верх то темное и мрачное, то великое и возвышенное, могущество Козимы как его спутницы базировалось на неисчерпаемой созидающей энергии. Именно она сумела увязать в единую, позитивно воспринимаемую потомками систему жизненную концепцию мужа, несмотря на чудовищные недостатки этого более чем противоречивого человека. Ее роль трудно переоценить: она дала Вагнеру вторую жизнь, сделала его имя символом так, как это может лишь женщина. Уже то, что она была рядом с этим вечным возмутителем спокойствия, иногда походившим на черного мага или предвестника тьмы, обеляло его: он порождал бури, она осторожно их гасила, оставляя свежесть волнения; он жег оторопевших людей беспощадным огнем своего одиозного пламени, она направляла этот огонь на то, чтобы согреть души; он загонял слушателей и зрителей в плен смерти и удушья, она же представляла это как хитроумную художественную уловку, таинство великого мастера. Короче говоря, она приложила много усилий к тому, чтобы Рихард Вагнер воспринимался так, как он воспринимается сегодня – как гениальный композитор и великий творец. Для ведения тайной войны за его имя она приняла все его сатанинские концепции, но никогда не выпячивала их, заставляя обращать внимание потомков на лучшее, а не на худшее, что было в этом коротконогом гиганте. «Перед исполнением «Парсифаля» на сцене должна быть разыграна мистерия, в которой тело Христа будет сожжено вместе с другими евреями, как символ избавления от еврейства вообще», – делился замыслами с женой Вагнер, и она не возражала. «Евреи – это черви, крысы, глисты, трихины, которых нужно уничтожать, как чуму, до последнего микроба, потому что против них нет никакого средства, разве что ядовитые газы», – заносило композитора в письме к супруге, и она не разубеждала его и мудро молчала, прощая ему очередное кощунство. Женщина избрала иной, более глубокий и более действенный путь домашней, если можно так выразиться, психокоррекции своего спутника и, похоже, добилась немалых успехов. Словно впрыскивая в его затвердевшую душу живую воду, она медленно подтачивала прочно засевший там камень смерти и разрушения. Вряд ли она искала истинные причины наличия в душе мужа злокачественных клеток ненависти, но с чисто женской интуицией улавливала: это то глубоко личное, пришедшее из далекого, бессознательного, неведомого ей детства. С этим огнем не стоит бороться, его нужно направить в другое русло, обратить в союзника, трансформировать энергию разрушения в энергию любви – то, с чем может справиться только женщина. И она сумела расшифровать и понять свою истинную миссию – спасти своего Рихарда, сделав его из разрушителя созидателем, из ненавистника – певцом любви и жизни, превратив его из ущемленной, бездомной и томящейся личности в умиротворенного гармонией мудреца. Кажется, ей это удалось – их семья стала твердыней. И это она была настоящим творцом их общего счастья.