Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Многоцветную палитру отношения Ярослава к отцу дополнило решение последнего после принятия христианства официально оставить всех прежних жен и жить по новым религиозным законам с единственной супругой – византийской царевной Анной. Надо сказать, это окончательно добило Рогнеду, которая с горькой обидой в сердце ушла в монастырь, где вскоре, всеми забытая, и умерла. Эти события произвели жуткое впечатление на Ярослава: до беспамятства любя мать и, кажется, считая родного отца ее косвенным убийцей, он в своих мысленных проекциях страстно желал избежать такой роли и не желал такой судьбы множеству разобщенных детей, рожденных Владимиру разными женщинами. Кажется, еще одной тайной страстью Ярослава стало неугасимое желание наказать отца, которому он, тем не менее, выказывал абсолютную покорность. Для осуществления своих замыслов княжичу еще следовало стать князем. Но крещение отца продемонстрировало и роль религии, усмиряющую и успокоительную для души мытаря. Не ускользнуло от Ярослава и то, что христианство благотворно отразилось на отношении его отца к семье и детям. Молодой Ярослав явственно почувствовал сдерживающую роль христианских канонов, что он будет чрезвычайно активно использовать в непримиримой борьбе за нравственность.

Являясь одним из старших сыновей Владимира, Ярослав воспитывался как будущий правитель и государственный деятель. Свой первый управленческий опыт молодой князь получил в Ростове. Подтверждением удачного выполнения отцовского наказа управлять княжеством и, по всей видимости, свидетельством покладистости и покорности по отношению к родителю может рассматриваться решение великого князя доверить Ярославу, по смерти старшего сына Вышеслава, ключевой форпост державы – Новгород. Отсюда, из северного бастиона Киевской Руси, берет начало история отношений Ярослава с Ириной-Ингигерд. Но ей предшествовала цепь важных событий. Так, за год до смерти великого князя Владимира Ярослав все же взбунтовался против отца, прекратив отсылать дань из Новгорода в столицу. Расчетливый и крайне осторожный князь остался верен себе: вступать в открытое сражение лишь при уверенности в перевесе сил и при благоприятных обстоятельствах. Действительно, престарелому и слабеющему родителю было уже не до сына-отступника; умирающий Владимир, кажется, успел испить горькую чашу разочарования в детях. Ведь еще раньше Ярослава взбунтовался и Святополк, судьба которого была очень похожа на судьбу Ярослава: в свое время Владимир убил своего брата Ярополка, усыновив рожденного «трофейной» вдовой сына. Когда же после смерти Владимира разгорелась борьба за власть между нашедшим сторонников в Киеве Святополком и находящимся в Новгороде Ярославом, последний обратил свои взоры на варягов, не раз решавшим судьбу престола на Руси. Но стоит отметить один штрих. Хотя для историков наличие у Ярослава первой жены не является бесспорным, немецкий летописец Титмар Мерзебургский уверен в том, что первый брак имел место и что жена Ярослава в ходе войны была захвачена в плен. Вместе с ней попала в руки Святополка и поддержавшего его польского князя Болеслава и сестра Ярослава Предслава, спасшая князю жизнь, своевременно предупредив о вероломстве сводного брата. Примечательно, что спрятавшийся в Новгороде князь не сделал ничего для спасения сестры и супруги. Историк Алексей Карпов, восстанавливая хронологию событий, отмечает, что почти в одно и то же время Ярослав принимал в Новгороде посланника от торжествующего неприятеля с предложением вернуть ему супругу и направлял первое посольство в Швецию – для нового сватовства. Он находился в крайне тяжелом положении, в котором возможные мысли о любви и семье (если они вообще имели место в то время) были вытеснены, поскольку речь шла о самой простой на свете вещи – выживании. Ярослав всерьез собрался бежать за море, и лишь Константин, сын знаменитого Добрыни, удержал его в Новгороде, убедив собирать рать для похода на Киев. Об этом моменте жизни Ярослава Мудрого рассказывают многочисленные летописи, поведав среди прочего о перипетиях сватовства новгородского князя и его знаковой женитьбе. Появление в жизни князя Ирины, таким образом, не являлось результатом внезапной влюбленности; Ярослав сделал осознанный, хорошо просчитанный выбор, решив жениться ради спасения собственной власти и укрепления политических позиций. Тут самое время обратиться к образу избранницы великого князя.

Мир, окружавший в детские годы шведскую принцессу Ингигерд, будущую Ирину, во многом был схож с миром Ярослава: та же роскошь палат, те же многочисленные слуги и те же вездесущие интриги, ощущение неусыпно следящих глаз, заставляющее быть всегда настороже и руководствоваться только расчетом. Как и молодость Ярослава, годы превращения маленькой девочки в напористую и отважную девушку стали временем последовательного обучения: надо было научиться умело играть свою роль, искусно нося маску подруги властителя. Ее определенно готовили стать женой воителя и государственного деятеля; это значит, что с детских лет в жизни Ингигерд присутствовало постоянное внушение. С молоком матери она впитывала догмы: быть верной подругой, хранить домашний очаг, выносить и произвести на свет здоровое потомство, способное развить и защитить дело рода – самое благородное и важное дело для женщины. Это были самые первые и самые действенные установки, как клинья вошедшие в формирующийся разум девочки. Иного сценария для будущей женщины просто не предусматривалось.

Но в то же время эта девушка получила знания, далеко выходящие за рамки стандартного средневекового образования среднестатистической женщины, пусть даже и принцессы. Например, она в совершенстве владела искусством врачевания, что не раз потом демонстрировала на Руси. Кроме того, в случае с Ингигерд важно отметить, что она до замужества получила обжигающую и двусмысленную возможность ощутить себя товаром. Эдакой дорогой вещью, за которую предприимчивые мужчины намереваются выменять нечто, перевешивающее на чаше весов ее саму. Это осознание в будущем станет основой для ревизии отношения к самой себе, отправной точкой проявления духовной силы, ищущей выход из зоны ложных представлений о женщине-человеке. Потом новая Ирина-Ингигерд сумеет родиться из снедающего ее несогласия с ролью самки, предназначенной только для продления рода. Она всю жизнь будет тихо, но внятно доказывать, что настоящая женщина – это нечто другое. Но это произойдет не так скоро; в годы расцвета тревожной юности она могла лишь задавать себе вопросы, не имевшие ответа. Ее собирались выдать за одного претендента, но в результате изменившихся политических обстоятельств выдали за другого. С одной стороны, не лишенная кокетства дочь конунга Олафа Эйриксона почувствовала свою привлекательность (коль взять ее в жены стремятся сразу двое влиятельных правителей), с другой – осознала ничтожность своего реального положения: красивой игрушки в руках непостоянных мужчин. Предназначаясь кому-либо из князей, усиливая политические или экономические позиции одного и ослабляя другого, она могла заботиться лишь об одном: быть еще более привлекательным товаром в глазах покупателей. В том случае, если она выходила замуж за князя Ярослава, Олаф Шведский получал двойную пользу: политическую – укрепление южных границ и получение в лице Ярослава внушительного по мощи союзника – и экономическую – получение Ладоги. Как во все времена, все покупалось и продавалось. Причем дочь тут была разменной монетой, о чем она хорошо была осведомлена. Наученная с детства не противиться патриархальному укладу, она старалась лишь влиять на лучший выбор родителя. Примечательно, что экономическая выгода была озвучена самой Ингигерд. Конечно же, девчонка не могла бы позволить себе быть столь своенравной и переборчивой, но ее непосредственное участие в торге, сопровождающееся ощущением значительности своей роли, свидетельствует о присутствии в характере будущей киевской княгини качеств, присущих гибким правителям и потенциальным победителям.