Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Секрет успеха его брака с Козиной заключается, прежде всего, в единстве их жизненной платформы. Семейное благополучие с Козиной оборвало необходимость связей на стороне, что имело несто при Минне. С Козиной сексуальная концепция приобрела упорядоченный вид, гармонию умиротворенности при вспышках страсти, жизнь, в которой связь властного самца и покорной санки все равно играла несоизнерино неныпую роль, чен ощущение духовного единства, которое он так долго искал. Несонненно, в нладшей дочери Листа присутствовала та эротическая притягательность, которая, в сочетании со способностью говорить с нин на однон языке, восплаие-нила уже стареющего Вагнера, как спичка воспланеняет копну хорошо просушенного сена. Козина дала ену другую, новую жизнь. Духовное обладание друг другой, созерцание успокоившегося обособленного бытия со врененен вытеснило бурю обоюдных желаний, оставив в качестве свидетельства физической любви детей.

Но конечно, ронан женатого Вагнера и занужней, инеющей детей Козины заслуживает более пристального внинания. Развиваясь на глазах не только у Бюлова, но и громадной аудитории (Вагнер был на пороге громкой славы), отношения травмировали одних, поражали молнией резонанса других, невыразимо раздражали третьих. Бюлов пребывал в глубокой депрессии, проведя определенное время в психиатрической клинике. Но Вагнер-тиран решил раздавить всех, и в этом, как нельзя лучше, проявляется его сатанинская доктрина, в основании которой была жажда абсолюта, доминирования во всех сферах человеческого. Требование Вагнера, чтобы Бюлов исполнил обязанности музыканта в угоду его замыслам, несомненно, было необходимо для полного подавления соперника как мужчины и как творческой личности. Разрушая психику мазохистски подчинившегося ему Бюлова, он как бы принуждал его жену наблюдать это и сознательно отдавать предпочтение более могущественному самцу и более одаренному творцу. «Этот роман, несомненно, рисует Вагнера человеком, склонным к моральному насилию. Вероятно, он получал от этой ситуации некоторое патологическое удовольствие – поверженный муж должен был со всеми силами своей души исполнять его музыку, а жена поверженного стала покорной рабыней великого человека, обладавшего магической силой в музыке и в жизни» – так представляет ситуацию Артур Штильман.

В книге «Мифы и маэстро» Нормана Лебрехта содержится любопытная и не лишенная оснований оценка этой ситуации: абсолютно подавленный волей Вагнера, Бюлов воспринимал его как своего «суррогатного» отца, а Козима представлялась ему трансформацией его холодной матери. И тут нельзя не вспомнить, с какой отеческой заботой Вагнер принял Бюлова во время их первой встречи и как он тут же навязал ему музыкальное будущее, едва ли не заставив молодого человека фактически изменить направление его усилий, да и всю жизненную стратегию.

Ненавязчивое совершенство быта

Исследователь творческого пути Вагнера Ганс Галь приписывает ему «почти патологическую расточительность». Минну просто бесила неспособность Вагнера зарабатывать деньги. Даже те немногочисленные друзья, которых ухитрился сохранить совершенно несносный в общении композитор, шарахались от его бесконечных просьб о финансовой помощи. Михаил Сапонов, описывая первый приезд Вагнера в Россию, указывает: «Минна полагала (и не без некоторого основания), что Рихард не в состоянии кормить двоих – и себя и ее». А потом добавляет, что в Германии композитор говорил друзьям, что «просто обезумел от счастья», так как никогда не держал в руках сразу такого большого количества денег. И вот этот человек, презирающий материальное, «истратил это богатство мгновенно».

Композитор всю жизнь стоял на своем: он решительно не собирался работать, зато всегда стремился жить с шиком. И это противоречие не раз заводило его в тупик. Лист, мужественно снабжавший друга деньгами и выколачивавший их для него из любого возможного источника, однажды подыскал для Вагнера многообещающую возможность поработать в США. На что Вагнер дал вызывающе наглый ответ: «Боже милостивый, да те суммы, которые я мог бы «заработать» в Америке, люди должны дарить мне, не требуя взамен решительно ничего, кроме того что я и так делаю, потому что это и есть самое лучшее, на что я способен. Помимо того, я создан не для того, чтобы «зарабатывать» 60 ООО франков, а скорее для того, чтобы проматывать их. «Заработать» я вообще не могу: «зарабатывать» не мое дело, а дело моих почитателей давать мне столько, сколько нужно, чтобы в хорошем настроении я создавал нечто дельное». И он всегда оставался верен своей установке, то и дело пускаясь в бега от долговой тюрьмы. На самом же деле такое поведение являлось не чем иным, как защитной реакцией творческой личности, жестким ответом на опасения попасть в зависимость от общества; обязанность работать была для него яркой и навязчивой ассоциацией несвободы. При этом Рихард Вагнер демонстрировал порой совершенно невероятную работоспособность и творческую плодовитость…

Нищета, доставшаяся Вагнеру в наследство, создала в нем глубокий комплекс озабоченности роскошью. Под его воздействием личность композитора буквально расслаивается. С одной стороны, он явно не являлся стяжателем и деньги для него оставались лишь универсальным средством такой жизни, какую он хотел вести, с другой – побеги от кредиторов, поиски возможности заполучить громадные дармовые суммы или воспользоваться финансами друзей на фоне откровенного нежелания зарабатывать порой делали его невыносимым для общества. Кажется, сознательно влюбив в себя гомосексуального баварского монарха Людвига и став его духовным поводырем и незаменимым советником, Вагнер стал тратить его деньги столь бесцеремонно, что быстро превратился во врага для большинства баварцев. Вскоре композитор выторговал у Людвига отнюдь не дешевый дом (до этого Вагнер обитал в роскошном дворце, снятом для него монархом), вынудив короля-поклонника купить еще и сногсшибательную по цене мебель. Тщеславие Вагнера-человека вполне насытилось: он теперь представлял собой состоятельного буржуа – образ, к которому он тайно стремился, чувствуя себя уязвленным в обществе, поскольку не способен был казаться преуспевающим во всем. Это странное стремление к обеспеченности, по всей видимости, было прямым следствием раздвоения его личности. С одной стороны, он желал предстать пред миром великим творцом, надменно взирающим на общественные нормы, правила и ценности. С другой – его душа искала такого недосягаемого положения, какое могло обеспечить лишь богатство.