Марта из Идар-Оберштайна - Ирина Говоруха

– Ты знаешь, я кое-что вспомнил. Моя бабка постоянно называла твою ведьмой, а за несколько дней до смерти призналась, что не раз видела соседку с какой-то странной, не местной женщиной. Впервые это случилось еще в далеком сорок третьем, когда их вербовали в Германию. Она тогда оглянулась и не поверила глазам. Рядом с подружкой стояла дама в выпендрежном пальто. Бледная, как покойница. Мадам тянула Марию за локоть, что-то долго и затруднительно объясняла, а сама казалась эфемерной – не из плоти и крови, а из жидкого азота. При этом призрак, выглядевший дамой из высшего общества, размахивал по-настоящему рабочими руками, мозолистыми, опухшими, красными от стирок. Второй раз эта же мадам явилась, когда соседка собиралась топиться. Бабка Килина стояла у окна, спрятавшись за занавеску. Понимала, с какой целью та идет к пруду и тащит за собой детей, но решила не встревать, а дать возможность довести начатое до конца. Ведь у человека, принявшего решение покончить с жизнью, меняется все: взгляд, походка, разговор. Некоторое время Мария повторяла по поводу и без одну и ту же фразу: «Я так больше не могу». Она изменилась внешне, и ее всегда круглое лицо вытянулось и посветлело. В окнах бесконечно мерцал свет, а раз женщина делает домашние дела по ночам, она стопудово ведьма, привлекающая в помощники нечистую силу. Так вот, Мария посадила на берегу детей и зашла в воду по пояс. В этот момент к ней присоединилась та же дама, что была на улице Артема, 24. Обняла, нашептала что-то на ухо и на темные воды пруда, перекрестилась слева направо пятью пальцами, указала куда-то юго-восточнее, и несостоявшаяся утопленница мигом оказалась на берегу. Подхватила детей, и только пятки засверкали.

Под утро Анна уснула и увидела сон. На поляне собралась вся ее семья. Какие-то люди в сюртуках, свитках, соломенных шляпах. В лаптях, босиком, в модельных туфлях. Женщины, мужчины, дряхлые старики, младенцы и студенты церковно-приходских школ. Дамы неопределенного возраста и совсем юные. Они стояли с напряженными лицами и сосредоточенно вглядывались в какую-то неясную даль, как в объектив фотоаппарата. У какой-то старухи крутилось колесо прялки, гимназист листал сочинения Симеона Полоцкого, мужик, смахивающий на попа, держал чайник с кипятком. Мальчуган лет трех бегал с сачком и заметно прихрамывал. Бледный интеллигент в суконном жилете надрывно кашлял. Пожилая пара постоянно сверялась с карманными часами и с тревогой переспрашивала, когда же приедет Антье. Анна, с трудом поборов неловкость, обратилась сразу ко всем:

– Вы кого-то ждете?

Те обрадовались, оживились, подались вперед:

– Да, тебя.

К ней шагнул крупный мужчина и представился Иваном. Анна мигом определила, что он здесь главный и к его мнению прислушиваются. Хозяин окинул взглядом собравшихся и произнес:

– Ты, наверное, думаешь, что здесь присутствуют одни мертвецы. На самом деле все живы-здоровы, так как в жизни все происходит одновременно и нет никаких «вчера-сегодня-завтра». В эту минуту Красная армия берет Рейхстаг, твоя прапрабабка покупает ноты в магазине Издыковского, дед наматывает на локоть синий дунайский рукав и встречает освободителей, а мать рассказывает о родственнике, вырезавшем аппендицит без наркоза. Гагарин летит в космос, австрийский иммунолог открывает группы крови, а ты, Хазаре, пишешь диктант по русскому языку. Мир – гигантский калейдоскоп, а мы все звенья одной цепи. Вот почему наш род надеется на тебя.

Анна попыталась согреть свои озябшие руки.

– Но что я могу для вас сделать?

Иван улыбнулся, и девушка отметила, что он совсем не старый, а, напротив, весьма импозантен и харизматичен:

– Просто стань счастливой, и этим ты осчастливишь всех нас.

Анна с Захаром встречались еще несколько лет. Девушка неоднократно пыталась закончить отношения, но всякий раз мужчина мастерски тушил вспыхнувший пожар. С той ночи Анна стала ощущать в постели его жену. Как-то раз он явился с царапинами на спине и прикушенной в двух местах шеей. Видимо, таким способом законная супруга передавала любовнице привет и демонстрировала их неугасающую страсть. Активизировалась в социальных сетях, выкладывая совместные фото с отдыха, и тайком срезала с его головы волосы для обряда отвода глаз.

Время катилось колесом гужевой повозки. Скрипело, спотыкалось, подпрыгивало на ухабах. Анна взяла новый класс и привычно к Празднику первого звонка сшила платье-футляр, но, как всегда, фиалковое. Директриса похвалила новый наряд и полюбопытствовала, почему ежегодно выбор в сторону оттенка фиолетового. Анна Ивановна, не задумываясь, процитировала Рождественского:

– «И живу я на земле доброй за себя и за того парня».

– Не поняла.

Учительница с грустью покачала головой:

– Кто его знает. Похоже, ношу за кого-то, не примерявшего ни одного аметистового, лилового и глициниевого наряда.

Захар за это время открыл ветеринарную аптеку, построил на выезде из города отель «Мадам», объяснив название как производное от классной дамы, и стал баллотироваться в депутаты. Он, как прежде, приезжал три раза в неделю, но теперь парковался прямо под домом, больше не скрывая свою связь, а у Анны участились приступы мигрени, голова болела каждую неделю.

Когда Егор перешел в седьмой класс, жена Захара приготовила свой главный козырь. Проиграв партизанскую войну и скопировав все, что только могла, – от прически учительницы до ее манеры носить сумку на сгибе руки, посетив школу и устроив там громкий скандал, потребовав у мужа денежную компенсацию, женщина забеременела третьим ребенком и с первого месяца своего интересного положения начала разгуливать по городу в платье с завышенной талией. Анна поставила на отношениях жирный крест, а у Захара закончились аргументы. Он наконец собрал в пакет шнурки, отдал ключи и исчез из ее жизни. Вот только каждый понедельник, среду и четверг женщине хотелось уехать на остров Тристан-да-Кунья или улететь на Луну.

Наступила еще одна белая, скучная, временами злопамятная зима. Навалила полные закрома синего снега, вытянулись сосульки, и луна прилегла на солнце, проглотив его лакомую часть. Следом город залило оттепелью, и снег сгорел живьем, чисто в крематории. Деревья заныли из-за резких смен температуры, а морозы, грянувшие без особого спроса, подсушили землю, и та в местах проталин напоминала старые человеческие локти. Школьники поглядывали в окна и тосковали по санным поездам и игре в снежки.

За январем явился февраль. Месяц без «хвоста» и без полнолуния. Под крышами запели сосульки, запахло талой водой и почему-то земляникой. В небе разлилась бирюза. Ветки затянуло инеем, напоминающим ажурную вязку «Медвежьи лапки».

В ее классе теперь учился сын ее самой первой ученицы, которую за смуглость кожи называли Цыганочкой. В понедельник во время привычного внеурочного разговора бывшая ученица упомянула, что в этом году они празднуют десятилетие с момента окончания школы, и предупредила, что Анна Ивановна в списке приглашенных. Ребенок, нетерпеливо растягивающий лямки ранца и