Живая статуя - Наталья Якобсон

— По крайней мере, нам теперь не придется мерзнуть на дороге, — шепнул я, обращаясь, конечно же, к своим спутникам в сумке, но Жервез услышал.

Он забрался в карету вслед за мной и тут же поинтересовался.

— Кому это нам?

Кроме меня и него, на противоположном сидении дремали только двое пожилых и, явно, не слишком трезвых пассажиров.

— Ну…мне и моим колдовским книгам, — полусерьезно, полушутливо и чуть-чуть загадочно пробормотал я. А за что там Жервез примет мое заявление, за шутку или за правду это уже ему решать.

Жервез выдавил из горла что-то вроде смешка и поудобнее устроился на жестком сидении.

— А в том экипаже, что ехал впереди нас, ты бы устроился с большим комфортом, — как бы между прочим, произнес он. В его голосе мне послышалась легкая мечтательность. Наверное, он сам был бы не прочь забраться в более уютный и теплый экипаж.

— Ты тоже видел ту черную карету? — изумился я, и сам не понял почему, ведь не была же та карета настолько призрачной, чтобы другие ее не замечали. Она была странной, это правда, но потусторонней вряд ли. Не могла же она выехать откуда-то из запредельных миров только ради того, что нагнать меня и пригласить куда-то.

— Конечно, видел, — Жерзвез прикрыл опухшие от недосыпания веки и за отсутствием подушки просто подпер голову рукой. — Эти подлецы чуть не столкнули нас в обрыв. Дорога была узкой, не разъехаться, а им, как назло, нужно было нас обогнать именно на том отрезке пути. И появились они, как будто из ниоткуда. Никого вокруг не было ни спереди, ни сзади, и вдруг, откуда ни возьмись, за нами мчится этот экипаж. Кучер был явно безумным, да и лошади какие-то шальные. Ты видел, как горели у них глаза, будто угольки?

— Да, я заметил, — неохотно согласился я. Мне было как-то непривычно вести подобие дружеской беседы с человеком, с которым мы, наверное, сейчас напоминали двух волков, вынужденных провести ночь в одной клетке.

— А ты знаешь, нас ведь осталось только двое, — как бы между прочим, произнес Жервез.

— Двое? — я не совсем понял, что он имеет в виду, ведь, кроме нас, в карете были и другие путники.

— А ты хочешь сказать, что я остался один, а ты уже выкупил свою жизнь у того, кто нас убивает? Как это на тебя похоже, выказать свою подлость в самый неподходящий момент, — Жервез тут же раскрыл глаза. Всю его сонливость, как рукой сняло. Он снова готов был кричать на меня и обвинять во всем подряд.

— Подожди, ты имеешь в виду членов труппы? — попытался выяснить я. — А как же Коринда? Разве она не осталась жива.

— Жива? Еще бы, — Жервез скорчил презрительную гримасу, будто высмеивал мою неспособность солгать. — Она попала под колеса того же экипажа, из которого вышла. Лошади затоптали ее копытами, прежде чем она успела перейти дорогу. Они, как будто, взбесились, и кучер не смог их удержать. Я все видел. И еще видел кого-то, кого чересчур заинтересовал ее труп.

— Кого же? — мне стало интересно.

— А ты сам не догадываешься? — Жервез подозрительно сощурился, будто снова силился обличить меня во лжи. — Того, кого я незадолго до этого, видел раз возле тебя. Тогда ты еще не был актером, ты смотрел на наше представление и разговаривал с ним. Скажи, ты тогда сговорился отдать ему всех нас? Наши жизни?

— Я тебя не понимаю, — я начал лихорадочно припоминать, когда же я разговаривал со своим странным наставником. Да, как раз в тот вечер, когда заметил, что Эдвин наблюдает за представлением бродячих актеров.

— Не лги. Это мог быть только ты. Я отлично запоминаю лица, — Жервез внимательнее посмотрел на меня. — Разве только ты успел обзавестись двойником, иначе ошибки быть не может. Признайся, ведь ты уже тогда замышлял против нас недоброе?

— Не мели чепуху, — строго оборвал его я.

В полупустой просторной карете было вполне достаточно места, но из-за присутствия здесь Жервеза я ощущал тесноту. Казалось, что он настороженно подсматривает за каждым моим движением, даже, когда для вида, отводит глаза.

— Я понимаю, что ты винишь меня в гибели Коринды и других, — уже мягче добавил я. — Но…

— Конечно, понимаешь, — оборвал меня Жервез. — Такие, как ты, отлично все понимают, но молчат и делают вид, что ни в чем не виноваты. Все преступники поступают точно так же, как ты.

— Почему все-таки ты сразу же записал в преступники именно меня, ведь виновен во всем может быть кто-то другой, — я вспомнил поджог и ощутил дрожь от воспоминания, что во всем обвинили меня, хотя виновен был другой. Как часто люди ошибаются. Хотя, может, на этот раз ошибки и не произошло. Возможно, виновник всех бед не смог явиться в этот мир и пытаться разрушить его, если бы не я и не те де Вильеры, которые вызвали его до меня. Может быть, это мы посредством общения с нечистой силой дали ей возможность к реальному существованию.

— О чем это ты задумался? Надеюсь, что о чистосердечной исповеди, а не о новом преступлении? — Жервез беспокойно заерзал на сидении, не зная то ли прочесть мне поощрительную проповедь, то ли готовиться к самозащите.

О том, как сложно уживаться с незримыми спутниками за плечами, подумал я про себя, но вслух этого, конечно же, не сказал. На самом деле, я начал даже уже скучать по их ехидным голоскам и остроумным замечаниям. Кем бы они не являлись в действительности, а с ними я все-таки был не одинок. Когда я поступал глупо, это вызывало у них бурный всплеск восторга, когда пытался бороться со злом, они ворчали, когда попадал в беду, шутили надо мной, но никогда не оставались равнодушными.

Бесспорно, Жервеза тянуло в сон, но он боялся заснуть, пока рядом находился я. Ведь такая сомнительная личность может и перерезать горло беззащитному спящему или сделать что-то худшее и более страшное. Не знаю, какие там еще мысли гнездились в усталом сознании попутчика. Я улавливал только половину из них, да и то многое пропускал, но только не из-за того, что утратил навык. Просто стоило напрячься, и на меня лился такой поток размышлений, что трудно было разобраться в них. Кажется, в голове у Жервеза царила полная неразбериха. Там смешались гнев, зависть, страх и какие-то далекие, неприкосновенные даже для колдуна воспоминания. Он многое пытался скрыть и небезуспешно. Я силился понять, что же он утаивает, и не мог. А Жервез тем временем то прикрывал, то снова с трудом открывал отяжелевшие веки, беспокойно метался в своем углу, иногда что-то сонно бормотал, и неясно было, то ли он обращается к самому себе, то ли снова ругает меня и всех аристократов, вместе взятых, в моем лице.

— О чем-то сожалеешь, проказник? — хихикнул кто-то за моей спиной. Голос почти что доброжелательный, слегка подразнивающий, и все же, прислушавшись хорошенько, можно было понять, что в нем затаились лукавые, даже коварные нотки. Я хотел было уже что-то сказать, но понял, что голос на этот раз обращен не ко мне, а к Жервезу. И вдруг мне стало обидно. Подумать только, мои вечные попутчики так долго молчали и первым делом после молчания обратились не ко мне, а к другому. Что это со мной? Еще секунда, и я, действительно, намну бока сонному Жервезу. Не хватает только того, чтобы я начал ревновать своих демонов к нему.