Живая статуя - Наталья Якобсон

— Сам посмотри, — грубо шикнул я на него.

— Так нечестно, Батист, — Жервез, наверное, впервые за долгий срок назвал меня моим собственным именем, а не какой-нибудь обидной кличкой колдуна, и это уже было заискиванием. — Я ведь смотрел, что с экипажем, помнишь, когда мы застряли на дороге, а теперь твоя очередь.

— Ты боишься? — напрямую спросил я. — Или тебе лень?

— Ничуть, просто я решил, что никогда не стоит взваливать на себя чужие обязанности, особенно если нельзя рассчитывать даже на спасибо, — он сделал вид, что совсем не обиделся, и все-таки мои замечания его задели. Ни трусом, ни лентяем сам он себя не считал и, конечно же, не хотел, чтобы у других был повод так его называть. Но из кареты выйти впереди меня он все же боялся. Не мог преодолеть страх. Особенно после того, как что-то с силой коснулось стекла, то ли крыло летучей мыши, то ли чьи-то пальцы. Кто-то прошел или пролетел прямо под окном экипажа и, возможно, уже успел заметить нас. К какофонии звуков снаружи теперь прибавилось еще и мерзкое хихиканье. Жервез тоже его услышал и непривычно робко сжался на сидении.

Что-то во всем этом оказалось не только непривычным, но и странным, будто события повторяются. Я на миг задумался и вспомнил. Точно так же было и на постоялом дворе, куда я приехал уже после, а не до ночного нашествия. Теперь положение изменилось. Я, как будто, оказался на месте тех, кого там уже не застал. Теперь я знал, что произошло с ними, какой страх чувствовали они, когда подверглись неожиданному, нечеловеческому нападению. Тот же страх мог испытать бы и я, если бы не успел уже пообщаться с нечистью.

Душераздирающий крик прорезал ночь и оборвался, словно кричавшему быстро свернули шею или просто зажали рот. На второе вряд ли можно было рассчитывать. Те, кто приходил с темной стороны, на пощаду не были способны.

— Наверное, наш кучер, — неуверенно пробормотал я. Разбуженные и тут же забеспокоившиеся, незнакомые пассажиры меня не поняли, но Жервез понял и настойчиво пробормотал:

— Ну, иди же, иди…

Я не нуждался в том, чтобы он меня подгонял. Чьи-то когти уже царапнули ручку дверцы с противоположной стороны, и я решил, что лучше выйду сам и попытаюсь что-либо предпринять прежде, чем кто-то ворвется к нам. Возможно, хоть раз колдовская книга окажется своевременно полезной. Сможет ли она защитить меня от них, если я прижму ее к груди, как щит, и прикажу им всем убираться с дороги, или же они только посмеются надо мной, над дерзким и самоуверенным, начинающим колдуном.

От чавканья, свиста и тихого шепота, доносящегося снаружи, можно было оцепенеть. Звуки, подобно морозу, заставляли сжаться и похолодеть. Я глубоко вдохнул, открыл дверцу и шагнул вниз, и тут же чьи-то тонкие, но сильные руки обхватили меня за пояс. Руки, в которых, как в змеиной коже, не было ни толики хоть какого-нибудь тепла.

— Здравствуй, новичок! — восторженно и зловеще шепнул мне в самое ухо чей-то знакомый, вечно смеющийся голос. — Как тебе наши развлечения?

Я глянул вперед и ощутил, как к горлу подступает тошнота. Если бы желудок не был с утра пустым, то тотчас бы опорожнился прямо на забрызганную отвратительной, коричневато-красной жижей дорогу. Во мгле, чуть рассеянной светом уже битого фонаря, проступали очертания каких-то неимоверно худых, продолговатых в росте тварей, которые с жадностью дрались за труп нашего кучера. Несколько не более привлекательных, но зато грациозных и крылатых созданий уже устремились к карете, но вместо того, чтобы открыть вторую дверцу, наверное, желая побольше запугать проезжих, стали царапать ногтями стекло. Какие-то маленькие, когтистые чудища, больше похожие на хищных зверьков, шастали у нас под ногами и, казалось, что вся земля вокруг усеяна ими, как копошащимся покровом. В жизни мне не доводилось видеть такое жуткое смешение самых разнообразных, страшных существ. Это был настоящий карнавал тьмы — шабаш, спектакль ночи, неразбериха…я не мог подобрать точных слов.

— Это всего лишь малая часть ее прислужников, — снова зашептал схвативший меня. — Их беспощадность больше не сдерживается его властью. Они изгнаны еще до его коронации. Они рады служить любительнице проделок и веселья, и они сейчас голодны почти так же, как я.

— Винсент! — я, наконец, узнал его по голосу, хотел обернуться, но худые сильные руки не пускали.

— Разве тебе не нравится наблюдать за этим со стороны, — я не видел лица Винсента, но понял, что он нахмурился. — Тогда, может, тебе гораздо больше понравиться оказаться в самом центре веселья, вон там, на клочке земли, ставшей пиршественным столом?

— Прекрати! — кто-то третий встал рядом с нами и попытался освободить меня из мертвой хватки Винсента. По светлой шевелюре и поношенной, но некогда элегантной одежде я узнал Лорана. Его лицо маячило где-то рядом в темноте, кожа светилась, а изящные, чуть менее сильные, чем у Винсента, руки тщетно пытались оттащить меня в сторону.

— И что ты сделаешь, чтобы заставить меня его отпустить? — вызывающе и все с той же насмешкой осведомился Винсент. Он, явно, издевался, был так уверен в своих силах, что не смущался ничем.

Если бы Лоран был человеком, то, несомненно, покраснел бы от такого нескрываемого пренебрежения.

— Отстаньте! — доносились до нас яростные выкрики Жервеза, которого двое крылатых, хихикающих созданий уже вытащили из экипажа. Он пытался сопротивляться, но руки ему заломили за спину. Бедняга так боялся попасть в ловушку демонов и вот очутился в их окружении.

— Прикажи отпустить моему слугу, — мне как-то удалось изловчиться, когда Винсент чуть ослабил хватку, и вырваться на волю. Я поспешно отскочил поближе к Лорану и прижал к груди сумку, которая, вроде бы, чуть-чуть нагрелась, но от чего?

Винсент, недовольно хмурясь, потирал плечо так, будто его ушибли, и неприязненно косился на мою ношу.

— С какой стати я должен отпускать его или тебя? Вы — наша законная добыча, — провозгласил он, и большинство еще незанятых трапезой тварей поддержало его дружным заливистым визгом.

Я поймал взгляд схваченного Жервеза и, к своему удивлению, не встретил там ни обвинения, ни упрека, только всеобъемлющий, почти детский испуг.

— Этот бездельник не твой слуга, — Винсент окинул его оценивающим, презрительным взглядом. — Он такой же лгун и прохвост, как и ты, и как вся твоя семья. Хоть он к ней и не относится, а ведет себя так же не искренне, как все де Вильеры. В костер бы отправил вас обоих, если бы мои соратники не нуждались в пище, — он обвел широким жестом всю собравшуюся рать и ухмыльнулся. — Сегодня я доволен ими, поэтому отдам вас им.