Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

Это не ускользнуло от Олсуфьева. К тому же у Алексея Викторовича нещадно щекотало в носу, и он как ни сдерживался, но дважды чихнул. Причем громко так, от души.

– Алексей Викторович, вы, видать, и вправду нездоровы… Хорошо, что доктор Васильев заехал. Пусть-ка он вас осмотрит.

Васильев, грузный, но при этом очень живой, закивал. А Щусев, наоборот, замотал головой.

– Сейчас касторки выпишем и марганцовкой обмажем, – весело сказал доктор. – А что у вас, дорогой Алексей Викторович?

– Я здоров, – ответил архитектор, но как-то очень неубедительно прозвучала эта фраза. – Юрий Александрович напрасно беспокоится. Он, вероятно, думает, что я лежал на траве и простудился.

– Долго лежали?

– Боюсь, долго. Уснул.

Все трое, включая Нерадовского, покачали головами.

– Зато удивительный сон видел, – сказал Щусев. – И саму битву, и бой Пересвета с Челубеем. И Пересвет, между прочим, был без доспехов.

– Да ну, – не поверил Олсуфьев.

– Так это ж сон, – уточнил Нерадовский. – Сам подумай, Юрий Александрович, как бы он без защиты в поединке-то выступил и, главное, зачем?

Щусев начал торопливо пояснять, под явное недоверие Олсуфьева и Нерадовского.

– Сон сном, а на самом деле так и могло быть.

– Но пробитый копьем человек будет не в состоянии не только копье держать, но и себя в седле не удержит, – с горячностью возразил обычно уравновешенный граф, у которого вообще попробуй выманить какую-либо эмоцию. – Так что, фантазер вы, милый наш архитектор. А во сне чего только не привидится?.. Да еще на сырой земле, – по-доброму усмехнулся он.

До этого молчавший доктор вступил в разговор:

– Поясню вам, други мои, как хирург, который прооперировал не один десяток с проникающим ранением живота. Ранение в левую половину, особенно сквозное, хочу сказать вам, самое безопасное. Слева что? Селезенка, кишечник и аорта. Смерть на месте будет только при повреждении аорты – за десять секунд человек теряет до пяти литров крови. Это случается крайне редко, и то в основном при ранении толстыми предметами. Если травма кишечника, то боец вообще не ощущает ее и будет умирать несколько дней от перитонита, как Пушкин.

– А повреждение селезенки? – Олсуфьев сложил руки на груди.

– Повреждение селезенки опасно. Но даже если случится ее полный отрыв от сосудов, и то человек остается способен к действиям полчаса и немногим больше! Другие повреждения селезенки сопровождаются не быстрым кровотечением, так как организм обладает способностью при этой травме свертывать кровь, и боец может умирать несколько часов.

– Если в позвоночник? – напирал граф.

– Ранение позвоночника не представляет смертельной опасности на месте. Если оно сквозное, это означает, что позвоночник ранило только по касательной. Попадание в центр позвоночника предметами большого диаметра, типа копья, может свалить человека на месте, но даже от перебива позвоночника смерть быстро не наступит, при этом боец может действовать, а в порыве боя боль не ощущает, голова и органы в порядке. Вот так-то…

Щусев слушал и не верил своим ушам.

– Таким образом, – сказал он, когда доктор закончил пояснения, а Нерадовский и Олсуфьев молча переваривали сказанное, – напрашивается вывод. Челубей ранил Пересвета в левую половину живота. Скорее всего, это было полное разрушение селезенки, и умер он от большой кровопотери в брюшную полость, которая продолжалась… сколько, доктор?

– Минут десять – двадцать.

– Даже до своих успел доехать. Пронзенный копьем. Ах да!.. И без доспехов.

Все помолчали.

– Однако… – наконец выговорил Нерадовский, – интересный сон у вас был, Алексей Викторович.

Щусев загадочно улыбнулся. Теперь он знал, каким будет храм. Неодолимым. И архитектор принялся за переработку проекта, третью по счету, придя к окончательному решению всех деталей лишь к 1911 году.

Композиционная схема Щусева вполне устраивала, поэтому он оставил ее прежней. Но усилил новгородско-псковские мотивы. Изменил основной объем сооружения, от чего храм стал выглядеть монолитнее. Утихомирил порывы архитектурных масс на западном фасаде. Колокольню поместил на срез стены, сделав одинаковыми щели звонницы. Да и вообще частично преобразовал главный фасад, сделав его асимметричным. Две одинаковые башни Щусев заменил разными.

– Папа, так это же не башни, а Пересвет и Ослябя! – воскликнул Петр, увидев новый проект отца. – И даже один в шлеме! – Он указал на кровлю, похожую древнерусский шелом.

– Мне в этом месте немного Копорскую крепость напоминает. – Мария Викентьевна имела в виду ворота западного фасада. – Там тоже вход между башен.

– Наблюдательная, – похвалил Щусев жену. – И уж раз речь о входе, заметьте, он стал суровее.

– Простой треугольник, – хмыкнул сын.

– Много ты понимаешь, Петр Первый! – Мать с укором взглянула на сына. – А я считаю, что наш дорогой и любимый архитектор создал храм, полный былинного величия. Браво! – И Мария Викентьевна трижды громко хлопнула в ладоши. – А теперь, господа Щусевы, на прогулку, мозги проветрить!

Восторгов жены архитектора заказчик граф Олсуфьев не слишком разделял. Он скрупулезно изучил проект. Нашел в изменениях много примечательного и вынес вердикт, что образ храма стал тяжеловеснее и от того спокойнее по ощущению. Но! Ему совершенно не понравилось асимметричное решение.

– Для чего, скажите мне, эта индивидуальность каждой башни?

– Как заметил мой юный сын, башни – это Пересвет и Ослябя, – принялся объяснять Щусев. – А они не были близнецами. Индивидуальности, составляющие целость. А асимметрия – признак интеллектуальной архитектуры. Да и люди не симметричны, у каждого левая сторона тела и головы отличается от правой, и у каждого не два симметрично расположенных сердца. И у кого-то левая рука сильнее развита, у другого – правая.

Но Олсуфьева продолжали глодать сомнения. До тех пор, пока новому проекту памятника не дал добро Комитет увековечения памяти битвы на Куликовом поле, тем самым разрешив строительство храма.

Закладка храма-памятника состоялась 16 июня 1913 года. Народу собралось видимо-невидимо, чем ближе к месту закладки, тем теснее.

Нерадовский заглянул в гости к Щусеву, заодно принес двадцать пятый номер «Искры» – художественно-литературного и юмористического журнала.

– Вот, полюбуйся-ка, Алексей Викторович.

Щусев взял журнал. Открыл на загнутом конце 194-й страницы и прочел: «Закладка памятника на Куликовомъ поле». Он быстро пробежал глазами текст, в котором говорилось, что на месте Куликовской битвы состоялась закладка храма-памятника, что теперь Куликово поле входит в состав имения Михайловское-Тульское графа Ю. А. Олсуфьева, пожертвовавшего участок земли для храма. А также что на торжестве, которое имело скромный характер, присутствовали тульский губернатор Н. Н. Лопухин, владелец Куликова поля граф Ю. А. Олсуфьев и масса крестьян. Щусев рассмотрел фотографии с торжественного молебствия на месте закладки храма и как губернатор Лопухин кладет первый камень.

– Что ж, полдела сделано, – сказал довольный архитектор, закрывая «Искру», – теперь осталось дело сделать!

Павел Иванович рассмеялся и обнял его.

– От души поздравляю! Признаться, мне ваш проект очень импонирует. На