Принцесса и Ко - Виктория Цветкова

для вас, инквизитор, я разработаю вкусный эликсир от высокомерия. Так циклиться на собственной значимости… — тут она скорбно покачала головой. — Уверена, вам необходимо обратиться к целителям.

— А зачем мне бежать в госпиталь, когда вы помощник лекаря, дорогая Кэр, не так ли? Вот и помогите мне.

— Лекарю-то я помогу, но не вам. Тяжелый случай. Кажется, у вас уже и мысли путаются.

— Это потому, что я вижу вас…

Эти двое могли пикироваться часами, при этом неясно было, кто одержит верх, что напоминало игру в догонялки.

Милую беседу прервал скрежет когтей по камням мостовой. Из-за поворота вылетел всадник верхом на ездовом наале и понесся в их сторону.

— Это Джемми! — воскликнула Кэр. Девушка взволнованно всплеснула руками. — Он должен был отвезти новую партию ингредиентов для свечей Тере, в Гизетт. Что случилось⁈

Лорд-инквизитор подался вперед, когда оборотень соскочил с ящера напротив лавки. Измученный быстрой ездой наал тяжело поводил боками.

— В чем дело, парень? — нетерпеливо спросил лорд.

Но Джемми словно не слышал его, он бросился к Кэр.

— Госпожа Каролина! Боюсь, с Терой случилась беда. Утром я отвозил ее в лес к травнице, и мы договорились, что встретимся в пять на перекрестке дорог. Я ждал-ждал… Но ее все не было. Тогда я выпряг наала и помчался в Гизетт. Думал, может, вернулась на попутках. Но домой она не возвращалась.

80

Тера

Я оказалась в небольшом помещении без окон и дверей. Это был каменный мешок со стенами, раскрашенными яркой краской и покрытыми рунами. Я так до конца и не поняла, как попала сюда. Неужели прошла сквозь камень? Как такое возможно? Стены были самые настоящие — глухие и явно чрезвычайно толстые, потому что в камеру не проникал ни один звук снаружи.

Неужели я угадала, и Эрина действительно прикидывалась все это время доброй лесной травницей? Ведьме должно быть более семи веков, это невозможно! Ни люди, ни орки столько не живут. Наверное, есть другое объяснение. Возможно, Сив просто добровольно помогает вершиться древнему проклятию. Но зачем ей это? Тоже предначертание?

Время шло, и ничего не происходило, а вопросов меньше не становилось.

Зачем в домике лесной травницы построена эта камера? Намалёванные белой краской знаки слабо светились, что смотрелось жутковато. Что значат все эти руны? Я зажгла световой шар и принялась разглядывать вереницы символов. Здесь были кривые человечки в самых нелепых позах — скачущие, лежащие, танцующие, непонятные животные, не похожие на тех, что обитают на Андоре, птицы и косые, кривые палочки и крючки, напоминающие эльфийские руны. Все четыре стены были покрыты странными письменами, и на каждой — свой порядок и набор символов. Нескоро, но я заметила, что верхняя строчка везде одна и та же. Можно предположить, что это приветствие или начало некоего заклинания.

Попытки разобраться ни к чему не привели. Я устало потерла глаза и опустилась на пол возле одной из стен. Но едва мозг перестал трудиться над головоломными рисунками, нахлынули тоска и страхи. То казалось, что стены надвигаются на меня, то душила паника, что я навсегда останусь здесь, в этой тюрьме, как и пообещала Сив.

И ведь винить некого, сама виновата. Это было неосторожно, но я, и правда, не ждала беды от поездки. Никому не сказала, куда пойду. Джемми не знает точно, где находится избушка травницы. Не встретит меня и подумает, что я уже уехала. Если меня и хватятся, то не раньше позднего вечера. Ли с кузеном, наверняка бросятся меня искать, но на успех мало надежды. Даже если и отыщут избушку в дремучем лесу, как догадаются поискать клетушку за печкой?

Бездействие порождало отчаяние и смертный ужас, я вскочила на ноги и принялась мерить шагами свою камеру. От стены к стене, надолго приникая ухом к оштукатуренной поверхности в попытках услышать хоть звук снаружи. Та стена, через которую я влетела сюда, была окрашена в ярко-розовый цвет, напротив нее — синяя, справа и слева зеленые, травянистого оттенка. Это какой-то ребус? Или каприз старухи? Может, у нее просто краски не хватило на четыре стороны? Но зачем красить камеру, где нет ни окон, ни дверей? И к чему все эти надписи на орочьем диалекте?

Сив говорила, что ее предначертание — встречать странников. Может, именно отсюда в кухню проникают эти пришельцы? Такие, как Мяу. Я вспомнила странный мужской голос, который удалось подслушать во время ночевки у травницы. А что, если камера, в которой я оказалась, — это вход в другие миры или измерения? Или даже преддверие туманного царства за Гранью, вотчины богини Мараны. Догадка отозвалась холодным ознобом по спине.

Но если все так, зачем ведьме запирать меня именно здесь? Только потому, что отсюда не выбраться?

Я вытащила из кармана завернутый в бумагу бутерброд и расстелила на полу плащ. Уселась, и со вкусом принялась было уписывать хлеб с ломтем ветчины, однако закравшаяся вдруг мысль, что мне, вероятно, предстоит погибнуть здесь от голода и жажды, заставила припрятать остаток еды.

«Нет, я не смирюсь и не буду покорно дожидаться смерти!»

Я вновь уставилась на руны. Почему они светятся в темноте? Дело в специальной краске или в силе, которая заключена в них? Сейчас я жалела, что так мало интересовалась магией степняков раньше. Разумеется, магия крови считается запретной, но общие представления доступны и могли бы помочь.

Что будет, если воздействовать стихийной магией? Я уселась напротив покрытой розовой краской стены и ударила воздушным кулаком. Порыв ветра бестолково заметался по клетушке, заставив пригнуться к самому полу. Уф! Нет, воздушная магия тут явно не работает.

А если попробовать по-другому?

Я поднялась и, приблизившись почти вплотную к темно-синей стене, приложила к ней руки. Штукатурка была чуть шершавой и обожгла ладони холодом.

«Андаа дава» — губы сами прошептали формулу, которая еще в детстве пришла ко мне во сне. Я использую это заклинание при варке зелий и еще ни разу не была разочарована. С замиранием сердца я ждала, уставившись на стену. Руны явственно замерцали, но следующие несколько минут только это и происходило. Вздохнула, уступая отчаянью, и отступила, и в тот же момент обнаружила, что на месте синей стены колеблется туманная завеса. Я вздрогнула: во мгле вдруг блеснули два янтарных глаза-фонарика, и в камеру запрыгнул Мяу, собственной пушистой персоной.

А стена снова стала прежней — твердой, каменной…

81