(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

в течение которого Стася-Тодд сверялась с планом ожидаемых грузов и грузов, которые нужно было отправить в разные камеры. Рядом с планом была намалевана ручкой карта СИЗО с условно размеченными камерами. Некоторые из них были жирно заштрихованы красным.

– А с этими что? – поинтересовалась Наташа.

– А, это сучьи камеры, – сказала Стася. – Сами ничего не передают и стучат начальству о груза́х. Поэтому они в «дороге» не участвуют. А вот в этой, – она стукнула ручкой по камере наискосок слева от них, вверху, – сегодня будет шмон.

На удивленный взгляд Наташи Стася усмехнулась:

– В тюрьме всегда можно получить нужную инфу, если знать, кому подмахнуть.

Еще через час «дорогу» окончательно наладили, и груза́ стали ходить с регулярностью электричек. Кто-то получил мандарины, кому-то передали конфеты с запиской. В основном в передачках шли сигареты, прокладки, маникюрные ножницы, лак, парочка телефонов, сим-карты – всякая запрещенка. Кто-то умудрился даже закинуть упаковку рафаэлок с открыткой, в которой после смайлика шло поздравление одной из сокамерниц с днем рождения внука. Все тут же кинулись ее поздравлять, а Наташа тем временем примеряла на себя роль диспетчера приходящих и уходящих грузов. Через какое-то время ей даже показалось, что разница между работой дорожника и работой бухгалтера не такая уж и большая: там приход-расход и тут приход-расход.

Только Лада сидела у себя на шконке и мрачно смотрела на мельтешение в камере. Поймав взгляд Наташи, молча покачала головой, после чего отвернулась. Как бы ее перехватить, чтобы никто не видел, и спросить, чего ей надо?..

Около полуночи в камере сверху загромыхало, и Стася ткнула Наташу вбок:

– Вот и шмон, как по расписанию. Хорошо, что они нам «лопаты» свои скинули.

Наташа удивилась. Она даже не заметила, каким грузом в камеру передали смартфоны.

Один из них предназначался журналистке, которую обвиняли в экстремизме – за репост в фейсбуке кадра из «Великого диктатора» Чарли Чаплина.

– Простите, а можно у вас попросить телефон? На пару минут? – смущенно поинтересовалась Наташа.

Журналистка кашлянула табачным дымом и сухо улыбнулась:

– Да в общем… почему нет.

– Я на пять минут! – пообещала Наташа, чувствуя, как впервые за день биение сердца в груди стало сильнее сковывающей лодыжки боли. Она попросила Стасю посидеть на дороге и подключилась к Сети. Стала забивать в гугл всё, что приходило в голову. «театр маславская», «шевченко театр фигуранты», «шевченко театр аресты», «шевченко»… Ожидания ее не подвели. А ожидания были пессимистические. Да, в новостных заметках ее упоминали – но так, где-то ближе к концу, где одной строкой перечислялась вся цепочка событий. В зависимости от сайта события менялись, но она, Наташа, всегда была частью фона. Главных новостей было две: обыски в театре с фотографией молодого человека в штатском, который не то координирует работу следователей, не то просто так зашел выпить кофе (о чем заявил пресс-секретарь Следственного комитета, после чего мгновенно оскандалился), и арест Цитрина. Даже Матвеев ушел как будто на задний план. Для журналистов бездетный гендиректор и креативный режиссер были важнее бухгалтера…

Наташа перехватила запястье левой руки, вжала ногти в кожу ладони, чтобы стало больно, очень больно, так, чтобы разозлиться хорошенько. Не может быть, чтобы ее просто так забыли. Наверняка есть еще и запреты со стороны администрации, возможно, к ней еще хочет достучаться адвокат… Есть один способ проверить.

– Простите, – Наташа наклонилась к журналистке поближе, чтобы ее было слышно, – в камере всё еще стоял гул получающих и отправляющих груза́. – Простите, а вы не против, если я дочери позвоню?

Та очнулась от полудремы, удивленно моргнула – скорее из-за того, что к ней обратились на «вы» впервые за недели ареста, – и кивнула головой.

– Только недолго. А то разрядится, потом хер у кого выменяешь зарядник.

Наташа в ответ выстучала зубами что-то, сама не поняла, что именно, и стала нажимать пальцами по экрану. Какое, оказывается, странное действие, как она успела от этого отвыкнуть! А ведь сидит в тюрьме всего ничего. Еще и стекло кажется таким холодным, словно на улице не плюс пятнадцать. Скорее рефлекторно, чем сознательно, набрала Даше – считается же, что старшие дети ответственнее младших, хотя в их семье обычно было наоборот: выросшая без отца Даша была настоящей оторвой, тогда как тихая Надя отучилась на пятерки, пошла учиться на экономиста – как и хотела мама. Но право первенства всегда было у рано выпорхнувшей из гнезда Даши, и хотя в два часа ночи субботы будить человека – нехорошо, но Наташа почти уверена была, что старшая не спит и поможет. Хоть как-нибудь. Хоть голосом.

– М-м-м? Ты знаешь, сколько времени?.. – Дети растут быстро. Ошиблась. Спит. И не совсем соображает, что происходит. Наташа почти готова на нее разозлиться. – Ой, мама!

Слава богу, дошло.

– Привет-привет, да, привет. Меня хорошо слышно?

– Да, я просто… м-м-м…

– Я мешаю?

– Нет-нет, что ты, всё нормально! Как ты? Ты была у врача? Тебе шприц-ручки выдали?

Не реветь, только не реветь.

– Нет. Нет, ничего не дают. Я… – Нет, невозможно сдержаться. – Мне ничего не дают, кроме анальгина. У меня голова болит. У меня ноги болят. Я… Ко мне даже адвоката не пускают. Это просто… Я не знаю, я даже не знала, какой день сегодня, пока мне тут не дали телефон позвонить. Если бы вы с Надей могли прийти и как-то проведать, может, было бы полегче как-то…

– А мы приходили.

Наташу словно молнией прошибло. То есть как это – «приходили»? Ее никто не предупреждал о посетителях!

– М-мне говорили, что посетителей нет. Всегда спрашивала и… Даже удивлялась, что пишу-пишу вам с Надей дни посещения, а тут ничего и… Я подумала…

– Мам, слушай. – Слышен стук – кажется, закрылась дверь. Даша заговорила шепотом. – Адвоката к тебе тоже не пускали?

– Нет…

– Да уж. Положение, – Даша тяжело вздохнула. – Слушай, я не хотела говорить, но за нами с Надей слежка по ходу.

Наташа аж подпрыгнула. Ну, или ей так показалось. Слёзы по крайней мере как-то сами собой высохли.

– Как – слежка? Откуда?

– Я не знаю. Одна и та же машина. То за мной на работу, то за Надей. Надьку еще и до дома пасут. Там такой «ситроен» синий… Неважно. И мужик вроде бы один и тот же за нами ходит.

Теперь ладоням стало жарко. Очень жарко.

– С этим надо что-то делать, куда-то жаловаться! Если вам…

– Мам, слушай, тебя просили оговорить себя или что-то в этом роде?

Наташа вспомнила участливую улыбку следователя Сергеева. Как он говорит ей ласковые слова, но одними губами. А глаза