Алиса в Стране Чудесных Клёнов - Наталия Арчер

— О, как же хорошо! — стонет Элис, забывая, что мы не одни в доме.

Это звучит невероятно провокационно. Не знаю, что и делать с этой девчонкой — только успокоился, а теперь снова мой пульс учащается.

Располагаю свои руки на её узких, аккуратных ступнях с маленькими наманикюренными пальчиками. Капроновые колготки такие тонкие, что их как будто почти нет, но, конечно, мне гораздо больше хочется прикоснуться к её нежной коже.

— Ах, — чувственно выдыхает Элис. — Не останавливайся, пожалуйста. О, Дэннис! Ты действительно знаешь, как доставить женщине удовольствие, — наигранно говорит она, пытаясь не засмеяться. И я знаю, что она что-то замышляет, хотя звучит бесподобно, чего уж там.

— Вы там совсем охренели что ли? Вы серьезно? — раздаётся за приоткрытой дверью голос Джессики, полный раздражения. — Я только что подошла и хотела постучать. Вы вообще в курсе, что дверь открыта? Вы можете хоть немного держать себя в руках? Я предупреждала вас заранее, что приду…

Далее следуют неразборчивые ругательства, а мы взрываемся от смеха, снимая этим некоторое напряжение.

— Заходи, Джесс, — не сговариваясь, мы вместе с Элис говорим в унисон. И смеёмся ещё громче, думая о реакции моей сестры.

— Я видела её приближающуюся тень под дверью, — шепчет мне Элис, подавляя смех.

— Вы уверены, что я могу зайти? Мне не нужен стресс. У меня очень тонкая душевная организация, — произносит Джесс и сама смеётся над своей шуткой.

Её душевной организацией можно не просто гвозди заколачивать, а монолитные железобетонные стены рушить. И это всегда являлось её сильной чертой.

— Давай, заходи, — говорю сестре с насмешливо-грустным, тяжелым вздохом. Затем я меняю свой тон на нормальный. — Заваливайся уже, у меня есть для тебя кое-какие новости о нашем отце.

Во взгляде Элис скользит оттенок гордости за меня. Может, для этого и есть повод, но больше всего меня распирает от счастья, что всё случилось, благодаря ей — моей девушке. И то, что я смею её так называть.

Джессика входит в комнату с некоторой опаской. Она медленно открывает дверь пошире, не заглядывая сразу внутрь, как если бы действительно беспокоилась о том, что мы здесь можем быть голыми.

— Расслабься, Джесс, мы не делали здесь ничего такого, что могло быть подвергнуто цензуре. Так что обязательно узнай, заработала ли ты значок за раздражающе успешное патрулирование, — говорю ей, вроде бы в шутку, но не буду обманывать себя, моя сестра сейчас — как болячка после разбитой губы — вроде бы мы и очень близки, одна кровь, помогает мне, но… во-первых, мешает целоваться, а во-вторых, всё же очень хочется от неё избавиться, а сковырнуть нельзя..

Элис хихикает, наблюдая за тем как та облегчённо выдыхает, убедившись в нашей пристойности. Мне вот очень интересно, почему Элис так волновалась, когда Джесс прервала наш поцелуй, а теперь она откровенно пошутила о сексе и выглядит абсолютно спокойной по этому поводу.

Какая неопределённость. Наверное, это потому, что тогда она тоже почувствовала что-то особенное. И мне безумно нравится, что наши мысли сходятся. Наш поцелуй, определенно, не являлся обычным. Он был… крышесносно офигительным.

Когда я был мелким, как-то увидев целующуюся “по-взрослому” парочку (ну, они откровенно, так, сосались на улице, не то, чтобы я специально высматривал), подумал, что они занимаются “оральным сексом”. Да, да, когда-то я был таким невинным и милым. Услышал эти слова от какой-то громко смеющейся компашки возле школы. Я не знал, что они значат вместе, понимая их по отдельности. Будучи сыном врача, я, несомненно, знал, что “оральный” относится ко рту. Это часто фигурировало в чужих болезнях. И разговор про “пестики и тычинки” тоже уже тогда со мной провели, так что вопрос секса в том числе не был для меня чем-то неслыханным.

И вот, увидев ту влюблённую пару, я соединил точки и подумал: “А, вот оно как! Ну, теперь понятно, что это значит". Забавно вспомнить.

Я, вообще-то, всегда считался смышлёным мальчиком. Ну, в основном потому, насколько сейчас понимаю, что редко рассказывал кому-либо о результатах своих подобных умозаключений.

Конечно, школа и интернет позже просветили меня по многим аспектам. Но сегодня я впервые не прочь снова назвать поцелуй именно так. Это было на редкость жарко и слишком волнующе для заурядного “поцелуя”. Это приятное во всех смыслах занятие было нечто гораздо более интимным для такого тривиального слова. Мы тупо разбили концепцию этого понятия.

Ладно, согласен, беру свои слова обратно. Наверное, мне не следует называть это буквально так. В противном случае Элис меня возненавидит, если я скажу Джессике: “Расслабься, мы не делали ничего плохого, всего лишь оральный секс”. Нет, она убьет меня — сожжёт дотла, находясь на столь близком расстоянии, самовозгоревшись от стыда.

Я громко фыркаю от смеха, представив себе реакцию на мои слова, и ловлю на себе озадаченные взгляды Элис и сестры.

Мне нужно срочно перестать даже о слове “секс” сейчас думать. Но как же это тяжело! Когда она рядом, это всё равно что сказать: “Мне нужно перестать дышать” или “Настало время полностью отказаться от сладкого и мучного”.

Сумасшедшая и бессмысленная затея.

— О, да ты тут делаешь массаж ног? Могу ли я быть следующей? — с энтузиазмом спрашивает моя сестра, с интересом глядя на меня, пока мои руки покоятся на изящных ступнях Элис.

Вообще-то, я ещё не осмелился их массировать, я только снял с неё шикарные туфли и провёл большими пальцами вверх и вниз по её стопам, словно обнимая ладонями эти хорошенькие ножки. Наблюдая за тем, как мои простые манипуляции приятны Элис, это сказывается на мне мгновенным повышением частоты дыхания и пульса.

— Я, вроде как, тут на грани развития у меня крайней степени фетишизма, — отвечаю Джесс с улыбкой, как ни в чем не бывало. — Поэтому я вынужден отклонить твоё любезное предложение. Ты ведь, надеюсь, не хочешь, чтобы это стало неприлично неудобным фактором для наших с тобой “здоровых отношений”, верно? — сдерживаю смешок.

— Фу, Дэннис. Какой ты гадкий мальчик, — Джесс шлёпает меня по плечу и садится на кровать.

Щёки Элис становятся намного ярче обычного нежно-розового цвета. Она поспешно опускает ноги на пол, и я