Ужасы: Последний пир Арлекина - Рэмси Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пленка — часть моего рабочего оборудования, Хэскелл; запись — стандартная процедура при разговоре с человеком в таком раздраженном состоянии, в каком ты ко мне пришел. Нет никакого заговора, нет ловушки… — Он снова вошел в роль и заговорил авторитарным тоном психоаналитика.
— Выпей глоток, Джонатан, — повторил Хэскелл, указывая на нетронутую бутылку и стараясь постичь всю глубину высокомерия, могущего заставить человека вырезать дыру в книге ценой в тысячу долларов только ради того, чтобы подстроить западню.
— Не буду, — сказал Джонатан непокорным, бунтарским тоном.
Он повернулся спиной к Хэскеллу и подошел к столу. Затем услышал, как Хэскелл подбежал сзади, и почувствовал его руку у себя на локте, ожидая резкого движения, вероятно даже удара. Он думал, что контролирует ситуацию, и не мог представить поражения.
— Боюсь, мне придется настоять на своем, — задыхаясь, произнес Хэскелл, развернул бывшего друга к себе лицом и ударил. Но не так, как ожидал Джонатан.
Джон увидел, как Хэскелл наносит ему удар наотмашь, ладонью. Удар был несильный. Джонатан почти не почувствовал боли и остался стоять на ногах. Затем он увидел металлический предмет, зажатый между указательным и средним пальцами гостя, — тот, что Хэскелл достал из кармана; почувствовал укол и резкую боль в шее.
Хэскелл отскочил в сторону. Рука Джонатана рассекла пустой воздух.
— Черт!
Крошечная ранка болела, что привело его в ярость. Джон поднял трубку и успел набрать только две цифры, затем рука словно распухла и больше не повиновалась. Трубка выскользнула из пальцев, стукнулась о столешницу и упала на пол, потянув за собой провод. Джон с выражением недоверия на лице попытался схватиться за край стола, но промахнулся и вслед за телефоном рухнул на пол, развалившись, словно какое-то существо без рук и без ног, безуспешно пытавшееся двигаться.
Хэскелл стоял у дивана, рядом с окном.
— В ЦРУ эту штуку называют пчелиным жалом, Джонатан. Похоже? Ты не сможешь шевелить руками и ногами еще примерно час. Фокусировать взгляд, слышать меня — да, но это все.
Он в очередной раз раздвинул занавески и посмотрел на улицу.
— Я тоже провел небольшое дедуктивное расследование, Джонатан, и должен сказать, что ты, мягко говоря, попал в затруднительное положение. Мне очень жаль. Но я не мог не прийти к выводу о том, что Конклав обратился к тебе за помощью. Должно быть, они вышли на тебя сразу после развода с Дженис. И в качестве теста, вступительного испытания рассказали тебе мою историю и приказали заманить меня в ловушку. Ты устроил так, что твое имя занесли в список врачей Брайар Лейн, — это так предсказуемо, словно даешь кому-то университетский справочник. Одинокий человек обязательно начнет искать старых товарищей. Я поступил так же и нашел список специалистов-психиатров. Верное дело! Ты пообещал выведать место хранения компромата на Конклав, втершись ко мне в доверие. В конце концов, мы — друзья с юности: тебе легко найти слабые места.
На твоем месте я бы сейчас задумался вот о чем, Джон: а что, если все это — испытание на лояльность? Может, история сфабрикована; это проверка на прочность — как далеко заходит старая дружба? Я сам сбежал сегодня ночью или ты позволил мне скрыться? Пора придумывать объяснения для Конклава: как мне удалось исчезнуть и почему ты не раздобыл нужные сведения. Это одна часть твоей проблемы. Вторая такова: если я говорю правду, тебе придется меня покрывать. Я это предугадал, потому что я — ветеран, а ты — новичок в игре. Еще тебе придется постараться убедить их в том, что я мертв либо не представляю угрозы. В противном случае они убьют тебя за провал.
Если удастся запудрить им мозги, тебя возьмут в дело и ты станешь сценаристом. А через год, три, пять лет тебя будет тошнить от этого, как тошнит меня. Понимаешь, Джон, ты сейчас точно такой, каким был я, когда вляпался во все это. Я знаю, как ты будешь себя вести. Возможно, через несколько лет мы случайно встретимся где-нибудь в глуши… Я избавился от бремени страха, которое тяготило меня со времени побега, и передал его тебе. Теперь, когда у тебя за спиной все время будет маячить тень, ты поймешь, как ужасен на самом деле Конклав. Иначе этого не понять. Возможно, в конце концов ты станешь моим союзником. А пока…
Хэскелл вытащил бумажник из кармана Джонатана, взял себе наличные и вернул бумажник на место. Тело Джонатана походило на бесформенный мешок с отсыревшей почтой. Его глаза яростно сверкали; в них мелькали удивление и беспомощность. Струйка слюны вытекла из уголка безвольного рта и утонула в дорогом ковре.
Хэскелл выскользнул из кабинета и вскоре вернулся с банкой «Доктора Пеппера» из холодильника Джонатана, быстро осушил ее.
— Подобные разговоры вызывают у меня жажду. Не волнуйся, Джон! Я скоро исчезну, только позвоню кое-кому.
Он поднял с пола трубку и начал нетерпеливо нажимать кнопки, пока не послышался длинный гудок.
—. Ты, разумеется, помнишь слово, Джон? Слово, которому нас научили, чтобы мы никогда не забыли номер телефона? ПРОВАЛ.
Услышав длинные гудки, Хэскелл положил трубку на стол, насмешливо помахал рукой бесчувственному телу старого друга и ушел. Джонатан услышал, как хлопнула входная дверь, почувствовал вибрацию пола, к которому привалился щекой. Больше он ничего не мог поделать. На пути к выходу Хэскелл предусмотрительно погасил все лампы в кабинете, было ничего не видно.
Через пять минут за шторами мелькнули фары белого фургона. Затем дом снова погрузился во тьму.
ПОППИ З. БРАЙТ
На губах его вкус полыни
(Пер. Г. Соловьевой)
Поппи З. Брайт провела детство в Нью-Орлеане, где и происходит нижеследующая «атмосферная история». По ее словам, в этом городе «сама смерть представляется романтичной даже самым бесчувственным». Она жила в разных районах Юга Америки и работала кондитером, натурщицей, поваром-гастрономом, ухаживала за мышами и исполняла экзотические танцы.
Ее первые литературные произведения публиковались в журнале «The Horror Show» с 1985 по 1990 год, а в осеннем выпуске 1987 года она была представлена как «восходящая звезда» современной литературы ужасов. Позднее ее рассказы появлялись в антологиях «Borderlands», «Women of Darkness II», «Dead End Citi Limits» и «Still Dead (Book of Dead II)». Закончив первый роман, Поппи З. Брайт долго путешествовала по Индии.
— За сокровища и радости могилы! — провозгласил мой друг Луи и поднял кубок с абсентом в пьяном благословении.
— За похоронные лилии, — ответил я, — и за тихие бледные кости.
Я сделал большой глоток из своего кубка, и абсент наполнил горло неповторимым ароматом — перцем, спиртом и гнилью. Это была наша самая великолепная находка: больше пятидесяти бутылок объявленного вне закона напитка скрывались в нью-орлеанском семейном склепе. Мы немало потрудились, перетаскивая их, зато теперь, когда научились наслаждаться вкусом полыни, могли долго-долго пить без продыху. Мы забрали и череп патриарха склепа, который ныне председательствовал в обитой бархатом нише музея.
Видите ли, мы с Луи принадлежали к породе мечтателей, темных и беспокойных. Мы встретились на второй год учебы в колледже и быстро выяснили, что нас объединяет одна важная черта: обоих ничто не могло удовлетворить. Мы пили неразбавленный виски и говорили, что он недостаточно крепок. Мы принимали странные наркотики, но в вызванных ими видениях царили пустота, бессмыслица и медленное гниение. Все книги были нам скучны; художники, продававшие на улицах свои яркие картины, в наших глазах являлись халтурщиками; музыка всегда оказывалась недостаточно громкой и резкой, чтобы нас расшевелить. Мы оба пресыщены. Мир производил на нас не больше впечатления, чем если бы наши глаза были мертвыми черными дырами в черепах.
Какое-то время мы искали спасения в чарах музыки: изучали записи странных диссонансов безымянных композиторов, ходили на выступления безвестных оркестриков в темных вонючих клубах. Но музыка нас не спасла. Какое-то время развлекались плотскими удовольствиями. Мы исследовали влажные неведомые пространства между ног каждой девушки, какая соглашалась принять нас; ложились в постель вдвоем с одной девушкой или с несколькими. Мы связывали им запястья и лодыжки черными шелковыми лентами, со смазкой проникали в каждое отверстие, заставляли их стыдиться собственного наслаждения. Мне вспоминается Феличиа — красавица с лиловыми волосами, которую довел до дикого, рыдающего оргазма шершавый язык пойманной нами бездомной собаки. Мы наблюдали за ней из дальнего конца комнаты сквозь наркотическую дымку и оставались холодными.
Исчерпав возможности женщин, мы обратились к своему полу — возжаждали андрогинных изгибов скул юношей и лавовых потоков семени, изливающихся к нам в рот. В конце концов мы обратились друг к другу, стремясь к порогу боли и экстаза, к которому нас не допускал никто другой. Луи попросил меня отрастить длинные ногти и остро их отточить. Когда я проводил ими по его спине, вдоль глубоких царапин выступали крошечные бусинки крови. Он любил замирать, притворяясь покорным когда я слизывал соленую кровь. Потом он отталкивал меня и набрасывался сам; его язык оставлял на моей коже огненный след.