Сократ - Йозеф Томан

Анит перевел взор на другую часть толпы - ужас! И там Сократ, Анит видит его большие глаза - глаза, устремленные на него, такие же проницательные, как у того, первого... Куда бы ни обращал взгляд Анит всюду видит он Сократа и его глаза.

- Мужи афинские... расцвет города... в ваших руках... право выбирать... голосование...

Анит путается, слышит шепот Ликона:

- Кончай скорей!

Несколькими выспренними фразами завершает он торжественную речь в честь четвертой годовщины освобождения от тиранов и приглашает народ явиться вечером к пританею, где будут раздавать вино.

Афиняне и пришлые принимают приглашение с непривычным холодом. Толпа расходится разочарованная. Опять пустые обещания...

Анит сидит в зале совета, вытирает лоб, с которого струями стекает пот.

- Тебе нехорошо, Анит? - спросил Ликон.

Тот ответил вопросом:

- Видел ты в толпе Сократа?

- Не видел.

Ага. Лжет. Он должен был его видеть.

Ликон, оглянувшись - одни ли они,- заговорил:

- А ты веришь тому, о чем речь держал? Веришь в новый расцвет Афин?

- Конечно, - насупился Анит.

- Мы здесь одни, - сухо заметил Ликон.

Анит пересел к нему поближе, понизил голос:

- Но разве могу я сказать народу, что мы скоро докатимся до нищенской сумы? Перикл - и мы! Страшно подумать. Могу ли я открыть народу, что наша казна зияет пустотой? Что мы отчаянно выжимаем налоги из чужестранцев, из купцов, что мало даже пошлин, которые мы взимаем в Пирее...

Он следил за выражением лица Ликона, и показалось ему, что на этом лице появилась ехидная усмешка. Вскочил:

- Хочешь, я обвиню тебя в том, что ты ничем нам не помогаешь, а, напротив, подрываешь мощь государства?!

Вскочил и Ликон, возмущенно крикнул:

- Что-о?! Я подрываю?!..

- Вы, софисты, уже сколько лет требуете полной свободы. Вот ты только что слышал, как меня прерывали криками. Когда это бывало? И далеко ли от криков до действий? На первых порах вы брезговали этими пришельцами из деревень, да и городской беднотой тоже, а как сосчитали, сколько их, так и начали задницу им лизать, явились с вашими милыми поучениями - мол что человеку хочется, на то он и имеет право! И прав тот, кто сильнее... О демоны ада! Нынче все плюют на законы! И что получается? Вместе с чернью вы твердите, что поддерживаете демократию, а на деле идете против нее!

Ликон выпучил глаза:

- Владыка Олимпа! Что ты на меня так взъелся, милый? Можно подумать, сам ты так уж точно соблюдаешь законы!

- А что? - огрызнулся Анит. - Разве я их нарушаю?

Ликон хитро усмехнулся:

- Это тебе лучше знать. Однако народ полагает, что народовластие означает - заботиться о народе.

Анит в волнении повысил голос:

- А что мне делать? Могу я вернуть земли этим людям? Пускай будут рады, что мы эти земли скупили - люди получили хоть что-то. Впрочем, Ликон, ты и сам купил изрядные угодья...

Ликон самодовольно выпрямился.

- Да, и это моя заслуга! Я построил новые селения, накупил скота, обработал землю, посадил оливы. Община должна быть благодарна нам, таким вот Ликонам, за то, что мы оживили пустыню и кормим Афины!

- Верно, - согласился Анит. - Но в таком случае - чего же ты хочешь от нас? Или нам плетьми выбить из города этих паразитов? Это, по-твоему, забота о народе? И где взять для них оболы, не скажешь? Разве на стольких голодных хватит государственной казны?

Ликон не утратил хорошего расположения духа.

- Видишь! Вот мы и договорились. Афины переполнены голодными, и ты говоришь, что ничего не можешь для них сделать. Дороговизна растет, за все требуют деньги, проценты ростовщиков взметнулись до небес...

- Это намек на то, что я одолжил тебе денег? - покраснев, перебил его Анит. - Разве этим я не помог городу, способствуя тому, что поля снова начали приносить урожай?

- Конечно, конечно, милый, - сладенько ответил Ликон. - А знаешь, мне ведь опять понадобятся денежки... Надо прикупить пастбища.

Анит наморщил лоб.

- Это в интересах государства, и потому сделаю тебе новый заем. Вздохнул. - Поверь, мне и самому больно, что столько наших сограждан становятся поденщиками... Они вынуждены наниматься на самые тяжелые работы, и приходится им туже, чем моим рабам...

- В самом деле это грустно, - помрачнел Ликон. - Таков уж наш афинский характер - мы обращаемся с рабами мягче, чем где бы то ни было. Странное дело - свободным не в пример хуже... И я спрашиваю себя: что будет дальше? Не поднимутся ли против нас?

- Вот за это-то я больше всего упрекаю вас, ораторов. Вечно вы скулите тут с вашей софистикой... Что вы распространяете в народе? Полезное? Как бы не так! От вас - только жалобы, малодушие, безнадежность, отчаяние. Тем, кто вас слушает, вы замазываете глаза черной краской, и они не видят уже ничего, кроме тьмы небытия. Вы способны только разрушать, не созидать. Вызываете неуважение к авторитетам. К чему это приведет? К распаду, который когда-нибудь погубит всех нас!

Анит умолк, с утомленным видом опустился в кресло. Ликон, не садясь, снисходительно проговорил сверху вниз:

- Отведи душу, Анит. Но ведь сам ты больше всех кормишь народ софистикой.

Про себя Ликон подумал: когда-нибудь мы схватим друг друга за горло, но сейчас у нас иные заботы. И софист прибегнул к софистике:

- Ты взволнован, милый Анит. Отчего бы это? - Помолчав, он сухо ответил сам: - Потому что видел в толпе человека, который роет тебе могилу, Сократа.

Анит отшатнулся: вдруг понял, до чего прав Ликон.

- Что ты говоришь, Ликон? Ты, верно, хотел сказать - "который унижает тебя, насмехается над твоим невежеством, указывает пальцем на твоего сына как на устрашающий образец развращенности", а ты сказал: "который роет тебе могилу"!

Ликон сел напротив Анита и дружески улыбнулся ему:

- Ладно, не стану возражать тебе, приведу только одно место из речи Сократа к бедноте - я случайно ее слышал. Сократ говорил так: "Мужи афинские, я не математик и не эконом, чтоб сосчитать, насколько обогащается государственная казна и насколько за это же время толстеет мошна кое-кого из демагогов. Я простой человек, но зрение у меня хорошее - видите, какие у меня большие, навыкате, глаза?.."

При упоминании о глазах Сократа Анит ощутил трепет. А Ликон продолжал пересказывать речь Сократа:

- "И слух у меня хороший, я слышу, что обещают демагоги, а потом то, что говорит народ об исполнении этих обещаний. Я - крот, роющий подземные ходы. Я - гром, ударяющий в высокие деревья. Я - ветер, что разгоняет туман, пыль и тучи, очищая воздух. Не моя вина, если кое-кто боится ветра и грома. Я учу вас, дорогие мои, видеть и слышать, но учу вас еще мыслить и сопоставлять..."

Анит прилагал все усилия, чтоб притвориться спокойным. Ликон же продолжал:

- Это было в Керамике, недавно, - он обращался к тамошним гончарам. Я слышал конец его речи и видел ее воздействие на мелких ремесленников, которым в наши времена трудно сводить концы с концами.

- Но что он еще говорил? - не выдержал Анит.

Ликон, нарочито равнодушным тоном, стал дальше плести свою ложь:

- Говорил он как раз о тебе. О том, что твой сын утопает в роскоши, словно отпрыск царского рода, меж тем как он сын обыкновенного кожевенника, необыкновенного разве тем только, что у него сундуки набиты серебром.

- Что им от меня надо?! - страстно вскричал Анит. - Неужели же и мне стать нищим по той причине, что в Афинах полно нищих? В городе толпы бездельников - что же мне, бросить дело и валяться с ними на свалках? Или отпустить рабов и тем умножить число несчастных, которым негде голову приклонить? Не хотят ли, чтоб я покинул свой дом и пошел жить с чернью в завшивленных норах, полных мышей и крыс?

- Ах, как легко ты возбуждаешься, милый Анит. Я ведь только передал, что слышал. Я не хотел тебя задевать...

- Ты, быть может, и нет. Но этот бродячий брехун Сократ - тот хотел задеть меня! Все перевернуть, разрыть, кишки мне вырвать... И против него, любимца народа, я бессилен!..

Ликон пожал плечами, взмахнул рукой и поднялся.

- Пора нам к народу - праздник все-таки...

Анит провел ладонями по лицу, как бы стирая выражение растерянности, перекинул через левое плечо конец нарядного плаща и вышел первым.

Они проходили через портик к агоре. Неподалеку, у колонны, перед кучкой людей держал речь какой-то человек - коренастый, босой, лысый, в потрепанном гиматии. Анит вздрогнул, изменил направление. Но и в другом месте увидел босого, лысого, коренастого старика, обращавшегося с речью к другой кучке народа. Анит заколебался. Остановился в нерешительности, обернулся к Ликону:

- Что ж, посмотрим и мы его знаменитое повивальное искусство!

Прикрыв лица плащами, стали слушать. Сильный голос гремел под колоннами:

- Я - крот, роющий подземные ходы. Я - гром, ударяющий в высокие деревья. Я - ветер, что разгоняет туман и очищает воздух. Почему же, о мужи афинские, есть люди, которые страшатся ветра и грома?!

Оратор обернулся, и Анит увидел - хоть и говорит он Сократовыми словами, но это не Сократ.