Сократ - Йозеф Томан

- Отличное качество! - хохочет покупатель и от скуки хлещет девочку коротким хлыстом по груди, по животу.

Девочка вскрикивает, плачет... Сократ рывком распахнул калитку, вырвал хлыст у верзилы:

- Смотрите, благородные господа, каков храбрец! Новый греческий герой! Современный Ахилл!

Верзила, дрожа от ярости, кликнул рабов, велел расправиться с Сократом и его друзьями.

Но рабы не осмеливаются - остановились в нерешительности. Тем временем низенький выволакивает из сарая следующую жертву...

- Уйдем отсюда скорей, - пробормотал Антисфен. - Страшная река Стикс...

Наконец, почти уже в темноте, Сократ привел учеников к Лете, реке забвения. Тела спящих и бодрствующих валяются по всей улочке. Среди них попадаются и мертвецы. Но больше всего - пьяных, ибо вино дарит забвение.

- Войду к фараону, царю египетскому, и даже не поклонюсь ему, слышите не поклонюсь... - бормочет пьяный.

А другой, расчесывая лишай:

- Ох, как хорошо здесь, только вот крысы бегают у меня по лицу какие-то мокрые, ну, зато охлаждают...

- Вот бы поймать их да съесть...

- Принеси козла в жертву Пану, как полагается в праздник...

- Господин! - Молодой женский голос из хижины. - Купи меня на время! Всего за пять драхм...

Этот возглас словно разбудил улицу. Где-то забренчали на кифаре, кто-то запел печальную песню.

Сразу зашевелилось множество людей, стараясь перекричать друг друга, высыпали на улицу женщины - молодые, немолодые, старые...

- Я голодная, купи меня, господин!

- Нет, меня - она вчера ела! И я - моложе! - Женщина кинулась к Антисфену. - Ты, конечно, не богач, но пять-то драхм дашь мне...

- Не хочу! Не дам! - брезгливо отшатнулся тот.

Из хижины выскочил мужчина.

- Почему ты ее не хочешь, господин? Это моя жена... Знает толк в этом самом... Купи ее! У нас четверо детей... Она тебе и за четыре драхмы даст по драхме на ребенка... Смилуйся!

К Платону, словно лунатик, приблизилась молодая девушка, вдохнула благовония, которыми сбрызнута его хламида:

- Ах, как пахнет... Так, давно когда-то, пахло от моего пеплоса... Возьми меня, пригожий юноша, возьми на часок. Пойдем со мной. Я зажгу светильник, и ты увидишь, как я красива... Сладко буду любить тебя! - Она перешла на шепот. - И - даром! Ничего не хочу за это! Хочу забыться!

Она крепко обняла Платона худенькими руками, светившимися в темноте. Он вырвался, кинулся к Сократу:

- Зевсом заклинаю тебя, учитель, пойдем, прошу, уйдем отсюда!

Спотыкаясь в темноте, они выбрались из Тартара - и открылось их взору мраморное чудо, белоснежный Акрополь, а над ним - яркий диск луны.

3

Под стеной роскошного дома Анита, в тени, расположилась кучка людей без работы. Эти недобровольные лентяи, пиявками присосавшиеся к городу, коротают время, играя в кости, в щелчки, обмениваясь грубыми шутками, вспоминая о доме и ругая обстоятельства.

Неподалеку от них, на самом солнцепеке, стоит Сократ, погруженный в думы. На него посматривают с удивлением и тревогой. Кто это? Чего ему надо? Голодранец какой-то - гиматий засален, ноги босы... Дурак - в такое время дня торчит на солнце с непокрытой башкой...

Молодой мужчина из тех, кто сидел в кучке, глянул, высоко ли солнце, поднялся и зашагал к центру города.

- Ты куда, Кирон?

- Работать. Взяли меня - амбар строить.

- Видали! Его-то приняли, клянусь Деметрой и Корой! А почему - его? Почему не меня? Ну как же. Молодой, сильный. Нас-то, кто постарше, небось не берут. Хоть ложись да помирай!

- Молчи! Тебе похлебку выдают?

- Плевал я на эту бурду! Обещали златые горы, а на поверку - шиш.

- Чего ты удивляешься, - урезонивает один изгнанник из оливового и виноградного рая другого изгнанника. - Много тут нашего брата.

- А вот и буду удивляться! Четвертый год у кормила народолюбцы, а для нас и пальцем не пошевелили. Зато языком трепать горазды. Все-то у них свобода да свобода. Только - для кого? - Бедняк погрозил кулаком дому Анита. - Погоди, болтун! Тряхну я свободно твой кошель, который тебе рабы наполняют!

- Ладно, не хвались, лучше за костями следи, - оборвал его игрок, недовольный тем, что прервали игру; он потряс стаканчик и выбросил кости. Тройка, двойка, четверка! Девять у меня. Знаешь, как было в Коринфе, губошлеп? И в Аргосе тоже. Голодные бросились на богачей, поубивали их, и все дело.

- А какой им от этого вышел прок - небось молчишь! Ничего они не выиграли, а только головами поплатились.

- Клянусь копытами всех сатиров, этот чудак на солнце портит мне кровь! - вскричал Бирон. - Эй ты! Чего это ты бросил якорь на самом припеке? Чего торчишь, как столб у дороги?

Сократ услышал, двинулся к ним.

- Иди, иди к нам, кум! Сдается, ты в таком же положении, что и мы, верно?

Сократ подошел, поздоровался. Его внимательно разглядывали. Босой. Ветхий плащ. Нет, их одежда из лучшей ткани, осталась от лучших времен, и на ногах кожаные сандалии.

- Право, тебе, кажется, еще хуже приходится, чем нам!

- Ну и тряпье на тебе! И босиком ходишь?

- У меня собственные подошвы, - усмехнулся Сократ. - Тоже кожаные, да прочные какие...

Смех.

- Вроде я тебя где-то видел. Милостыню, что ли, собираешь по городу?

- Нет, друг...

- Но-но, ты полегче! Сразу в друзья лезешь! Да знаешь ли ты, что такое - друг?

- Сокровище и благо жизни.

- Как ты сказал? Говори понятней, Харон тебя возьми!

- А может, я тебя где-нибудь слышал?

- Не из тех ли ты... как их... а, из софистов? Нищенствующих?

- Софисты не нищенствуют, - вступился Сократ за честь своих противников. - Они продают свои знания.

- Ну, этого добра я покупать бы не стал, разрази меня гром! Его и руками не пощупаешь...

- А оно между тем порой стоит больше, чем то, что можно пощупать руками, - так-то, гражданин Афин! - возразил Сократ.

- Брось насмешки, старик! Ну да, я гражданин Афин, а дальше что? Чего нам только не наобещали! Все на ветер - правда, слушать приятно. Все же хоть немножко чувствуешь - кто-то что-то делает, чтоб в Афинах лучше стало...

- А ты знаешь, что для этого нужно? - живо перебил его Сократ.

- Откуда мне знать? Это их дело - придумывать, не наше. Мы землю понимаем, а не денежные счеты.

- Ах, клянусь Гестией! Домашний очаг, стадо овец, и земля так сладко пахнет! Какие были времена, когда вокруг тебя золотился ячмень...

- А чуть подальше наливались синие гроздья винограда, зеленели оливы... Да что - и вспоминать-то больно! Огонь, пламя - один пепел остался... Проклятые спартанцы!

- И вам уже нельзя вернуться? - спросил Сократ.

- На чужое-то? Ведь все это давно не наше. Пришлось продать за гроши, чтоб с голоду не помереть. Толстосумов, что могли скупить все, нашлось ой-ой сколько! Как подумаю, что теперь мой ячмень золотится для такого обиралы...

Поднялся еще один из кучки бедняков.

- Ну, мне пора к хозяину, - проговорил он, потупившись; слова с трудом сходили у него с языка.

- Как это - к хозяину? - заинтересовался Сократ, на что другой бедняк ответил:

- Чего ты удивился? Служить хозяину идет. Так, поденщина.

- Афинянин - афинянину? - ужаснулся Сократ.

- А что мне делать? Ничего другого не остается.

- Утратить достоинство гражданина? Бедняк - злобно:

- Утратить голод! Вот перетаскаю на своем горбу весь груз с его парусника - утратит голод и моя семья!

Из перистиля Анитова дома донеслись аккорды кифары, пение. В столовом покое, выходящем в перистиль, - пир горой; запахи яств перетекают даже поверх стены.

По этим аппетитным запахам бедняки, зная обычаи, стали гадать, что делается в доме, а главное - что там едят.

- Теперь - вальдшнепы, фаршированные желтками, - сказал Сократ.

- А ты ведь прав, старый. Пожалуй, вальдшнепы и есть. Что мы, бывшие земледельцы, узнали запах, это понятно. А ты-то откуда знаешь?

- Случается и мне бывать на пирах.

- Ага. Стоишь, поди, в дверях да декламируешь Гомера?

- Вроде того, - усмехнулся Сократ.

- Клянусь козлом Пана, у меня слюнки текут!

- Вот житуха-то, а?!

- У кого?

- У кого, у кого... У Анита! У вождя народа. Нашего вождя.

- Ха-ха! Наш! Это он прикидывается нашим. Только это курам на смех, прямо как в комедиях Кратина.

- От него кожами разит, будто от целой дубильни! А вот как до его собственной кожи добраться?

- Да, трудновато. Пожалуешься на него, а судьей-то будет над собою он сам. Так что лучше держать язык за зубами.

Сократ сказал:

- Я знаю силу, очень большую силу, которая даже такого человека может довести до падения, изгнания или смерти.

- Что же это за сила, мудрец? Я ее тоже знаю?

- Знаешь. Разве не чувствуешь ее в тех запахах, что долетают через стену? Эта сила - неумеренность. Она порабощает человека пуще всякого рабства.

- Да брось ты!

- Постой: сейчас там разносят жареную камбалу, - сказал Сократ.

- Да ну тебя! Зажми свой нос, нюхало! Мне сейчас интересней потолковать про неумеренность. Как это она может ввергнуть в рабство?

- В рабство страстей, милый мой. И владеют эти страсти человеком до тех пор, пока не доведут до беды... - Тут Сократ понюхал воздух и причмокнул. Клянусь псом! Теперь рабы носят на стол фаршированных поросят, отлично подрумяненных, с розовой корочкой...