Следы в сердце и в памяти - Рефат Аппазов

Чтобы как-то выиграть время в этой обстановке, удалось официально оформить организацию группы соискателей, которым предоставлялась возможность сдачи экзаменов по программе кандидатского минимума и какая-то помощь в защите диссертации в тех организациях или учебных заведениях, в которых имелись Учёные Советы соответствующего профиля. Я тоже записался в группу соискателей, благо, для этого ничего, собственно, и не требовалось - ни анкет, ни экзаменов, ни собеседований, ни рекомендаций, а только личное заявление. Вскоре были организованы курсы для подготовки к сдаче обязательных экзаменов в объёме кандидатского минимума по двум предметам: марксистско-ленинской философии и одному из иностранных языков: английскому или немецкому. Над выбором языка пришлось задуматься. Дело в том, что в институте я изучал английский, мне в нём нравилась простота из-за практического отсутствия склонений по родам и падежам и спряжений глаголов. Логичность же построения множества временных глагольных категорий придавала языку какую-то математическую закономерность. Однако после третьего курса института, на котором закончилось "изучение" языка, прошло уже много лет, и я его изрядно забыл. По немецкому языку у меня был сравнительно недавний полугодовой опыт непосредственного общения с немцами в Германии, но я очень плохо представлял себе грамматику языка. Да и после сокрушительной для Германии войны вряд ли немецкий мог пользоваться в ближайшее десятилетие большим успехом как в технике, так и в общении в более широком смысле слова. После небольших колебаний выбор пал на английский.

В течение примерно полугода многие из нас достаточно серьезно подходили к учёбе и сделали заметные успехи, и мы считали, что через полгода можно вполне быть готовыми для сдачи экзаменов, как вдруг было объявлено о прекращении подготовки соискателей через эти самые курсы и открытии при нашем НИИ заочной аспирантуры. Но для поступления в неё требовалось сдать вступительные экзамены по трём курсам: истории партии и основам марксизма-ленинизма, языку и специальности. Наше обучение в группе соискателей не прошло даром, оно нам сэкономило время для подготовки. Через полгода после приказа об объявлении набора в аспирантуру состоялся прием вступительных экзаменов специальной комиссией, в состав которой входили один или два преподавателя-специалиста по данному предмету и в обязательном порядке по одному члену от отдела кадров, парткома, завкома и комитета комсомола предприятия. Абсурдно? Да. Но такова была система поддержки одних и "притормаживания" других в зависимости от целого ряда качеств, как то: партийной принадлежности, общественной работы, анкетных данных, биографии, каких-то других заслуг. Труднее всего было подготовиться к экзаменам по специальности, поскольку её как таковой не существовало. Программа была столь расплывчатой и всеобъемлющей, что тебя могли спросить о чём угодно, в зависимости от узкой специализации экзаменующего и его пристрастий. Для меня всё прошло более чем благополучно: по всем предметам получил пятёрки, и у меня не было никаких сомнений относительно зачисления в аспирантуру. Я стал подыскивать себе научного руководителя и подбирать тему будущей диссертационной работы. Открывающаяся перспектива радовала, окрыляла, призывала к собранности и мобилизации всех внутренних сил. Через несколько недель вышел приказ директора НИИ-88 о зачислении в аспирантуру наиболее успешно сдавших вступительные экзамены. В Приложении к приказу содержались оценки, полученные претендентами по всем предметам. Из всех сдавших экзамены в аспирантуру было принято 17 человек, в том числе несколько человек, имевших по одной или по две тройки. К своему удивлению, своей фамилии ни в приказе, ни в приложении я не нашел. Не нашел я также ни одной фамилии, при которой стояли бы пятёрки по всем предметам. Пишу это не для того, чтобы показать, каким способным парнем я был. Скорее всего, мне на экзаменах повезло больше, чем некоторым другим, более достойным, чем я, но зачисление проводилось именно по полученным оценкам. Некоторые из моих друзей подходили ко мне с недоумёнными вопросами: почему же меня нет в списках? Я и сам поначалу решил, что произошла какая-то ошибка, которую удастся немедленно исправить, и тут же отправился в отдел кадров. Меня принял человек, ответственный за подготовку кадров и, в том числе, за набор в аспирантуру. Я с ним почти не был знаком, но, увидев меня, он тут же первый заговорил:

- Вы, вероятно, ко мне по поводу зачисления в аспирантуру?

- Да, если это в вашем ведении. Думаю, что произошла какая-то ошибка.

- Да нет, товарищ Аппазов, к моему сожалению, ошибки никакой нет. Вас не пропустила мандатная комиссия, и поэтому вас в списках нет.

- Как же так? Ведь я всё сдал на пятёрки!

- Сожалею, но мандатная комиссия рассматривает не только полученные оценки, но и ряд других сторон. Насколько я понимаю, это связано с анкетными данными. Хочу сказать, что я занимаюсь только технической стороной дела и лишь исполняю принятые решения. Если хотите разъяснений, то обратитесь к товарищу Ивашникову. Он как заместитель директора по кадрам является и председателем мандатной комиссии. Больше я вам ничем помочь не могу.

Тогда не были в ходу такие слова, как "геноцид", "апартеид", "права человека", да и мало кто знал их истинный смысл. А если они и мелькали кое-где, в основном, в газетах, то относились исключительно к колониальным странам в Африке, Азии или к американским неграм и индейцам. Да даже если бы я знал все тонкости этих понятий, что бы я мог сделать в этот момент, в данном частном случае? Ведь в подобной ситуации находились тысячи людей в нашей стране, кто по национальному признаку, кто за то, что был в плену или угнан в Германию, кто за иное мировоззрение. Наш разговор практически был исчерпан, и все же я задал ему ещё один бессмысленный вопрос:

- Ну, хорошо, меня не зачислили, как и некоторых других. Но в Приложении к приказу указаны все сдававшие экзамены с перечислением полученных оценок, почему же моей фамилии и там нет?

- Знаете, товарищ Аппазов, если вы хотите на чём-то настаивать, идите к товарищу Ивашникову.

Я чувствовал, что несмотря на довольно официальный тон разговора, он сочувствовал мне, ему передо мной неудобно, возможно, он жалеет меня, но не может позволить себе иного отношения. Сгоряча тут же решил поговорить с Ивашниковым, чтобы и ему высказать какие-то слова, но, подумав с минуту, плюнул на эту затею и пошел прочь. Я представил себе этого "энкавэдэшного" подполковника с его холодным, леденящим душу пустым взглядом, его манеру рассматривать человека как живую вещь, подумал о его возможностях уничтожить человека одним росчерком пера, и решил, что лучше находиться от него подальше. Этот человек был неприятен не только мне с моими "некондиционными" анкетными данными, но и многим другим, вполне вписывающимся в существующую систему. На своем месте Ивашников проработал после этого ещё три или четыре года, когда его сменил штатский человек, остававшийся на своем посту очень долго, лет эдак двадцать или двадцать пять.