Райская сделка - Бетина Крэн

— Но…

Пока Уитни колебалась, Гарнер подскочил к ней, схватил за ногу и стянул один башмак. Не находя в себе сил для серьезного сопротивления, она позволила ему снять и второй башмак.

— Ну? Я жду! — Он нависал над ней своим крупным сильным телом, с мрачным лицом и с глазами, горящими от злости и желания.

Ее полуоткрытые полные губки не выразили протеста, но зеленые глаза зажглись задорным огоньком. Если он желает заполучить ее штаны, говорил этот взгляд, ему придется снять их самому. Вопреки здравому смыслу Гарнер принял ее вызов и стал расстегивать пуговицы на ее штанах. Руки у него задрожали, когда он коснулся теплого и гладкого живота.

Он до боли стиснул зубы и, расстегнув последнюю пуговицу, нерешительно помедлил, а затем ухватился за пояс штанов и стал их стаскивать. Сначала обнажился ее живот, матово-нежный, за ним холмик между бедрами, поросший мягкими курчавыми волосами…

Гарнер резко выпрямился, и из его уст вырвался сдавленный стон. Уитни смотрела на него с горячей истомой, ее полные сочные губы подрагивали в соблазнительной и призывной улыбке. Несмотря на терзающее его желание, краешком мозга он вспомнил, что провел с ней в любви уже две ночи и дважды за этим оказывался ввергнутым в катастрофу.

Дрожащей рукой он неуверенно погладил ее по шелковисто-гладкому животу, испытывая неимоверное желание овладеть ею, еще раз насладиться ее нежным и щедрым телом… Да, но в третий раз он может окончательно себя потерять. В третий раз он не сумеет остановиться, устоять против безумного влечения к ней, которое делает его таким уязвимым. Она нашла способ использовать против него его страсть. Затем в голове Гарнера вспыхнула мысль: она заявила его отцу, что она Далила, а не Иезавель. Да, она была Далилой… для него, который был Самсоном.

Уитни затаила дыхание, угадав, что его пронзает такое же желание, как и ее. Его пальцы обжигали ей тело, и в ней уже трепетала знакомая спираль растущего вожделения. Она хотела заключить с ним женскую сделку… жаждала его любви, жаждала возможности любить его. Понимая, что он ее хочет, Уитни молилась в душе, чтобы он раскрыл ей свои объятия.

В следующее мгновение Гарнер содрал с нее штаны. Она ахнула и крепко зажмурилась, у нее появилось ощущение, что он сдирает с нее кожу. Ее пронзили стыд и боль, и она села, сердито одернула рубашку, прикрывая оголившиеся ягодицы, и взглянула на него. Этим грубым и бесцеремонным жестом он ясно выразил свое презрение. Уитни с вызовом подняла голову, чувствуя, что на глаза у нее набежали слезы.

— Ну вот, ты получил что хотел. И что ты собираешься с ними делать? Вряд ли они подойдут тебе по размеру.

Насмешливо взглянув на его длинные ноги, Уитни смутилась, заметив выразительное доказательство его желания.

Гарнер стоял, зажав в руке ее штаны, грудь его вздымалась от затрудненного дыхания, лицо исказилось от боли.

— Я намерен их сжечь. А ты будешь носить платья и вести себя по меньшей мере как цивилизованная женщина. Скоро я вернусь, чтобы проводить тебя к обеду, и рассчитываю застать тебя в юбке. — Он нетвердо двинулся к двери, но тут же вернулся. — И, ради Бога, сделай что-нибудь со своими волосами!

Уитни проводила его взглядом, ноги ее вдруг ослабли, и она едва сползла с кровати и добралась до узкой скамьи в ее изножье. Уитни задыхалась и ловила воздух открытым ртом, чувствуя зловещее приближение слез. Крепко стиснув руки, она сдержалась и не дала себе разрыдаться.

Что она здесь делает? Ведь Гарнер только что ясно дал ей понять, что она ему не нужна. Как бы он ее ни хотел, видимо, ненависть к ней все пересиливает, и он не желает ее касаться. А его железной семье она тем более не нужна. Они уверены, что она вышла за него, обманом заманив в западню ради его денег и положения. А ведь ей совершенно не хотелось ехать с ним, она уступила ему только потому, что должна была получить с него то, что причиталось ей по брачной сделке: содержание, семью, мужское внимание и заботу…

— Ах, папа! — прошептала Уитни, задыхаясь от сдерживаемых рыданий. — Как я могу что-то получить от этой сделки, которая никому не нужна? — И в полном отчаянии она вдруг поняла жестокую правду. — Никому, папа, кроме меня…

Гарнер вел Уитни, послушно надевшую свое скромное зеленое платье, вниз по лестнице и через сияющий зажженными свечами нижний холл. Их шаги громко раздавались в гулком пространстве, отражаясь от стен и начищенных полов, предупреждая членов железной семьи об их приближении. Взглянув на свою руку, которую предусмотрительно сжимал Гарнер, Уитни вздернула голову. Она — Дэниелс, напомнила она себе, а Дэниелсам не занимать ума и хитрости, чтобы справиться с таким пустячным испытанием, как обед за роскошным столом.

Строго и вместе с тем изысканно одетые, Байрон, Эзра и Маделайн ждали их в дальнем конце огромного обеденного зала. Уитни почувствовала, что Гарнер еще крепче сжал ее руку, и ее воинственный настрой слегка дрогнул. Значит, он не верит, что она сможет вести себя достойно и прилично. Он ее не хочет и не доверяет ей. Подавляя уныние, она гордо выпрямила спину.

Утренней встречи словно не бывало, все вели себя со сдержанной вежливостью, когда Байрон распределял места за столом. Уитни незаметно оглядела накрытый стол и с трудом скрыла свою растерянность при виде множества столовых приборов, сияющих на белоснежной скатерти, и высоких хрустальных бокалов у каждой тарелки. Ее усадили напротив Гарнера и рядом с Маделайн, которая недоверчиво косилась на жену кузена и демонстративно отстранялась. Когда появились слуги, облаченные в синие с золотыми галунами ливреи, и стали прислуживать господам, Уитни напрягла всю свою наблюдательность.

Блюда следовали одно за другим: холодные закуски и суп, пудинг… К тому моменту когда подали жареную рыбу, Уитни уже окончательно освоилась за столом. Хотя обстановка и не была для нее привычной, благодаря своей сообразительности и воспоминаниям о рассказах тетушки Кейт, которая с увлечением описывала ей малейшие подробности образа жизни светского общества и пышные приемы во времена, когда она жила в Аллентауне, Уитни на удивление непринужденно орудовала тяжелыми столовыми приборами из серебра, не подавая вида, что чувствует, как откровенные взгляды изучают ее одежду, незатейливую прическу и особенно манеры. Ей было жалко при мысли, что, может быть, ей не представится случая отблагодарить тетушку Кейт за преподанные ею уроки.

— Что ж, — произнес Байрон, барабаня пальцами по своему бокалу и останавливая взгляд на сыне. — А теперь послушаем о твоих успехах на границе. Ты должен дать нам отчет о своих… приключениях. — Он изобразил на лице кривую улыбку, обратив ее к Уитни, — слишком короткую и слишком запоздалую, чтобы принять ее за проявление искренней теплоты.