Век - Фред Стюарт

— Ставлю пятьдесят и повышаю ставку еще на пятьдесят.

Серж удивленно приподнял свои густые брови:

— У вас очень много денег, мой друг. Вы не боитесь ходить с ними здесь, в Гринвич-вилидж?

— А я должен бояться?

— Никогда не знаешь, когда тебя ограбят.

— Здесь безопаснее, чем на Уолл-стрит.

— Вы правы.

— Так вы играете?

— Вы вытянули одну-единственную карту и повысили ставку. Одно из двух: или вы превосходно блефуете, или вам здорово повезло. В любом случае для меня было бы глупо повышать ставку. Но, увы, когда речь идет о покере, я — просто дурак. Я повышаю ставку.

Он достал еще пятьдесят долларов.

— Две пары — короли и семерки, — объявил он, выкладывая свои карты.

— Набор червей, — улыбнулся Дрю, открывая свои и подгребая к себе фишки и деньги.

Серж достал золотой портсигар и закурил черную с золотым ободком сигарету «Собрани».

— Что-то подсказывает мне, что я не должен играть с вами в покер, — сказал он, выдыхая дым.

— Сонни говорил, что вы играете в другую игру, с акциями «Америкэн хотел».

— Ах да. — Взгляд василиска метнулся в сторону ван Клифа, потом снова остановился на Дрю. Мистер ван Клиф уверял меня, что вы неболтливый человек.

— Достаточно неболтливый.

— М-м-м… — Он курил «Собрани» и внимательно разглядывал лицо юноши. — Корпорация «Америкэн хотел» очень старая, а ее владельцы неповоротливы. Они — хозяева двадцати трех отелей по всей стране… Буффало, Кливленд, Индианаполис, Сент-Луис и так далее. Отели чистенькие, но скучные. Большинство из них приносит определенную прибыль, но реальную ценность имеет земля, на которой они построены. Многие из них расположены в центре городов, а эти города, как вы, вероятно, заметили, растут очень бурно. Отели эти можно продать подрядчикам для получения баснословных прибылей, однако сегодняшние владельцы в этом не заинтересованы. Они твердят о таких смешных вещах, как «служение городу», «традиционные связи с клиентами»… словом, порют всякую чушь. Я создаю фонд в пять миллионов долларов, чтобы… ну, скажем, взбодрить наш капиталец. Эта старая игра, я уверен, вам знакома. Мы взвинчиваем стоимость акций, скупая их по высокой цене. Потом, когда простаки передерутся между собой, чтобы попасть в лифт, идущий вверх, мы сбрасываем наши акции, продаем их по бросовой цене и получаем прибыль по второму разу, когда лифт спустится вниз. Я рассчитал, что за месяц мы сможем утроить наши деньги.

— Сонни сказал, что за три.

— Мистер ван Клиф по натуре консерватор. А я, как вы убедились, не консерватор. Я вкладываю в это дело собственные полмиллиона и, естественно, руковожу всей операцией. Вот список людей, которые уже вложили деньги. — Он достал лист бумаги из кармана пиджака и протянул Дрю. — Вы видите, здесь очень солидные имена. Две акции по пятьдесят тысяч долларов еще свободны. Если ваша удача в покере может быть показателем удачи в бизнесе, мы были бы рады видеть вас среди тех, кто отправится в лифте наверх.

— Это редкий шанс, Дрю! — засуетился Сонни.

Серж рассмеялся:

— А вот и назойливый посредник! Мистер ван Клиф, позвольте сообщить вам кое-что о том, как следует выманивать деньги у инвесторов: Doucement[67]. Dolce, conamore[68]. Никогда не давите на них, особенно если вы пытаетесь уговорить их вкладывать деньги в личность, подобную мне, с такой восхитительно скандальной репутацией. Я уверен, что у мистера Декстера масса сомнений, подозрений… особенно из-за того, что его отец, драгоценный мистер Виктор, является столпом финансового мира. Полагаю, мистер Виктор не будет в большом восторге оттого, что сын его связался с сомнительным Сержем Виттгенштайном, а, Дрю?

Дрю не ответил. Он изучал список инвесторов, которые, без сомнения, были владельцами крупных компаний.

Серж глянул на свои часы «Картье».

— Боже мой, уже половина четвертого. Мне нужно ехать домой. — Он неуклюже переступал своими лакированными ботинками огромного размера. — У меня назначена встреча за завтраком в «Плаза», на которую, без сомнения, я не попаду. Я наказываю себя физически и, вероятно, умру молодым, но зато какое удовольствие мы получили! Был страшно рад познакомиться с вами, Дрю. Если вы достаточно рехнулись, чтобы войти в мой фонд, можете позвонить мне в следующий понедельник по этому телефону. — Он протянул свою визитную карточку. — И разрешите мне напомнить вам: осторожность! Но это ведь само собой разумеется, не так ли? Счастливо оставаться, джентльмены.

Серж вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Сонни спросил:

— Ну разве он не личность?

— Да, и он не стесняется своей репутации. Разумеется, все это — часть представления: внушить доверие тем, что открыто говорит о своих сомнительных качествах.

— Но ты заинтересовался этим делом? — продолжал приставать Сонни.

Дрю встал:

— Может быть. Я должен подумать. И запомни, чему тебя учил Серж: не будь таким настырным. Господи, уговорить смертника в тюрьме застраховать свою жизнь тебе явно было бы не под силу.

Он вернулся на своем «мерседесе» в верхнюю часть города, на Шестьдесят вторую Восточную улицу, где в прекрасном особняке между Второй и Третьей авеню снимал два нижних этажа за две тысячи четыреста долларов в год. В то время, когда жилье было дешевым, ренту назначали сразу за год, а не помесячно.

Сначала Дрю зашел в кухню на первом этаже, потом поднялся в спальню раздеться. В интерьере его квартиры чувствовался хороший вкус, который Дрю унаследовал от матери, но в спальне царил холостяцкий беспорядок, повсюду была разбросана одежда. На стенах висели десятки фотографий кинозвезд и спортивных знаменитостей, Бэйб Рут соседствовала с Кларой Боу.

Он разделся, улегся в постель, выключил свет и стал размышлять о Серже Виттгенштайне и его бешеных деньгах. Частью бракоразводного договора Виктора и Люсиль было учреждение кредитного фонда в миллион долларов для каждого из троих детей. Дрю использовал деньги фонда, чтобы обеспечить себе роскошную жизнь, чего он не мог позволить на свое скудное жалованье в банке. Но у него не было сейчас пятидесяти тысяч долларов из фонда, не мог он и занять такие деньги у банка, не поставив в известность отца. У Дрю не было иллюзий насчет реакции Виктора, которая последует, если он узнает, что его сын вкладывает деньги в один из сомнительно известных фондов Сержа Виттгенштайна.

Дрю относился к Виктору со смешанным чувством. Одна его половина восхищалась великой американской историей успеха отца, его власти и богатства. Другую его половину раздражали менторский тон и решимость Виктора сделать так, чтобы его сын не превратился просто в богатого папенького сынка, чтобы у него закалился характер и появилось чувство ответственности. Дрю вспомнил инцидент десятилетней давности, когда он украл моторную лодку и вызвал у отца взрыв гнева. Он знал, что работа в дорожной бригаде пошла ему на пользу и, возможно, помогла выработать «характер», но он все равно ненавидел ее. Теперь в банке история повторилась. Виктор заставлял его начать карьеру с самого низа и подниматься вверх. Если что-то случалось, он был более суров с Дрю, чем с другими. Это вызывало у него раздражение и ярость; получалось, что быть сыном президента банка являлось чуть ли не недостатком. Виктор был богат — его состояние оценивалось почти тридцатью миллионами долларов, — но Дрю хотел быть богаче отца, хотел превзойти его. «Однако если я буду таким же неповоротливым консерватором, каким оказался отец, едва ли я стану богаче», — рассуждал Дрю.

У него было около шестидесяти тысяч долларов в государственных облигациях, полученных в наследство от тети Эллиот. И он решил продать их и немного «разгуляться».

В следующий понедельник вечером Серж Виттгенштайн, живший в роскошном пятиэтажном особняке в норманнском стиле в районе Пятидесятой Восточной улицы и оттуда же руководивший своими операциями, позвонил в Бруклин. У человека, который ответил на звонок, был мягкий, с итальянским акцентом голос.

— Декстер вложил деньги, — сообщил Серж.

На том конце провода долго молчали. Серж мог слышать, как дышит его собеседник. Потом тот произнес:

— Хорошо. Держи меня в курсе дела. — И повесил трубку.

Глава 30

Это был аристократический особняк XIX века в Сент-Льюк'с-плейс в Гринвич-вилидж. Дрю нажал звонок, подождал, наблюдая за детьми, играющими в спикбол[69]. Дверь открыла Милли. Она была в голубой юбке и белой блузке и босая.

— Мне нравится ваш новый дом, — сказал он, входя внутрь, — но он немного отличается от Саттон-плейс.

— Дом принадлежит родителям Элли Сэйбрук, но они сейчас в Европе, поэтому Элли разрешила мне здесь пожить, пока не найду квартиру.