Новый Мир ( № 7 2006) - Новый Мир Новый Мир

1 Шмеман Александр, прот. Литургия и жизнь. М., 2002, стр. 154.

2 “Христианин это тот, кто — куда бы он ни направил свой взор, повсюду находит Христа и радуется, и эта радость преображает все его человеческие планы, решения, поступки и всю его жизнь превращает в миссию: в возвращение мира Тому, кто есть Жизнь мира” (Шмеман Александр, прот. За жизнь мира. N. Y., 1991, стр. 103.

3 Шмеман Александр, прот. Исторический путь православия. Paris, 1985, стр. 7, 8.

4 Шмеман Александр, прот. Исторический путь православия. Paris, 1985, стр. 244.

5 Шмеман Александр, прот. Введение в литургическое богословие. М., 1996, стр. 245 — 246.

6 Справедливости ради надо заметить, что, судя по “Дневникам”, о. Александр читает не только “третьесортных” французов, но и Леона Блуа, Габриэля Марселя, Франсуа Мориака, Жака Маритена, Эммануэля Мунье — цвет французской религиозной мысли XX века. (Примеч. от редакции И. Роднянской.)

7 Шмеман Александр, прот. Евхаристия. Таинство Царства. М., 1992, стр. 5.

8 См. иное впечатление о “Дневниках” о. А. Шмемана в “Книжной полке” Майи Кучерской (“Новый мир”, 2005, № 4). (Примеч. ред.)

Женский крест

Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. Составитель Павел Проценко. Нижний Новгород, Издательство Братства во имя св. Александра Невского, 2004, 608 стр.

Эту книгу можно читать разными глазами. И реакция на чтение, наверное, может быть разной. Новый труд современного церковного историка — а до выхода “Мироносиц...” П. Проценко закрепил себя в читательском сознании помимо издательских акций двумя значительными книгами1 — дошел в 2005 году до прилавков “светских” книжных магазинов, был отрецензирован не только в церковной, но и в мирской прессе, стало быть, доступен всем: и просвещенным верующим, и новоначальным, и атеистам. Книгу приветствовала и “либеральная”, так сказать, “оппозиционно-агностическая” печать. Она объективно пришлась всем по душе.

И в этом есть справедливость: издание отлично структурировано, четырем большим разделам, состоящим из тщательно подготовленных документальных и художественных текстов, предшествует обширная вступительная статья, наличествуют примечания и комментарии, на всем здесь лежит печать труда. Хороша и рассудительно-просветительская интонация вступления — это не богословский, но скорее исторический очерк о судьбах русских женщин, проводящий — через проблематику “женского вопроса” в России — к тем, в чьих руках держался на протяжении всех времен и эпох светильник веры. В этой статье “Отверженные и любящие: мироносицы в эпоху ГУЛАГа” составитель настаивает на том, что благодаря то выраженному, то невыраженному “христианству семей” этот светильник чаще всего держали именно женские руки. И он, и благодарные рецензенты напоминают, ссылаясь на евангельское повествование о земной жизни Христа, что и тогда, когда дрогнули апостолы, жены-мироносицы, бывшие при Его земной кончине, сохранили верность Спасителю.

“Недаром в Православии XX века, — сообщает М. А. Журинская, главный редактор православного богословского журнала „Альфа и Омега”, — название мироносиц перешло на верных и твердых христианок, служивших Церкви даже до смерти ”. Я пока не знаю, насколько оно “перешло”, это название. Все-таки евангельское определение есть слово из Священного Писания, и мне понятнее его употребление в иных контекстах в качестве поэтического образа. Например, в разговоре о святости и ее примерах. Но что есть такой разговор?

Книга вышла в тревожное время, когда из всех динамиков и со всех телеэкранов нам трубят о том, чтобы мы не забывали, что Церковь-де, что “РПЦ”, — мол, прежде всего институт, один из сегодняшних рычагов государственности. Нам кричат, представьте, о фарисействе, о ханжестве. Нас как будто предупреждают: “не ходите!”, современному человеку там делать нечего, там либо косность, либо реакция. А уж если пошли, то хоть по крайней мере держитесь “продвинутых” священников, коих, конечно, горстка, но они же интеллигентные люди… “Хоть и священники”.

Дошло до того, что две телевизионные “учительницы злословия” пригласили к себе настоятеля храма, где окормляется главным образом та самая интеллигенция и, кстати, автор этих заметок, — и, как бы сказать, выставили его зрителю в выгодном для себя свете. Вот как это делается. На протяжении всей передачи православный священник пытается своей любовью успокоить их “праведный гнев” против официоза “РПЦ”, недружелюбных церковных старушек, угрюмых прихожан и вообще всего неудобного для наших дам в этом самом церковном мире, где церковь им без конца, выходит, должна . Его любовь и милосердное примирение оказываются впереди их гнева. “Учительницы”, по-видимому, что-то такое чувствуют. И они в дополнительном небольшом интервью, возможно, даже специально уговаривают священника “для пользы дела” констатировать “недостатки”, уж не знаю. …Итак, передача заканчивается, ведущие отговорили наконец свои кухонные “впечатлизмы”, теперь должны пойти титры… И тут батюшка появляется перед камерой вне студии и, как мне кажется, чуть ли не сдавленно говорит о том, что в нашей современной церковной жизни есть изъяны — не то чтобы отталкивающие людей, но мешающие сближению верующих и только приходящих в церковь. Конечно есть! “Недостатки культуры”. Об этом и Патриарх говорил не так давно. Но почему у меня возникло чувство неловкости, и не у меня одного? Не потому ли, что за этим искусным монтажом стоит эфирное зарево уязвленности наших телевизионщиц, плохо замаскированной под объективность? Но — пойди объясни. Да и неужели всякий так уж сразу примет призыв помолиться за ворчливую старушку, цыкнувшую на нас у свечного ящика?

А еще я недавно узнал, из восторженной рецензии на книгу дневников православного священника, что Православие, оказывается, “проиграло культуру”. Так и написано, черным по белому, — “проиграло”.

Наконец, на днях одно прогрессивное издание попросило меня отрецензировать замечательную книгу Ины Кузнецовой “Зона милосердия” (воспоминания врача, отработавшего три года в спецгоспитале для военнопленных немцев). А я, памятуя, что недавно вышла рассудительная (тщательно замаскированная под толерантность) статья о “всеобщем проигрыше” Православия, зачем-то полез к редактору отдела с вопросами. Ничего, мол, если я укажу в рецензии для вашего издания, что врач-то наша — верующая, хоть и не говорит об этом почти нигде?.. Что это важная часть ее жизненного и профессионального поведения… Что это просверкивает в книге. Как же там встревожились! Мне даже звонили болельщики за книгу — с уважительными напоминаниями о клятве Гиппократа, что это-де главное.

Пять лет назад в рецензии на повесть А. Нежного публицист Валерий Сендеров писал в “Новом мире”: “…Еще долгие десятилетия историки будут раскапывать все новые судьбы: век был богат на героев и палачей. И раскопкам этим будет, возможно, сопутствовать успех: прагматическая эпоха ценит точность фактов. Но не эпоха ли ставит под вопрос само качество интереса к такой конкретике? Ведь нынче легко представить себе, что книга о священномученике Вениамине, митрополите Петербургском, будет иметь в нашем обществе тот же успех, что и жизнеописание известного реформатора и либерала — Лаврентия Павловича Берии. Равнодушно-одинаковым взором будет заглядывать в эти труды постобразованец — почему бы и нет? Разве и то, и другое — не часть нашей героической истории? А коли возникнут споры о каких-то там нравственных оценках — подытожить их несложно, есть безотказный демократический критерий: мнение большинства. Подлинный интерес к предмету предполагает, однако, любовь к правде, независимую от этого критерия…”2

Это еще один штрих к той тревожности, о которой я помянул выше.

И последнее замечание. Наша церковь не как институт, но живой организм находится в ситуации, которую одни называют кризисом, другие — испытанием, а третьи — необходимым попущением Господа по нашим грехам. Тут и проблема перевода/не перевода на русский язык богослужебных текстов, и упрощение служб, и споры об экуменизме… Мы слышим о протестантских веяниях и обязательной катехизации, о “новом сергианстве”, “феномене общей исповеди” и прочем. Или, с другого края, — о самочинном “прославлении” Ивана Грозного и Григория Распутина. Словом, скажи, в какой ты храм ходишь, и я скажу, кто ты. А происходит это все, заметим, внутри одного и того же российского Православия. Однако недавно вышло новое издание книги поэта Александра Зорина об отце Александре Мене3. И там появилась весьма примечательная дополнительная глава: Зорин рассказывает о своем нелегком впечатлении от посещения одного “ортодоксального” православного храма. Я, так случилось, знаю, о каком храме идет речь, меня там крестили. Что ж, нелегкое эмоциональное впечатление понятно: грубоватые слободские прихожане, тесно, душно, консервативно, батюшки без высших университетских образований, знания языков и прочих филологических тонкостей. Не тонкие. Но вот автор неожиданно начинает благодарить за этот день. Знаете, за что? За дарованную возможность смирения. А где смирение, там, как мы слышали, и Божественная Благодать.