Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разлив мутное пойло, Матеуш, скрывая отвращение, отсалютовал собутыльнику кружкой и лихо вылил содержимое себе в горло.
— Ваше здоровье!
Едва не поперхнулся, на глазах выступили слёзы — так продрало до самых кишок от дрянной выпивки. Закусил скорее гороховой колбасой. Шубин смотрел с интересом, молчал.
— Меня зовут Антуан Лебрё, — представился Маттуеш по-русски, — за прошедшее время в языке он поднаторел настолько, что уже был в состоянии разговаривать с московитами на их наречии. — Я привёз для вас письмо, господин Шубин.
Брови красавчика изумлённо взметнулись вверх, но Матеуш не дал ему заговорить — быстро продолжил:
— Сейчас я отдам его вам, а завтра в это же время буду ждать в таверне у подножия башни Лёвеншеде: той, где на крыше флюгер — выгнувшая спину кошка. Там всегда полно народа, легко затеряться в толпе. Постарайтесь прийти туда один, мне надобно говорить с вами с глазу на глаз.
И Матеуш быстрым движением бросил на колени прапорщику запечатанную сургучом бумагу, после чего поклонился, не спеша вышел из заведения и зашагал в сторону постоялого двора.
* * *
— В Москву мне уж не вернуться. — Шубин понурился, и Матеуш вновь подлил ему венгерского. Вино было дрянное, хоть и стоило, как Кло-де-Вужо[118] из виноградников Филиппа Смелого, однако ничего лучшего в этом заведении не подавали.
Собеседник уже битый час рассыпался в благодарностях — Матеуш не торопил, слушал участливо и почти безмолвно, лишь изредка вставлял сочувственные реплики. Бывший гвардеец не то быстро захмелел, не то просто истосковался без возможности побеседовать о своей зазнобе и пожаловаться на злодейку-судьбу, в общем, говорил не останавливаясь. Не слишком складную легенду о знакомстве с Берсеневым заглотил, как и его любезница, не задумываясь. Кажется, он не особо слушал, и когда Матеуш повествовал о своей «коммерции». Из сказанного заинтересовался только одним:
— Стало быть, вы нынче едете в Лион, а после снова воротитесь в Москву? А не возьмётесь ли передать ответ? Буду вечный вашей милости должник!
И стоило Матеушу изъявить согласие доставить послание, как он окончательно сделался в глазах красавчика другом и благодетелем, и тот пустился в разговоры и воспоминания уже не тушуясь. К концу второй бутылки откровенность собеседника достигла той грани, за которой уже можно было осторожно подводить его к интересующему Матеуша вопросу.
— Отчего вы полагаете, что не вернётесь? Послу́жите пару лет здесь, а там, глядишь, и опала забудется…
— Вы не понимаете… — Шубин грустно усмехнулся. — То не меня наказали — любушку мою. Господи… Как же я по ней соскучился! Если бы вы знали… И ведь понимаю, что больше не свидеться нам никогда, а душа никак поверить не хочет…
Волоокий взор подёрнулся влажным туманом, а в голосе зазвучала такая мука, что Матеуш невольно ему посочувствовал.
— Полно вам, Алексей Яковлевич, — он мягко потрепал безвольно упавшую на стол руку, — жизнь длинная, всякое может случиться…
— Нет-нет, сударь, я знаю. Сердцем чувствую… — Он сжал зубы и тряхнул головой — лента, стягивающая волосы, соскользнула, и светло-русые кудри живописным каскадом рассыпались по плечам. — Скажите мне по правде… Как она? У неё… есть кто-нибудь?
Последние слова он выдавил с усилием и поднял на Матеуша полные боли глаза. Тот с сочувствием, почти непритворным, покачал головой.
— Я в конфидентах Её Высочества не состою, Алексей Яковлевич. Откуда ж мне знать этакие приватности? Но господин поверенный, месье Маньян, говорил, что Их Высочество уж скоро год, как в ипохондрии пребывают — ни в театр, ни на охоту не выезжают и у себя праздников затевать не изволят. Со мною они были ласковы и очень радовались, что могут эпистолу вам передать.
Матеуш невольно усмехнулся про себя — вот ведь неисповедимы политические тропы: чистую правду сказал, ни словом не солгал.
На лице собеседника промелькнула радость, но тут же померкла.
— Лучше б она меня вовсе позабыла! Неужто тоже терзается, как и я? Бедная моя, бедная…
И уронив голову на руки, он беззвучно заплакал.
— Не отчаивайтесь, сударь! — Матеуш придвинулся к прапорщику вплотную, невольно морщась от густого винного духа, и произнёс шёпотом: — Любой человек в силах сам ковать своё счастье, надобно лишь осмелиться и взять судьбу за рога!
— Господи, о чём вы… — выдохнул Шубин и сердито отёр со щёк слёзы. — Какое уж тут счастье… Кабы не была она царской дочерью, я б её выкрал, увёз и обвенчался с ней. А так…
— Ну и обвенчайтесь!
— Вы не представляете, о чём говорите… Её сей же момент отправят в монастырь, а меня на плаху. Никто не позволит цесаревне выйти замуж за простого дворянина.
— Я слыхал, что сестрица государыни, царевна Прасковья Ивановна, была обвенчана с генералом Мамоновым.
— Мамоновы от Рюрика произошли — древний, почтенный род, с ними и царской дочке венчаться не зазорно, — вздохнул собеседник. — И потом, — он понизил голос, — одно дело родная сестрица, убогая, болезная и покорная, ровно сенная девка, а вовсе другое — двоюродная, причём лишь наполовину, да к тому ж молодая красавица… Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.
— Можно быть быком и ждать, когда тебя отведут на скотобойню, а можно стать Прометеем и вырвать из рук Юпитера огонь!
Шубин уставился на него в изумлении.
— Бегите! Возьмите свою возлюбленную и скройтесь за границу! К примеру, во Францию. Я чаю, король Людовик сочувственно отнесётся к своей багрянородной сестре, лишённой трона, даст ей кров и стол, а вы храбрый офицер и сможете служить своей шпагой французской короне не хуже, нежели российской.
Матеуш, напряжённо следивший за лицом Шубина, увидел, как вспыхнули его прекрасные глаза и резко побелело раскрасневшееся от вина лицо.
— Я помогу вам, — тихо проговорил Матеуш. — Отвезу ей письмо, да и за границу, коли будет надобно, выехать пособлю.
----------------
[118] Сорт дорогого красного бургундского вина.
* * *
Матеуш не верил своим ушам. Вчера они с Шубиным составили целый план побега, обговорили детали, всё продумали и наметили.