Феникс (СИ) - Колышкин Владимир Евгеньевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Наверное, - отвечает запыхавшаяся партнерша, двигаясь в противофазе.
- Что значит - "наверное"?!
- Да-да-да! - орет она в экстазе.
- Нет, он, вообще-то, ничего, мой Додик, - откровенничает она, намыливая мне спину, когда мы, закончив сексуальные упражнения, перешли к водным процедурам. - Хороший добытчик, все - в семью, тут я довольна... Но как любовник он слишком предсказуем. Он, как и большинство мужчин, не понимает, что женщина любит спонтанный секс. И как запрограммированный робот - строго раз в неделю и всегда в одном и том же положении... Не скажу, чтобы он не пытался импровизировать. Но посуди сам: нам потребовалось пять лет супружеской жизни - ПЯТЬ ЛЕТ! - чтобы наконец-то сменить позицию. В этом отношении он тебе не конкурент. В тебе сразу чувствуется хватка опытного мужика. Ты знаешь, как обращаться с женщиной, чего она подспудно хочет... ожидает...
У меня нет желания ее разочаровывать, и потому я не стану ей объяснять, что я мало чем отличаюсь от ее Додика в этом плане, что я так же скучен и однообразен, как большинство мужчин. Потому что заниматься сексом с фантазией, значит впустую тратить драгоценную энергию либидо, для творчества уже ничего не останется. К сожалению, ресурсы энергии у человека не безграничны. Приходится делать жесткий выбор: направлять ли божественный мужской гармон - тестостерон - на акт совокупления или на акт творческий. И я мужественно промолчал.
Я безгласно внимаю ее похвалам в свой адрес и накапливаю энергию для второго раунда. Ибо золотое правило мужчины-любовника гласит: в первую встречу ЭТОГО должно быть много. Как минимум два раза, иначе женщина вас будет презирать.
Окончив обязательную исповедь и получив от меня индульгенцию, она вновь спешит грешить. Она усаживается на пластмассовый поручень, что проходит, изгибаясь, вдоль всей душевой кабинки. Бедра женщины сами собой раздвигаются. Зеленоватые (блядские) глаза Калерии приглашают заняться на этот раз чистой любовью. Вздохнув, я делаю шаг вперед. И сразу попадаю в капкан ее ног, крепко сомкнувшийся за моей спиной.
Второй раунд длится долго, как и весь этот день. После чего мы тепло прощаемся. Довольная Калерия поскакала к своему угасшему очагу. За углом ее кто-то останавливает и что-то от нее требует. "Не будь смешным, Додик, - смеется Калерия. - Тоже мне, лысый Отелло нашелся!" - "А почему у тебя халат запачкан грязью?!" - вопит негодующе лысый Отелло. "Потому что аврал был, а я ответственное лицо!" - "Аврал объявлялся для мужчин!" - "А чего же ты тогда дома сидел?" - "Ты же меня сама не пустила!" - "И правильно сделала, еще простудишься... Давай, Отелло, пошли домой, а то я тебе сейчас так надездемоню... будешь знать, как меня подкарауливать..."
Что же это у меня за стезя такая - чужих жен отбивать, огорчаюсь я, добром это не кончится. Предчувствие меня не обмануло.
На утро нас с Владленом арестовали.
Глава семнадцатая
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})УЗНИКИ
Пренеприятное положение-с!
Лермонтов, "Герой нашего времени"
На седьмой день Бог, как известно, отдыхал и завещал людям делать то же самое. И у нас в колонии на седьмой день после Прибытия был объявлен выходной день. Стало быть, новое летоисчисление - хотя бы и неофициально - принято.
Хорошо в погожий воскресный денек погулять по городу или побродить по дорожкам парка, посидеть на скамеечке в тихом скверике или с мольбертом отправиться на пленэр. Все доступно свободному человеку. И не всегда он это осознает и ценит. Но стоит только человека посадить в каталажку, как он тут же понимает, каких лишился благ.
После общей гимнастики, которая не отменялась ни в какие дни, я намеревался сделать пейзажные наброски, выбрав самые интересные уголки природы вокруг нашей космической баржи - аванпоста человечества на этой планете. У Владлена тоже были свои планы относительно выходного дня.
Собравшись выходить, Владлен толкает плечом дверь, но она не поддается. "Что, мало каши ел?" - смеюсь я и, радуясь случаю продемонстрировать мужское превосходство, ударяю в дверь рукой, но лишь отбиваю ладонь. Разгорячась, я чуть не повредил себе плечо. Владлен вовремя меня останавливает. "Все ясно, - произносит он упавшим голосом, - нас заперли".
Может быть, ему и было ясно, но лично я не черта не понимал. Кому пришла в голову такая дурацкая шутка, или это чья-то месть? Если это Паши Засохина мелкая пакость, то я ему разобью всю морду.
Мы уже с яростью колотим руками и ногами в металлическую, обшитую пластиком дверь, поднимается невообразимый шум. Вдруг ручка поворачивается и наша дверь отворяется. Заходит охранник Василий (не знаю, как его фамилия), одетый во всегдашнюю свою форму. Охранник зол и нервно бьет дубинкой по своей открытой ладони.
- Допрыгались, голубчики, - говорит он, хищно так улыбаясь; после чего объявляет нам, что мы взяты под домашний арест, и нашу участь, которой он, Вася, не завидует, решит суд.
- За что? - задаю я сакраментальный вопрос заключенного.
- За все, - отвечает он мне столь же лаконично.
- Это произвол! - кричим мы и прем на тюремщика.
- Сидите тихо, иначе поколочу дубинкой, - говорит охранник совсем уж не товарищеским тоном. - Вы мне весь выходной испортили, поганцы. Охраняй тут вас..."